Если вдруг будут мысли, кто лазил в шахту, наберите сами знаете куда, бросил он на ходу. Спросите Олега Главко.
Оставшись один, я посмотрел на часы. Время ужина.
Сука!
IV
Заходят как-то коммунист, капиталист и социалист в рюмочную
Лёлик, помолчи, резко оборвал Дима. Дай подумать.
Мы курили на подоконнике четвертого этажа и старались не замечать дурачка, копошившегося в углу.
В чем разница между этим психом и теми, что отдают идиотские приказы? Один нюхает мусор, другой может расстрелять тебя за неповиновение. Мысли об отце снова захватили меня. Я почти ничего о нем не знал. Лишь то, что он погиб из-за очередного дурацкого приказа «сверху».
Интересно, насколько сверху? Сколько лифтов нужно сменить, о сколько лестничных проемов стоптать ноги, чтобы встретить их? Тех, кто отдает приказы ликвидаторам, чекистам, дружине Есть ли там хоть кто-нибудь?
Одно я знал точно: однажды это место погубит не дефицит, голод и равнодушие. Не слизь и не жуткие твари из заброшенных коридоров. Даже не Самосбор. Это будут идиоты.
С братом мы бежали от суматохи, которая воцарилась на шестом.
Шесть тюбиков биоконцентрата, кило сухарей, четыре сухих брикета. Полина пересчитывала наши скромные запасы. Если разделить на троих, минимальными порциями, хватит на четыре дня максимум. Что делать дальше, я не знаю.
Она замолчала, поставила точку. Помню, как смотрел на нее и ждал хоть слова. Обвинения в предстоящей голодовке? А может, мне хотелось услышать, что мы все сделали правильно, все не зря и того стоило? По лицу этой женщины никогда не возможно понять, гордится она тобой или упрекает. Полина молчала.
Дима сидел на краю табуретки, грыз губы и думал о чем-то своем.
Нам авэпэшку заварили? В квартиру влетела растрепанная Алина. Что происходит-то, а?
Девушка, не разуваясь, бросилась к холодильнику, достала пару тюбиков биоконцентрата.
Это все, что у меня есть. Глаза ее остекленели. И на работе аппарат сломан, через раз талоны зажевывает.
Казалось, Алина вот-вот расплачется, но уже спустя секунду подступающие к глазам слезы испарились от жара вспыхнувшего в зрачках злобного огонька.
Сволочи! И кто такой этот Олег Главко, побери его Самосбор? Она достала из кармана сложенный листок с призывом выдать нарушителей карантина. Оказалось, такие подбросили в каждый почтовый ящик на этаже.
Я кратко повторил рассказ о встрече с кожаной курткой. Алина скомкала бумажку и бросила в урну.
В жопу пускай себе засунет. Села на табуретку, привычно вытянула уставшие ноги. Придется опять глазки Петру Семенычу строить. Это с работы моей мужик. Он хороший, запасливый. Подкармливает меня. И квартира у него просторная. Как жена его умерла, так он в ней один живет Что?
Девушка осеклась, заметив наши взгляды.
Я ему руки распускать не позволяю! Друзья мы. И почему-то с вызовом посмотрела на меня.
Чем тут так воняет? опомнился Дима. Вова, мать твою!
Из Ирининой комнаты в одних трусах вышел бывший ликвидатор, стрельнул у меня папиросу и застучал дверцами кухонных шкафчиков. Протез его продолжал болтаться бесполезной железякой.
Отвратительно, скривилась Алина от вида рваных семейников.
Ага, буркнул Вова, отыскав металлическую воронку. У меня там бутыль на подходе. Десять литров! У барыг на жратву сменяю, так что мы с Иришкой протянем. А вы тут с голоду пухните, и даже не просите потом. Догеройствовались, мать вашу.
А затем из коридора послышалась первая ругань.
Пока я пялился в окно, Димка закурил третью. Подумать только, это я подсадил старшего брата на махорку.
Мы думали об одном: на что пойдут люди в условиях дефицита. И дело даже не в Алине или Вове, я не брался их судить. Остальные тоже выкрутятся, приспособятся к тяжелым временам, как это обычно бывает: затянут потуже пояса, пойдут побираться или одалживать по другим этажам, у родственников или знакомых, будут выменивать пайки на последние сбережения у барыг с Гнилонета. Но найдутся те, кто плюнет на это и начнет искать виноватых. А после, превозмогая спазмы голода, потянется к телефонной трубке. С надеждой, что хотя бы им уж точно сделают поблажку.
Вот только поблажек не будет.
Сколько у нас времени, прежде чем терпение соседей кончится? Пара дней? Неделя? Уже сейчас, возвращаясь с работы, голодные и уставшие, они видят заваренный аппарат, и руки сжимают найденную в почте бумажку от Главко.
Итак, кто еще, кроме наших, знает? Я решил, что пора озвучить общие мысли.
Тетя отпала сразу. Вовчик с Ирой тоже вне подозрений, им не с руки связываться с чекистами. Мы до сих пор не знаем, насколько легально тельняшка проживает в этой квартире. Алина? За последние пять циклов нам вроде удалось поладить. Хотелось бы верить, что для нее это что-то да значит.
Если только мелкие. Ну и родители их, конечно, пожал плечами Дима.
Здесь сложнее. Как предсказать, во что может обернуться их вчерашняя благодарность, когда детей станет нечем кормить?
Пока ты ждал с веревкой наверху, тебя кто-нибудь видел?
Ну-у Только этот ошивался. Он всегда здесь ошивается.
Мы посмотрели на Лёлика. Тот сосредоточенно ковырялся в носу, не обращая на нас внимания. Еще один ненадежный язык.
Надо что-то делать. Дима подвел черту. Сказал с такой уверенностью, будто уже знал, как нам достать еды на ближайшие две недели. В идеале для соседей тоже. Жующие рты меньше болтают.
АВП-11 стояли почти на каждом жилом уровне, но встроенный ограничитель не позволял использовать их по талонам с других этажей.
Мужики на заводе болтали, что кому-то удавалось обойти ограничение по талонам. Может, наш однорукий ликвидатор знает больше?
Сам в это веришь? Дима усмехнулся. И в то, что он станет нам помогать? Снова?
Нет.
Четвертый и пятый отпадали сразу, с ограничителем они сами едва могут прокормиться. Забираться выше седьмого, туда, где никого не знаешь, слишком опасно, к тому же вызовет лишние подозрения.
Седьмой? предложил я без особого рвения.
Единственный этаж на моей памяти со сломанным аппаратом.
Ага, и от Сидоровича пулю схватить. У него ж обрез!
В авэпэшке на седьмом можно было получить паек не только с талоном другого этажа, но и вообще с любым: просроченным, дефектным и даже, поговаривают, поддельным. Чем в свое время не постеснялись пользоваться все, кому не лень.
Пока один из местных, полоумный старик Сидорович, не прикрыл лавочку для всякого рода сомнительных личностей, которые, бывало, даже из других блоков приходили к чудо-машине. Дед забаррикадировал этаж, пропуская лишь его жильцов, и с завидной точностью отстреливал остальных. Где он взял ствол, оставалось загадкой.
Димка встал с подоконника, прошелся вперед-назад, нервно вытирая ладони о штаны. Замер в нерешительности.
Есть ведь еще вариант, правда?
Я ждал, пока брат разовьет мысль.
Зачем нам бегать по этажам в поисках пары тюбиков безвкусного месива? Если внизу ждет куча таких баночек с тушенкой! Ты же слышал, что сказал Славик. До потолка!
Прыг.
Нет, отрезал я.
Скок.
Но почему?
Дима, ты совсем дурачок? Мы из-за этого и оказались в заднице. А ты хочешь попасться еще и на контрабанде, чтобы наверняка?
А какой у нас выбор? Тараканов жарить? Рано или поздно все-равно кто-нибудь сдаст. Так хоть можно было бы жратвы на всех натаскать.
Внизу опасно, Дима! втолковывал я, как ребенку. Один раз повезло, но это не значит, что фортанет дважды. Там там точно что-то было.
Димка молчал, тревожно покусывая губы. Конечно, я рассказал ему то, о чем умолчал перед остальными. Всегда рассказывал. Доверял брату все свои страхи и обиды. Свою боль. Ему единственному было до них дело среди этого бетона и грязи.
Я рассказал и о звуке мяча, который будто гнался за нами по темным коридорам, и о том, что лифт упал ниже, чем мы думали. Никто из нас не подозревал о существовании минус второго этажа до вчерашнего дня. Даже в кабине кнопки с таким номером попросту не существовало. Подвал так назвал Вовчик это место.
Больше туда ни ногой, твердо повторил я.
Спустимся вместе.
Ага. А на подстраховку кого поставишь? Лёлика?
Да сдалась нам та веревка! отмахнулся Дима. По этой лестнице даже ребенок поднялся! Проще простого.
Я вспомнил шахту и поежился.
Это очень, очень глупая
Да ты послушай! Выйдем после отбоя, так точно никто не заметит. Спустились, набрали тушенки по-быстрому и обратно. Сами сыты и других накормим, а то и сменяем на что полезное, если останется. Заживем по-человечески!
Я подумал об Алене. О дрожащих руках, сжимающих последние тюбики биоконцентрата. О ребятах, которые вчера спаслись, а завтра будут голодать.
Потом перед глазами встала черная кожанка чекиста.
А с тварью той Ну, надо оружие достать.
Оружие? Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
Как думаешь, удастся договориться с Сидоровичем?
Дима, ты меня пугаешь.
Я пристально всмотрелся в брата. В его глазах вновь разгорелись угольки, и озорное пламя, казалось, плясало все безумнее с каждой новой идеей.
Дядьку? Дядьку Сидора? Лёлик вылез из своего угла.
Ну да, мужик с седьмого. Знаешь его? обернулся к умалишенному Дима.
Как не знать? кивнул Лёлик. Он тоже коммунистом был, до того как сюда попал. И дядькой моим, да.
Мы с братом переглянулись.
Какой же он дядька тебе? удивился Димка. Вы же одногодки почти.
И, не дожидаясь ответа, продолжил:
А можешь нас отвести с ним поболтать? Да так, чтобы он не пристрелил нас из ружья своего?
А ты, часом, не шпиён? прищурился Лёлик.
Как можно, товарищ! с напускной обидой воскликнул брат и широко улыбнулся. Ну так как?
Тогда пошли. С нашим человеком поболтать это оно правильно.
Ну что? Решайся! Дима потрепал меня по плечу.
Я снова вспомнил отца. И слова Полины отозвались эхом в голове: «Хочешь закончить, как он?».
Помотал головой.
Ну и сиди тут, раз ты такой трус! вспылил Дима. Пялься в свое окно, вот только там ничего нет и не будет. Слышишь? Хоть глаза все высмотри, туда не сбежать. А я сам справлюсь.
Еще минуту я слушал удаляющиеся шаги в коридоре; снова чиркнул спичкой.
Твою ж
***
Короче, товарищи. За вас племяш поручился, но в гуманитарную помощь я играть не буду.
Сидорович выглядывал через узкую бойницу импровизированной баррикады беспорядочного нагромождения разобранных шкафов, драных кресел и прочей ломаной мебели. Заставленный рухлядью коридор не казался бы такой грозной крепостью без обреза в руках старика. Дуло продолжало смотреть между нами, и это напрягало.
Первое: на этаж никого не пропущу, даже не просите. Голодовка проблема шестого. А по теме вашей есть вариант. Хрен его знает, на кой ляд вам ствол сдался, но я в чужие дела не лезу. Чем расплачиваться будете?
Жратвой! выпалил Дима.
Жратва у меня есть, в отличие от вас. Сидорович усмехнулся в пожелтевшие усы.
Я сейчас не про пайки говорю, а про кое-что совершенно другое. Сделаем дело и увидишь. Гарантирую, тебе понравится!
Хотелось пнуть разболтавшегося брата под ребра, но черные провалы ствола отбили желание дергаться.
Допустим, хмыкнул Сидорович спустя минутную паузу. Это за патроны. Но за ствол хочу нечто более весомое.
Да нам на время только.
Тогда залог. Ценный, не унимался дед.
Как-то это капитализмом попахивает. Разве мы не должны делиться? ляпнул Димка.
Да я вам патроны готов под честное слово отдать, разве то не по-товарищески?
Я уже трижды проклял эту затею и этот разговор. Снял часы и протянул старику.
Автоподзавод, корпус из нержавейки, стекло сапфир не поцарапаешь. Воды не боятся. Циферблат на двадцать четыре часа. Стрелки фосфорные.
Ого, вещь! У Сидоровича загорелись глаза. Он сразу примерил часы на руку. А это что за стрелка?
Таймер. Уже заведен на три минуты. Как слышишь сирены, нажимаешь кнопку и видишь, сколько у тебя осталось времени до Самосбора.
Где надыбал такие?
Я промолчал. Единственная память об отце, представителе одной из самых редких в Гигахруще профессий часовщика. Часы, как единственный способ отделить рабочую смену от времени отбоя, всегда пользовались спросом.
Это залог, уточнил я твердо. С возвратом.
Я ненавидел их как символ цикличности собственной жизни. Но представить себя без отцовских часов не мог.
Ладно-ладно, пробурчал Сидорович. Вернете пушку, оплатите патроны, и получишь свой механизм обратно. Минуту обождите.
И скрылся среди заграждений.
Лёлик, а ты тоже здесь живешь? спросил Дима у нашего психа. Весь разговор тот молча отколупывал краску цвета засохших соплей от стены.
Угу.
Так а чего на четвертом тогда ошиваешься?
Там их лучше слышно.
Я вспомнил, как Лёлик засовывал голову в мусоропровод. Сложно сказать, куда из него попадают отходы, никто об этом даже не задумывался.
Кого? спросил я тихо.
Известно кого! Тех, кто живет внизу Что-то бормочут неразборчиво. Но ничего, однажды мне удастся подслушать. Проклятые капиталисты!
Тьфу на тебя! Дима рассмеялся.
Все еще хочешь туда лезть? Я серьезно посмотрел на брата.
Конечно, я пошел за ним. Мы всё и всегда делали вместе. Огребали тоже. Дурак погубит себя, и, раз уж не получилось его отговорить, проще сгинуть за компанию, чем смотреть потом в глаза Полине.
Сидорович вернулся с еще одним обрезом и коробкой патронов.
Старый ты черт, у тебя второй есть? Я думал, ты свой отдашь, восхитился Дима.
Держи карман шире! Пользоваться хоть умеете? Давай покажу.
Славка разрисовывал пол на лестничной площадке кусочком мела.
Почему ты играешь один? поинтересовался я.
Катька болеет, отмахнулся мальчик. Ой, а что у вас за пазухой?
Ничего, малец. Дима плотнее запахнул мастерку, скрывая обрез. Болеет? А что с ней?
Так мама говорит, я не знаю.
Я присел на корточки рядом.
А Катя ничего не рассказывала после вчерашнего? Она видела внизу кого-нибудь?
Не, она вообще со мной не разговаривает. Лежит и пялится в одну точку.
Мы попросили нарисовать, где он нашел консервы. Оказалось, действительно недалеко, буквально два поворота от лифта до нужного помещения. Дима приободрился.
Вы снова хотите спуститься? Дядя Сергей, возьмите меня с собой. Я больше не испугаюсь, честное слово! Я вам дорогу показывать буду.
Спасибо, дружище, ты и так помог. А теперь для тебя еще одно задание. Я придвинулся ближе и заговорщицки зашептал: Защищай сестру, ты ей нужен. А еще о нашем разговоре ни слова, даже маме с папой. Понял?
Мальчик кивнул трижды для убедительности.
Это будет наш секрет, как у партизан. Знаешь, кто такие партизаны? Нет?
По правде говоря, я и сам не знал, слышал лишь обрывки баек, из тех, что рассказывают старики после кружки самогона. Из тех, в которых ничего не понятно и ничему не веришь.
Вот вернется Серега и расскажет. Дима потянул меня за руку. Пойдем.
Мы дождались отбоя, гоняя кипяток на кухне. По очереди сыграли с Алиной в шашки, и даже выпили по чарке с расщедрившимся Вовчиком его отвратного пойла. Собираться стали быстро и тихо, понимая, что второй раз от Полины нам так просто не ускользнуть. К счастью, тетя вновь была занята утешением нашей соседки.
я чувствую, понимаешь? Будто не моя больше дочь. Она не говорит со мной, ничего не кушает, не спит Глаз не сомкнула, а ведь уже сутки прошли! Смотрит только, внимательно так, аж мурашки берут.
Обрывок разговора долетел из комнаты, пока я проверял вместимость наплечных мешков. Брали самые большие, чтобы за раз побольше унести.
Ну ты сама подумай, какого страху там девочка натерпелась. Тихий голос Полины, казалось, может обволакивать. Сколько времени провела одна в темноте. Дай ей время. Вы сейчас очень нужны своей дочери. Вы с мужем и Славик. Будьте рядом и будьте терпеливы. Давай я тебе еще накапаю.
Это не самое странное. Голос женщины стал тише, пришлось дышать через раз, чтобы расслышать. Помнишь платьице ее, то, серенькое? Пару смен тому она прожгла в нем дыру спичкой, случайно уронила на подол. Я заштопать не успела. А теперь нет ее, дыры той. А я точно помню Мне кажется, что с ума схожу.