Но я сижу, а Богдан говорит:
Зря вы девочку обидели, нехорошо так с женщинами. Хотя, ты не одну Еву обидел, думаю.
Мы не
Замолчи. Я ведь сказал, что разговора не будет, будет монолог. Ева просила суда дождаться, чтобы тогда тебе все рассказать, а не сейчас, но Евы ведь нет. А суд неизвестно когда, подмигивает ублюдок. Так вот: зря вы сделали то, что сделали. Женщины обидчивы, и способны на самую подлую месть. А уж если в этом готов помочь сочувствующий мужчина получится то, что с вами. Понимаешь?
Не совсем, хриплю в ответ, хотя я все понимаю.
Ева знакома с Богданом.
Ева передала ему галстук.
Ева предала.
Девочка обиделась на вас: поимели, и бросили. А я не люблю, когда хороших девочек обижают тупые мажоры, и мы с Евой решили, что вас нужно наказать. Сначала бизнес да-да, думаешь, стал бы я так рисковать просто из-за мелкой конторки, которой три секунды от роду? Разумеется, нет! Но Ева хорошо придумала, умная она девочка. И с Лилей отлично получилось, они ведь так похожи если издали смотреть, хохотнул Богдан. Ну вы и придурки! Вы и бизнес потеряли, и встряли в обычный женский обман, заплатив за это свободой. Справедливо, думаю.
Ева. Бизнес, вся эта круговерть с Лилей, даже ее обвинения все это Ева?
Нет, быть не может!
«Но она видела, что мы вокруг Лили ходим кругами. Не могла не знать, почему, и молчала, словно в насмешку, приходит в голову поганая мысль, выкинуть которую я не могу. И в день ареста они рядом были, не ругались, беседовали. И специально меня на эмоции пробивали. Специально!»
Ну что, Ярослав? Справедливое наказание ты получил, как считаешь? бросает Богдан, перестав улыбаться.
Наказание я получил сейчас, а не когда меня закрыли.
Худшее наказание предательство.
Глава 7. Ева
Поправляю платье перед зеркалом и отбрасываю за спину волосы.
Опять я в желтом, хотя теперь сменила имидж, стала смелее, у меня есть красное сногсшибательное платье, и черное мини, накупила в июне, больную душу лечила шопингом, и про ребенка тогда еще не знала.
А теперь носить короткие броские наряды мне уже нельзя, наверное, это несолидно для будущей матери. У меня есть пример, моя собственная мама, а она утонченная, настоящая женщина, и я хочу быть такой же.
Да и внимание лишнее мне не нужно. И в клуб идти не надо, что я там забыла этой мыслью заканчивается мой внутренний монолог и я, вздохнув, присаживаюсь на кровать.
Ну ты чего, Ева? Оля водит красной помадой по губам. Опять реветь собралась? она щурится.
Я не ревела, вскидываю подбородок, вру зачем-то, подруга ведь все видела, тогда, во дворе у Сергея, и я шмыгала носом всю дорогу, разве что в голос не рыдала. Просто не хочется в клуб. Мне и пить нельзя.
Почему это? удивляется Оля.
Прикусываю язык.
Не знаю, как ей сказать, боюсь, что она разволнуется, начнет на мозг капать, что нам с преподами обязательно встретиться надо, и я должна им рассказать.
А рассказывать я ничего не собираюсь, один неизвестно когда из тюрьмы выйдет, второй довольный женится, им не до меня, таким, как они, не нужны дети, тем более, от обычной студентки, это там, у меня дома фамилия Снежинские означает престиж, а в этом городе главные Воронцов, Штерн, и как там, Настиного отца губернатора величают?
Ева? напоминает о себе Оля.
Просто пить вредно, веско говорю и встаю с кровати. Ладно, смотрю в зеркало, последний день каникул, с завтра на учебунемножко потанцуем, решаюсь.
Это правильно, деловито кивает подруга и берет меня под руку.
Спускаемся вниз, такси уже ждет возле общежития. По дороге любуюсь вечером, сумерками, первыми огнями и морщу лоб, завтра после линейки нужно будет съездить посмотреть две квартиры, и, если все понравится переезжать.
Ладонью привычно глажу живот, я начала правильно питаться, читаю много справочников, разбираюсь потихоньку, я счастлива почти.
И на днях нужно сходить в больницу, проверить тебя, шепотом делюсь планами с ребенком.
С кем ты опять разговариваешь? раздражается подруга и щелкает складным зеркальцем. Под нос себе что-то бормочешь вечно, бесит уже.
Краснею. Чувствую себя глупо, но ничего поделать не могу, трепещу и жду, я изнутри меняюсь, и мне радостно.
Такси останавливается возле "Да Винчи".
Долго смотрю на яркую вывеску, давлю воспоминания, вздыхаю и выбираюсь на улицу. Под руку с Олей шагаю сквозь разряженные стайки девушек, отмахиваюсь от дыма, когда какой-то парень выдыхает его мне прямо в лицо.
Фу, захожу в клуб, и сразу музыка ударяет по ушам.
Оля тянет меня к стойке, а я раздумываю, не вредно ли это мне, я и забыла уже, какая тут громкость, а еще крики, вопли, раскатистый смех.
Нам два пива! кричит Оля и ладонями бьет по стойке.
Я же сказала не буду, качаю головой и сажусь на табурет. Молоко есть?
Молоко? переспрашивает бармен с таким видом, словно я у него травку попросила, и после моего кивка хмыкает. Есть.
Один стакан, заказываю.
Ну это очень странно, делится впечатлениями Оля и тянет руки, когда перед ней ставят высокий бокал с белой шапкой пены. Ты не на детский утренник пришла, Ева, а в клуб.
Хватит нудеть, улыбаюсь и отпиваю из своего стакана. Разворачиваюсь на стуле с желанием посмотреть на зал и танцующих.
И давлюсь молоком, наткнувшись на пристальный взгляд.
Светлые волосы, небрежная челка. Золотистые светло-карие глаза, чувственный рот.
Несколько дней назад я его во дворе караулила, тогда он шел и смеялся, а сейчас стоит в двух шагах от меня и смотрит так, словно мы не в шумном молодежном клубе встретились, а на похоронах.
Здравствуйте, Сергей Георгиевич, тонким голосом приветствует его Оля и толкает меня локтем. Вот так встреча. А мы тутпоследний день каникул.
Сергей словно не замечает никого вокруг, не слышит, хватает меня за руку и почти сдергивает с табурета.
Иди сюда.
От звуков его голоса сердце сбивается с ритма, его пальцы обхватывают мое запястье, и кожу жжет, семеню за ним сквозь толпу, вокруг столько запахов, алкоголя и пота, а я чувствую лишь его парфюм, свежий, едва уловимый, взглядом впиваюсь в его затылок и нестерпимо хочу пальцы запустить в эти мягкие светлые волосы, потрогать его.
Знакомься, это, похоже, папа, негромко говорю, и накрываю ладонью живот.
Сергей оглядывается.
Чего? он щурится, по его лицу цветные вспышки носятся, он такой чужой и такой родной.
Ничего, пытаюсь выдернуть руку. Отпусти, куда ты меня тащишь?
Пришли, он выдергивает меня из толпы в закуток возле туалетов. Сдвигает к стене, сам напротив встает, загораживая дорогу. Долгим взглядом изучает меня, оценивает мои распущенные волосы, смотрит ниже, на платье и изгибает губы. Возвращается к глазам. И понижает голос. Ну что. Привет, Ева.
Глава 8. Сергей
Настя достает, бесит меня своим постоянным хвастовством, мелким слюнтяйничеством и нытьем, но, пожалуй, я заслужил именно это. Не больше и не меньше вот такую вот Настю. Ведь примерно на такой я и планировал жениться со временем, лет в тридцать-тридцать пять: на высокомерной кукле, умеющей вести себя в обществе, и с родословной, как у породистой кобылы.
Остальное казалось неважным.
Куда ты собрался? ловит меня «невеста» у самого дома, и за руку хватает. По шлюхам, да?
Да. Тебя что-то не устраивает?
У Насти нет особого ума, но хитрости и какого-то звериного чутья ей не занимать. Вот и сейчас она чудом почувствовала, что я собираюсь пойти в бар, чтобы выпить, и нарисовалась около моего дома.
Хоть бы постеснялся! Скоро пойдут разговоры, что не по любви мы женимся, и
Дорогая, отодвигаю Настю, придерживаю за плечи, хотя прикасаться к ней физически неприятно, никто не питает иллюзий по поводу нашей великой любви. Всем вообще все равно на нашу с тобой звездную пару. Я могу по главной улице ходить в обнимку с проститутками, об этом поговорят один день, и забудут. Расслабься, в обществе я обещаю нежно тебе улыбаться, и даже поцелую разок. В ЗАГСе. А сейчас иди домой, или куда ты сама хочешь.
Отпустил «невесту», хотя больше всего хотелось отшвырнуть ее, как нечто неприятное, но сдерживаюсь девушка, все же. Дурная, склочная, избалованная сука, но она слабее. А значит, играть придется на ее поле.
Скоро я к тебе перееду. На днях, до свадьбы, шипит она, и тогда ты не посмеешь по шалашовкам ходить! Папа добро дал, разрешил нам съехаться, так что радуйся, пока можешь.
Настя разворачивается с видом оскорбленной невинности, и уходит. Уходит так, словно я за ней побежать должен, но я лишь пожимаю плечами, и иду к машине и с чего Настя взяла, что я по бабам хожу? Будто для этого у меня есть настроение и силы.
Яр в тюрьме, Ева предательница, а на моей шее висит камень по имени Настя. Но вообще вообще, Настя права.
Надо развлечься, пора перестать быть монахом, попытался сказать это весело, как раньше, но от унылости своего голоса тошно.
Пить не тянет, по бабам тоже идти не хочется, но я заставляю себя поехать не в бар, а в клуб там моя атмосфера, мой мир. Барные стойки, танцпол, чилаут это должно поднять мне настроение. И не думать о стерве Насте.
И о Еве.
До «Да Винчи» доезжаю на автомате. Дорога знакома, охранник нет, но он вежливо кивает, и пропускает меня вне очереди. Так и должно быть, все правильно: я Сергей Штерн, пора об этом вспомнить.
И я пытаюсь. Заказываю смазливой блондинке коктейли, слушаю бессвязный лепет о том, что у всех подруг айфоны двенадцатой модели, а она, как лохушка, ходит со старым.
Бедняжечка, говорю ей, и сердце замирает от знакомой фигуры, от знакомого оттенка волос только у одной девушки они подобного оттенка янтарного меда. Ничего, с таким ротиком ты быстро заработаешь себе на новый телефон.
Я согласна.
Поищи кого-нибудь другого, и угощайся, протягиваю ей еще один коктейль, и иду туда, где видел Еву.
Это она, нет сомнений. Вернулась, вернулась, черт бы ее побрал
В голове басы гремят, по коже электрические разряды бегают, насквозь прошивают, пока говорю с ней, когда в ее глаза смотрю. И до сих пор не могу поверить, что все закончилось именно так, именно таким образом.
Ну что. Привет, Ева.
Привет, шепчет, и я не слышу по губам читаю.
По вкусным губам Евы, которые так любил целовать. В которые и сейчас бы впиться, утянуть ее подальше от толпы, и наслаждаться всю ночь, и всю жизнь.
С приездом, Ева. Весело проводишь время, я смотрю, она хмурится, пытается уйти, но я выставляю руку, и не пускаю. Ты сейчас Ева или Лилит?
Я всегда была Евой. Кто виноват, что вы оба слепые? Ева больше не шепчет.
Хмурится привычно строго, вот только больше я не чувствую себя под этим взглядом нашкодившим мальчишкой. Кто из нас больше натворил это как посмотреть.
А Богдан с тобой? приподнимаю бровь. Хотелось бы поздороваться, руку пожать
При чем здесь Богдан? Я ведь объяснила тебе на вокзале, в чем дело.
И я, разумеется, поверил. Брось, Ева, усмехаюсь, ты та еще интриганка. Здорово ты нас наказала, я восхищен. Тебе бы не в психологию идти, а в юриспруденцию цены бы не было.
Мне итак нет цены!
А у Евы острые зубки. Что-то в ней изменилось она никогда не была особо робкой, но сейчас я вижу перед собой не юную девушку, а молодую женщину грустную, или делающую вид, что ей не особо весело.
Про Яра не хочешь спросить? Не интересует его судьба? Или «из сердца вон», Ева?
У ТЕБЯ я не хочу спрашивать ни о чем, Сергей, Ева поджимает губы, принимая вид оскорбленной аристократки, а затем добавляет: Ты утащил меня за собой не разговаривать, а ругаться, и упражняться в остроумии. Срывай злость на ком-нибудь другом на невесте, к примеру. Кстати, поздравляю с помолвкой, Настя для тебя идеальная пара. А о Яре я узнаю сама, если захочу. Кстати, кивает она мне за спину, кажется по тебе кто-то соскучился.
Я хотел вернуть себя прежнего, и это почти получается от разговора с Евой веселая злость в венах вскипает. И я хочу ответить ей, соврать о том, как жду свадьбы с Настей. И пригласить ее в ЗАГС, но за спиной раздается возмущенный голос моей «любимой» невесты:
Лучше бы ты по шлюхам пошел, чем снова с этой связался! Могу я узнать, какого черта здесь происходит?
Глава 9. Ева
Ты что, следишь за мной? поражается Сергей.
Стоит ко мне спиной, и спина эта напряжена, и закрывает меня от всего, от толпы и шума, от мира. Смотрю на его белую обтягивающую футболку, по которой бегают цветные полосы светомузыки, салатовые и розовые, раскрашивают его.
Хочется дотронуться до него.
Ладошку положить между лопаток, погладить, прижаться к нему, такому высокому, крепкому, вдохнуть знакомый запах, закрыть глаза и представить, что не было этих трех месяцев, на календаре по-прежнему счастливый май, и они оба рядом.
Слежу и, оказывается, не зря, Настя сдвигается в сторону, ловит мой взгляд. Обхватывает трубочку пухлыми губами и цедит какой-то красный коктейль. Ты, кажется, уехала, институт бросила? Чего явилась?
Уволь своего информатора, сведения устарели, хмыкаю, а сама мысленно поражаюсь, выходит, не только я каждый день новости читала, но и она тоже обо мне справки наводила?
Угрозу во мне видела?
Сережа, ее взгляд, полный злости, упирается в Сергея. Или мы сейчас же уходим
Или? обрывает он резко, с раздражением, словно гавкнул, и Настя разом замолкает. Он оглядывается на меня. В глазах вижу вопрос, какой-то смутный, неясный, он быстрым жестом чешет подбородок, будто уходить от меня не хочет, как и я не хочу его отпускать.
О! рядом восклицает какая-то девица на километровых каблуках. Тут, я так понимаю, очередь за новым айфоном? она пьяно смеется, касается груди Сергея.
Сглатываю, смотрю на Настю. У нее не лицо, а гром и молнии, и мне на секунду жаль становится эту смертницу, к кому она лезет, она соображает, вообще?
Сергей отрывается от меня. И морок его взгляда рассеивается, он шумно выдыхает и сбрасывает с себя руку этой цапли, подталкивает Настю в сторону, расчищая дорогу.
Как же вы все меня достали.
Это прозвучало чувственно, от души, он идет сквозь толпу, а мы с Настей провожаем его взглядами.
В удивлении кошусь на нее.
Так с любимыми невестами не разговаривают, особенно, если решил воспользоваться отсутствием друга и по-быстрому себе ее захапать, пока тот на солнце смотрит только сквозь прутья решетки.
А у тебя, похоже, проблемы, у меня вырывается злорадный комментарий. Достала ты его.
Что сказала? Настя поворачивается. У нее лицо кривится, из ноздрей чуть ли пар не идет, этот миг такой странный, а я четко осознаю мы соперницы, и это не просто слово, это чувство, и оно страшное, меня эмоции с головой накрывают, меня толкает в прошлое, назад на века, к истокам женской вражды, словно Сергей первый, главный и единственный мужчина на земле, и он мой, мой, а нее.
Ты, Настя тычет пальцем, как оружием, в растерянную девицу. Не попадайся мне больше.
И пятится, и взгляда от меня не отводит, как если бы на прицеле держала, ввинчивается в толпу. Я теряю ее из виду.
Она за ним пошла.
Встряхиваю волосами.
Эта тяжелая пелена с мыслей спадает, и я ужасаюсь, никогда прежде такой не была, не ощущала подобного, я под сердцем ношу доказательство любви, и с каждым днем моя зависимость крепнет, я люблю его, я не смогу жить как прежде, до той ночи в клубе.
Решительно рассекаю толпу, работаю локтями. Выбираюсь к стойке.
И вижу их.
Они переругиваются, Настя пьет. Рядом сидит ошалевшая Оля, аж на стуле развернулась, глаз с парочки не сводит, а они свидетеля не замечают, как на необитаемом острове находятся, лишь друг друга видят.
И меня отравляет горькая, противная ревность, мне так муторно, по ушам бьет музыка, у меня там словно маленькие барабанщики засели и по перепонкам колотят бам-баб-бам, и сердце пульсирует в висках.
А я лишь хотела немного потанцевать с подругой, проводить лето, какого черта!
Пойдем, за руку сдергиваю Олю с высокого табурета. Такси на улице подождем, что-то мне плохо.