Я не подозревала о столь пагубном пристрастии Максима. Я ни на секунду не могла вообразить, что такой замечательный человек, чуткий, нежный, добрый и понимающий, зависим от азартных игр. Чувство вины непроходимым комом застревает поперек горла, блокируя дыхательные пути.
Мне не хватает воздуха.
Я чувствую, что вот-вот упаду.
Что еще Максим скрывал от меня?
Я смотрю на его родителей, выглядящих абстрагировано и сокрушенно. Они отказываются даже на миг посмотреть на меня в ответ. Александр Сергеевич жмет ближе к своему боку Елизавету Григорьевну и целует ее в висок. Они обособлены от прочего мира, окутаны в печаль и сожаление об участи любимого сына.
Почему они не говорили со мной о «болезни» Макса? Почему утаивали? Разве за три года я не заслужила доверия? Возможно, я бы сумела ему помочь навсегда избавиться от тяги к азартным играм. Мы бы вместе справились с этим бременем и сейчас направлялись к месту, в котором затаились бы на целый месяц и наслаждались друг другом, укрепляя нашу любовь.
А любил ли он, если так легко отказался от меня?..
Заставим СМИ поверить в байку, которую я подготовлю для них, издалека гремит взвинченный бас Артема. Что один идиот-журналист ошибся, перепутал наши имена, и это повлекло всеобщее недоумение. Вы должны предоставить мне полный список гостей, чтобы я переговорил с каждым и добился молчания.
Хватит! я с криком пихаю Артема в грудь. Он отшатывается в сторону, задев ладонью место, куда пришелся мой нешуточный удар. Больно? Надеюсь, что да. Замолчи! бросаюсь на него вновь, бесповоротно обезумев, и совершаю повторный импульсивный толчок.
Артем не предпринимает попыток сопротивляться, позволяя колотить себя, куда и как вздумается.
Ксюша! мама со сдавленным возгласом приходит в ужас от моего поведения. Заручившись поддержкой Кати, они совместными усилиями оттаскивают меня от мерзавца. Милая, успокойся. Доченька, приди в себя! накрывает рукой мой затылок и притягивает к своей груди, чтобы утешить.
Я мычу от пронзившей запястье боли. Максим учил меня, как правильно сжимать кулак, чтобы избежать повреждения кисти, однако в момент, когда адреналин, соединившись в гремучую смесь с умоисступлением, застелил красной пеленой глаза, из воспоминаний стерлись полезные знания.
Выпусти пар, если станет легче, выдавливает Артем авторитетно, своим тоном смешивая мое отчаянное состояние с жалкой истерикой.
Бессердечный козел, рычу я. Ты обсуждаешь МОЮ судьбу, МОЕ будущее так, словно строишь планы на следующий уикенд, выбирая между рыбалкой и поло. Я не твоя марионетка, и ты обязан считаться с моим мнением!
Он выдвигает вперед подбородок. В непроглядной черноте глаз плещется недовольство.
Я не выйду за тебя! клянусь ему свирепо.
Мы обязательно вернемся к этому разговору, когда ты успокоишься. Уведите ее, играя желваками, обращается с просьбой к моей маме и Кате.
Отворачивается прежде, чем это делаю я. Крутит в длинных пальцах запонки из белого золота на рукавах темной рубашки и размашистыми шагами идет к камину. Берет с него хрустальный графин-штоф с янтарной жидкостью, откупоривает и пьет из горлышка.
Безучастность родителей Максима ранит больнее и глубже. Неужели они люди, называющие меня дочерью, позволят Артему воплотить в реальность его чокнутый план, и отдадут ему?!
Я уверена, можно обыграть ситуацию иначе.
Должен быть другой выход.
Глава 6
Кисть слегка опухла, но боль по десятибалльной шкале достигает не критичной отметки. Терпимо, учитывая отвлекающий фактор перевернувшуюся вверх тормашками жизнь. Достаточно выпить таблетку, чтобы вскоре распирающее, пульсирующее ощущение в руке сошло на нет. Жаль, что из головы вытеснить мучительные рефлексии не удается. Волна гнева не убывает, и последние два часа Катя великолепно справляется с тем, что выступает единственной преградой между мной и выходом в коридор.
Ты не вернешься туда, строго-настрого запретила она, заслонив собой дверь, как только мы переступили порог спальни.
Мама, приговаривая и не отходя ни на шаг, принудительно посадила меня на кровать. До этого дня я не подозревала о наличии во мне исполинской силы, которой хватило бы, чтобы отпихнуть ее, Катю и вырваться из спасительного плена. Я не хотела причинить им вред, поэтому пришлось успокоиться, удержаться на одном месте и переждать эмоциональную бурю, подрывающую ринуться прямиком в омут неприятностей.
Можешь отлипнуть уже от двери, бормочу воинственной надзирательнице.
Катя как-то странно фыркает и переглядывается с моей мамой. Обе мне не доверяют.
Я успокоилась, поднимаю руки в жесте капитуляции. Честно.
А мордашка по-прежнему такая, словно жаждешь раскромсать Артема на британский флаг, комментирует Катя и, наконец, отшагивает от выхода из спальни.
Жажду, я охотно киваю головой. Но не стану. Я выше оскорблений и рукоприкладства.
«Маленькая дикарка» звучит в мыслях ехидных голос гнусного брата Макса.
Из-за его сумасбродных утверждений я действительно опустилась до неотесанных, фривольных манер, за что испытываю огромный стыд. В конце концов, я всего лишь человек и имею кучу слабостей. Я бы хотела беспрестанно «держать марку» и с достоинством справляться с подобного рода потрясениями. Я бы хотела стать сильнее духом и блокировать провокационные выходки, подкидываемые судьбой, при этом не теряя рассудок.
Этот человек не получит моего согласия, я поворачиваюсь к маме и медленно, с расстановкой проговариваю.
Конечно, девочка моя. Конечно! она приподнимает уголки рта в ободряющей улыбке, но ее глаза полны глубокой, горькой печали. Я не отдам тебя этой семье. Знаешь, милая, все-таки к лучшему, что правда о Максиме раскрылась нам сейчас. Если бы вы поженились мама осекается, сжимает пальцами переносицу и мотает головой. Тут я с Артемом согласна.
Я прикусываю нижнюю губу, сердце сжимается под тяжестью ответственности за эту грусть во взгляде и за то, что она притворяется, будто не сломлена тем, что приключилось с ее ребенком.
Уедем? я беру маму за руку, крепко-крепко сжимаю и вскакиваю с кровати. Прямо сейчас. Соберем вещи и отправимся в аэропорт.
Без оглядки. Вернемся домой, попытаемся наладить жизнь, залатать нанесенные семьей Золотовских раны. Я попробую забыть Максима, хоть прекрасно осознаю, что претворить задуманное в явь будет тяжело.
Невозможно ни при каких обстоятельствах вырвать за пару дней из мыслей и сердца человека, чувства к которому бережно лелеяла несколько лет. Пусть и предал, исчез без объяснений в наш самый важный день, я жду его, скучаю, думаю о нем.
Наша любовь была настоящей, я знаю.
Моя прекрасная, чудесная сказка обернулась катастрофой, и эта скорбь, от которой не скрыться, еще долго будет преследовать меня.
Я научусь дышать без него. Я справлюсь. Окружающие считают меня хрупкой, но это заблуждение.
Нет. Нет. Плевать на вещи, я начинаю кружить по комнате, как ужаленная, оставим все здесь. Главное, не забыть документы и деньги. Отправляемся сейчас же, повторяю с нажимом, блуждая беглым взглядом по лицам близких людей.
Я вновь теряю контроль над эмоциями, но с каждым пройденным мигом отчетливее пониманию, что этим срывам не будет конца и края, пока я не уеду.
Мне необычайно важно поймать волну встречного энтузиазма, однако желанной отдачи не получаю. По крайней мере, невольно закрадываются такие сомнения, потому что мы целую минуту обмениваемся молчаливыми зрительными сигналами, и ни одна из слушающих сторон не озвучивает согласие.
Неужели мое рвение унести ноги как можно скорее и как можно дальше от этого дома не обретет поддержки?
В жилах стынет кровь, когда со стороны двери раздается едва уловимый скрип половиц. Со сквозняком, врывающимся из коридора, в спальню проникает и распространяется тонкий шлейф мужского, обволакивающего парфюма. Я делаю вдох, наполняя легкие резкими, тяжелыми усиливающимися ароматами.
Если планируешь побег, то планируй тихо, отчитывает низкий голос, который мне бы хотелось раз и навсегда стереть из памяти. Тебя слышно даже с улицы.
Я оборачиваюсь к незваному гостю и свожу брови к переносице, иллюстрируя и без того недоброе настроение, усугубившееся его визитом.
Никто не заставляет подслушивать.
Артем вздыхает и скрещивает на груди руки.
Я редко ошибаюсь в людях, но с тобой прогадал. Был уверен, что ты наивная и безобидная, как ангел божий. Сейчас же удостоверяюсь в обратном. Похоже, я женюсь на ходячей занозе в задн брюнет обрывает себя и откашливается в кулак, не договорив бестактное выражение.
Во-первых, я принимаю идентичную позу той, в которой он с надменным видом застыл у распахнутой настежь двери, врываться без стука признак невоспитанности. Во-вторых, вопрос об этом абсурдном от первой до последней буквы, априори невозможном браке закрыт. Я приму эти условия только через мой труп. В-третьих, я не только планирую уехать я уеду, и вы не вправе останавливать, или запрещать мне.
Закончила?
Да.
Прежде чем откажешь снова, позволь кое-что сказать. Было бы несправедливо заключить сделку на неравных по выгоде условиях. В обмен на твое «да» я намерен предложить тебе десять миллионов, Артем складывает губы в ослепительную, обворожительную улыбку. Евро.
После того, как он озвучивает запредельно огромную, космическую сумму, то явно ожидает, что я паду ниц к итальянским туфлям тотчас же, и с благоговением буду взирать на его Величество с мизерной высоты своего положения.
Возможно ли проявить равнодушие к столь невероятной цене, не колеблясь ни на миг? Цене моего согласия Названное число искушает, сеет зерно сомнений и вынуждает не торопиться с отрицательным ответом.
Для меня, как девушки из самой обычной среднестатистической семьи, не знакомой с роскошью, получить эти деньги словно вытянуть счастливый лотерейный билет. С этими баснословными средствами я сумею обеспечить маме достойную старость и построить будущее, которое только пожелаю.
При одном отнюдь не крошечном и не незначительном условии.
Мне придется связать себя узами брака с мужчиной, которого совсем не знаю, к которому не испытываю толики симпатии. Чего греха таить, я откровенно не переношу на дух его присутствие. Другими словами, продаться душой и телом высокомерному, бесчувственному сухарю, в обмен на отказ от принципов.
Я крепко стискиваю кулаки, расправляю с отрывистым вдохом плечи и нетвердой, мерной походкой приближаюсь к Артему, чтобы стереть с его несправедливо красивого, волевого лица самоуверенность.
Я не продаюсь, ставлю безапелляционную точку в этой теме, сжимая пальцы сильнее и впиваясь ногтями в кожу.
Или набиваешь себе цену, нагло хмыкает циник, прищурив глаза. Одиннадцать миллионов. Больше не предложу. Не будь такой глупой, убери подальше никому не нужную гордость и ухватись за шанс заработать приличную сумму.
Я подступаю к нему еще на шаг и тихо, чтобы мама не услышала, и произношу:
Предложи хоть все богатства мира, но я лучше умру голодной и голой под забором, чем возьму твои грязные деньги.
Не упрямься, дикарка, дразнит меня этим дурацким прозвищем, понижает вибрирующий голос до рычания, обжигая непроглядной чернотой глаз. Мое терпение на исходе.
У него отказал слух?! К каким еще словам прибегнуть, чтобы дошло, наконец?
Тебе придется отрезать мне ноги, чтобы не сбежала. И руку, чтобы надел на безымянный палец кольцо. Лишь в этом случае я стану твоей.
Артем скептически приподнимает бровь, храня красноречивый ответ за плотно сомкнутыми губами.
Почему я? не унимаюсь, стремительно теряя твердость голоса. Найди подставную невесту и сделай из нее подставную жену! Или заплати эти невероятные деньги журналистам, заставь их молчать о том, что твой брат натворил!
Вдруг его горячие, жесткие ладони опускаются на мои плечи, большие пальцы вжимаются в ключицы. Я начинаю дергаться, но нерушимой хваткой он удерживает меня на месте, под своим пристальным, обжигающе ледяным взглядом. Артем наклоняет подбородок вперед, сосредотачивая внимание на моих несчастных глазах.
Мне осточертело продолжать этот бесполезный торг. Я пытаюсь защитить тебя, ясно? Артем встряхивает меня, словно надеется привести в чувства, и рывком дергает к себе, придавливая к атлетически крепкой, вздымающейся груди. Жарко дышит мне в ухо и сообщает: Твой ненаглядный женишок натворил кое-что пострашнее карточного долга.
О чем он?
Немедленно отойди от моей дочери!
Мама, до этого момента смиренно наблюдавшая за нашим спором со стороны, сокрушается на старшего сына Александра Сергеевича. Она буквально втискивается между нами, разъединяя и отталкивая Артема, и заслоняет меня собой.
Клянусь, ты пожалеешь, если еще хоть раз посмеешь дотронуться до моей девочки без ее разрешения.
Моя прекрасная мамочка. Моя неустрашимая защитница. Она отводит руку немного назад, водит ею по воздуху в поисках моей. Я переплетаю наши пальцы, уткнувшись лбом в ее плечо. Шепчу: «Спасибо, мамуля, люблю тебя», и ощущаю, как неописуемо приятное тепло рождается в районе солнечного сплетения, наполняя супергеройским могуществом клеточку за клеточкой. Рядом с ней я чувствую, что нахожусь в безопасности, и все сумею преодолеть.
Нахмурившийся Артем открывает рот, но прежде чем что-то сказать, с громким клацаньем зубов вновь закрывает его, сдавливая уста в бледно-розовую тонкую полоску. Передумывает делиться своими мыслями, с шумным вздохом запрокидывает голову назад и сверлит сердито высокий потолок.
Au diable!* в конце концов он негодующе рявкает на французском и сопровождает ругательство эмоциональной жестикуляцией рукой.
Плечистый обладатель густой смолянистой шевелюры разворачивается на сто восемьдесят градусов и держит путь на выход.
Я успеваю проследить за его несколькими широкими шагами.
А затем чувствую, как мама напрягается всем телом, буквально каменеет за считанные мгновения и издает протяжный стон. Самый страшный в мире звук хриплый, сдавленный, беспомощный
Она начинает падать, и мне чудом удается подхватить ее. Под весом ослабевшего, безвольного тела я оседаю вниз, больно ударяясь коленями о паркет. По спальне разносится еще один звук. Мой крик. Рваный, безумный и жутко испуганный.
Мама мамочка, что с тобой?! я не успеваю заметить, как подступают слезы и туманят зрение.
Я смаргиваю их, но они градом льются по щекам. Пытаюсь отчетливее разглядеть родное лицо. Белая, как же у нее белая кожа! На висках выступили бисеринки пота. Всматриваюсь, съежившись от невыразимого страха, в мамины широко распахнутые глаза и не могу поймать ее застывший в одной точке взгляд.
Еще одна секунда, кажущаяся одновременно бесконечной и неуловимой.
Она выдыхает и закрывает глаза.
Мир замирает.
Помогите Помогите! повторяю громче и пронзительнее. Катя Вызови скорую! Ма-а-ам, я судорожно всхлипываю, зажмурившись, и целую ее в лоб. Очнись Пожалуйста, очнись!
Я едва способна соображать, когда сильные руки тянут меня вверх, пытаясь оторвать от мамы. Я намертво схватилась за нее с мыслью, что если отпущу, то неминуемо потеряю.
Не мешай, велит непреклонный бас.
Артем передает меня Кате, а сам склоняется над моим самым близким, самым важным человеком. Наклоняется к бледному лицу, чтобы прислушаться к дыханию. Не отвлекаясь, диктует номер местной скорой с четким приказом немедленно звонить и разрывает мамину блузку, приступая к искусственному массажу сердца.