Племянник поклонился.
Вот теперь, когда я насладился лицезрением вашей распрекрасной красоты, я готов и выпить, и закусить, но только с тем, чтобы и дама сердца моего дяденьки выпила со мной вместе, отвечал он.
Да уж дамам-то как будто и много Ведь уж былое дело сегодня.
И у меня былое, стало быть, два сапога пара Прошу нацедить сосуды из ваших белых ручек.
Акулина налила, и они выпили. Племянник Трифона Ивановича, подбавив хмелю, приходил еще в больший восторг от Акулины и восклицал:
Ай да дяденька! Утер нос даже и племяннику! Ну, Акулина Степановна, признаюсь, распрекрасная вы мадам Первый сорт!
Акулина возносилась чуть не в облака. У ней даже дыхание сперло от похвал, и она только и твердила:
Выпейте и закусите, пожалуйста.
С вами ежели, то готов пить до могилы.
Нет, уж мне-то много Я дама Дамы много не пьют. А вы одни выпейте.
Разве за ваше здоровье только? Ну хорошо, извольте За здоровье распрекрасного предмета Акулины Степановны! вскричал Куролесов, подняв рюмку.
Да что вы уж так-то очень Ведь и сглазить можно, потупилась Акулина.
Племянник Трифона Ивановича выпил и сказал:
Знаете, Акулина Степановна, ведь вы по своей красоте даже французинкам можете нос утереть.
Ну уж Что уж Куда мне! Я и в дамы-то недавно вышла.
Хоть и недавно, а в самую центру попали. Ай да дяденька! Вот они, старики-то! Ловко умеют откапывать. Скажите, Акулина Степановна, где он вас откопал?
Да я уж с год у них жила, а только они меня не замечали.
Ах, старый человек! Да разве можно такой пронзительный кусок не заметить! Вы изволили у них в услужении жить?
Да, в услужении А потом они меня в ключницы взяли, и вот теперь я около них.
Стало быть, ключницей ему приходитесь?
Да, ключницей.
Дяде ключницей Ну а мне-то вы кто же приходитесь? Ежели дяде ключницей, то племяннику тетенькой
не родной, а все-таки тетенькой. Выпьемте, тетенька, Акулина Степановна!
Нет, уж увольте Нельзя мне хмельного потреблять. Я боюсь Трифона Иваныча Они ладили скоро вернуться.
С племянником-то выпить нельзя? С племянником-то можно.
Нет, уж и с племянником увольте Боюсь я их Они заругаются. Вот кабы с ними, кабы они сами пожелали, то дело другое, потому я им потрафляю.
Ну, не волензи, так как хотите! Тогда я один. Здоровье дяденьки Трифона Иваныча, так как они успели найти такую распрекрасную красоту!
Куролесов выпил и еще более охмелел. Акулина уж тяготилась им, но он не уходил.
Странное дело, отчего я раньше не мог вас заметить! говорил он пьяным голосом, покачиваясь на стуле. Я ведь ходил сюда к нему. Хоть редко, но ходил. Странно. А у меня глаз зорок Ох как зорок!
В ненастоящем теле жила, оттого и не заметили, отвечала Акулина. А вот теперь, когда я в белом теле
В это время в прихожей раздался звонок.
Это, должно быть, они Трифон Иваныч проговорила Акулина, несколько смутившись.
В дверях в столовую действительно показался Трифон Иванович.
XVI. Опять сатир в тисках
Дяденьке Трифону Иванычу особенное! воскликнул Николай Куролесов, завидя входящего в столовую Трифон Ивановича, и вскочил из-за стола с такою стремительностью, что даже уронил на пол рюмку. Поздравляю вас с праздником, Рождеством Христовым и желаю вам всего хорошего! приблизился он к дяде. Позвольте обнять вас и запечатлеть горячий поцелуй. Что вы, дяденька, щеку-то мне подставляете в сей день священный! Небось, кабы Акулина Степановна подошла, так губы бы подставили.
Трифон Иванович был совсем в замешательстве и первое время не двигался даже с места, а только спросил племянника:
Ты чего же это тут? Ты что делаешь?
Как что? Я с визитом Родной племянник явился в священный день поздравить своего дядю с праздником, а вы спрашиваете, что я здесь делаю! Вот дядинские-то чувства! Нет, дяденька, я не в вас. Я вот сейчас с Акулиной Степановной проводил время в приятных разговорах и пил за ваше здоровье.
Нечего тут и Акулине Степановне было делать. Ейное место в своей комнате. А твое дело прийти, не застать дома и уйти вот твоя амбразура.
Вот так раз! Вот так мерси с бонжуром! воскликнул Куролесов. Я со скоропалительностью всех чувств к дяде, а мне, изволите ли видеть, такой ультиматум! Акулина Степановна, слышите?
Куролесов обернулся к Акулине. Та встала из-за стола и уходила из столовой.
Акулина Степановна! Куда же вы? Позвольте Дяденьку нечего слушать Это они сгоряча, остановил Акулину Куролесов.
Какое сгоряча! Я уж вижу их Ведь они обидчики.
Иди, иди с богом. Нечего тебе тут кивал ей Трифон Иванович.
Акулина слезливо заморгала глазами и вышла из комнаты.
Дяденька Трифон Иваныч, позвольте За что же вы вампира-то с женским полом разыгрываете! Эдакая, можно сказать, чудесная дама, эдакая краля, такой розан в соку, и вдруг
Довольно, довольно. Не доросла еще она до дамы-то.
Помилуйте! Даже французинкам может нос утереть.
Брось, тебе говорят! Достаточно!
Как «брось»! Я полчаса сидел и на их красоту со всех сторон любовался. Ну, дяденька, а уж и мастер же вы выбирать женский пол! Скажите на милость, какую красоту писаную на старости лет откопали! Впрочем, ведь солидарные-то люди опытнее нас, они знают, где раки-то зимуют.
Трифон Иванович тяжело вздохнул и опустился на стул.
Будет тебе, уймись, говорил он, избегая смотреть племяннику в глаза, но тот не отставал от него.
Давно ходит по рынку молва, что при вас находится в ключницах очень невредный кусок, продолжал он, но о такой писаной красоте я и не воображал. Верите ли, ведь я от этого происшествия даже в исступление ума вошел. Как честный человек, в умоисступление ума. Дяденька, можно мне выпить с вами за здоровье красоты Акулины Степановны?
Не желаю глухо отвечал Трифон Иванович. Так я выпить с тобой выпью, а за красоту не желаю. Да и ступай ты домой.
Позвольте отчего за красоту выпить не желаете?
Да что ты пристал как банный лист! Оттого не желаю, что хозяева за красоту своих ключниц не пьют. Ключницы не из-за красоты нанимаются.
Ой?! Так ли?.. И Акулину Степановну приблизили к себе не из-за красоты?
Вовсе я ее даже и не приближал.
Дяденька! Ну зачем же туман-то на публику наводить? Ведь уж все ясно, и всякий малый ребенок понимает, в чем тут дело. Ну, выпьемте.
Трифон Иванович выпил, чокнувшись с племянником, и через минуту спросил:
А в рынке разве уж известно про нее?
Да ведь шила в мешке не утаишь, отвечал племянник. Разговоров-то много Приказчик ваш Андреян разгласил, которого Акулина Степановна отказала.
Врешь! Я ему отказал, а не Акулина! крикнул Трифон Иванович. Разве ключницы могут отказывать?
Ну хорошо, хорошо. Не сердитесь, дяденька, нехорошо, печенка может лопнуть. Разговоров-то, я говорю, в рынке про вашу купидонную даму много, только никто не знает, что она такой нерукотворенной красоты.
А мать твоя ничего про нее пока не знает?
То есть знать-то знает, а только не в этих препорциях. А только вы, дяденька, не бойтесь. Я маменьке ни гугу Что видел могила Напротив того, даже буду им рассказывать, что все это вздор, пустяки
Ну, то-то Ты уж, пожалуйста, не звони языком.
Как рыба буду существовать А только, дяденька, уговор лучше денег: уж и вы со мной в мире живите. Ведь вот в прошлый раз, когда пошел говор, что у меня эта самая повивальная бабка на Песках существовала, то как вы меня ругали по приказу маменьки! Ревизию лавки делали. А зачем? С какой стати? Так по рукам, дяденька?
Ну тебя в болото! Что мне за дело?.. Я теперь на тебя и внимания не обращу. Только ты молчи и не звони про меня языком, отвечал Трифон Иванович.
Сказал, что рыба, рыба и будет. Выпьем, дядя, что тут! Выпьем в знак молчания. У вас Акулина, у меня Серафима вот нас два сапога и есть. Вы дядя, я племянник, и у обоих по родственному сюжету.
Трифона Ивановича коробило, но он выпил. Племянник был пьян и еле ворочал языком.
Только у меня моя Серафима куда далеко от вашей Акулины! Ваша Акулина пятьдесят очков вперед моей Сарафиме может дать. Сейчас околеть, пятьдесят очков. Ну да большому кораблю большое и плавание А я, дяденька, малый корабль, особливо при маменькиной жадности. Что урвешь то и есть. Дяденька Что я вам хотел сказать
Племянник замялся. Дядя вскинул на него глаза и ждал.
Дяденька Одолжите в долг без отдачи пару радужных. Ей-ей, на Серафиму надо. Штучка она у меня новая, и ее побаловать требуется.
Трифон Иванович вспыхнул.
Да ты никак с ума сошел? Двести рублей. За что же это? спросил он.
За разное, дяденька, за разное. Во-первых, праздник Надо же вам какой-нибудь подарок племяннику сделать А во-вторых, за молчок насчет Акулины Степановны. Дадите двести рублей, так не только маменьку мою уверять буду, что вся эта Акулина вздор и ничего больше, но даже и в рынке соседям вашим буду говорить, что Акулина Степановна только ключница и ничего из себя не составляет.
Однако, брат, ты хоть и пьян, но бестия, покачал головой Трифон Иванович.
Бестия, дяденька, бестия, но что же делать-то? Ничего не поделаешь, деньги уж очень нужны.
Ну ладно, я дам, а только ты что видел, что слышал ни-ни.
Гроб Могила, ударил себя в грудь племянник.
Трифон Иванович вынес ему из спальни двести рублей и, подавая, сказал:
На вот А только чтобы разговоров никаких И иди вон.
Уйду, уйду, дяденька. К Серафиме так прямо и поеду. Прощайте
Прощай! не глядя на него, сказал Трифон Иванович.
А с Акулиной Степановной можно проститься? приставал племянник.
Не требуется.
Очень уж дама-то приятная
Пошел вон!
Дяденька, что это: ревность? Вот уж не ожидал!
Уйдешь ты или не уйдешь?
Уйду, уйду, дяденька Оревуар Я еще зайду на неделе. Прощайте.
Племянник выскочил в прихожую, двинувшись плечом о косяк двери. Анисья подала ему шубу. Он сунул ей в руку два двугривенных и, придерживаясь за перила, начал спускаться с лестницы.
Трифон Иванович сидел в столовой, насупившись, и целой пятерней досадливо скоблил себе затылок.
XVII. Тиски усиливаются
Однако что же это будет! выговорил наконец Трифон Иванович, тяжело вздохнул, покрутил головой и, поднявшись с места, начал ходить по комнате.
Акулина сидела у себя в комнате. Он направился к ней. Двери были заперты. Он постучался. Двери не отворились.
Акулина! Отопри! сказал он.
Ответа не последовало.
Отопри, говорят тебе!
То же самое.
Ты спишь, Акулина Степановна, что ли? спросил он.
Вместо ответа послышались рыдания.
Разревелась Чего ты, дура? Ну, полно Брось
Рыдания усилились.
Чем реветь зря, ты мне лучше вот что скажи: пока я уходил к сестре, был ли у нас кто-нибудь еще, кроме племянника Николашки?
Ничего я не знаю И оставьте вы меня, сироту, в покое! разразилось из-за дверей. Дайте вы мне наплакаться-то.
Трифон Иванович направился в кухню.
Кроме этого лодыря, что сейчас ушел, был у нас кто-нибудь без меня? спросил он у кухарки Анисьи.
Никто, никто не был. То есть вот никогошеньки, отвечала та.
«Ну, слава богу, все-таки огласки меньше», подумал Трифон Иванович и, придя в столовую, прибавил уже вслух:
Нет, какова штука! По рынку об Акулине говорят. Это все приказчики, мерзавцы, разгласили, они, подлецы. А пуще всего Андреян, которого я отказал по милости Акулины. Эх, не следовало его отказывать! вздохнул он. Теперь он, обозлившись, нарочно будет ходить по лавкам да разные сплетки разглашать. Сочинять будет.
Он опять отправился к дверям комнаты Акулины. Ему уже стало жалко ее. Он прислушался. Рыдания прекратились.
Акулина Степановна! Полно тебе, матка, козыриться-то! Отопрись, пусти меня к себе, сказал он еще раз и опять постучался.
Смолкнувшие рыдания возобновились, но дверь не отворялась.
Чего ты? Брось. Ну стоит ли плакать! Такие у тебя хорошенькие глазки, и вдруг ты их слезами портишь, продолжал он.
Хороши, да не ваши, послышалось сквозь рыдания.
Ну зачем так?.. Зачем? К чему это?
А к тому, что вы шелудивый старый пес.
Это хозяина-то своего так? Отлично, хорошо, прекрасно.
Облизьяна вы немецкая, вот, что на шарманках показывают!
Ну, расходилась! А только ты потише. Чего на весь дом-то кричишь! Ведь кухарка может слышать.
На двор выйду и там буду кричать, что вы черт паршивый!
Во избежание скандала Трифон Иванович отошел от дверей.
Пришли священники и прославили Христа, потом на минуту подсели к закуске. Трифон Иванович был как на иголках и все ждал, что вот-вот выскочит Акулина и начнет его ругать перед ними, но она не вышла.
По уходе священников Трифон Иванович опять подошел к комнате Акулины.
Ну что, моя пташечка, угомонилась? спросил он.
Молчание.
Выходи-ка сюда, да попьем чайку вместе, продолжал он. Я тебя с ромцом попотчую.
Провалитесь вы и с чаем, и с вашим ромом, леший вы эдакий!
Будто уж и леший?
Хуже лешего. К лешим-то молодые бабенки попадают, так они их холят да нежат, а вы давеча из-за стола с закуской выгнали и при посторонних людях. Приятно это даме?
Ну какой он посторонний человек! Племянник Полно! Выходи
Хорошо, я выйду, а коли выйду, то уж наверное чем-нибудь в головизну вам пущу: либо тарелкой, либо чем другим
Это в хозяина-то? Ну, не ожидал, никогда не ожидал!
Трифон Иванович удалился в столовую и с горя и досады выпил одну за другой две рюмки водки. Его ударило в жар. Он заволновался.
«Нет, Николашка-то, Николашка-то какова скотина! Двести рублей за молчание об Акулине взял, думал он про племянника. Взял двести рублей и говорит: Через недельку опять зайду. Это ведь он опять за деньгами зайдет. Ведь, пожалуй, доить меня будет? Но нет, шалишь, больше уж не дам! Довольно».
Из другой комнаты послышался голос Акулины.
Трифон Иваныч! Подьте-ка сюда! крикнула она.
Он со всех ног бросился на зов, но перед его носом щелкнула задвижка у дверей Акулины.
Акулина Степановна! Что ж ты! Пусти Я здесь, сказал он, трогая рукой дверь.
Хорошо, извольте, я пущу, но только прежде уговор нужно сделать. Уговор лучше денег, отвечала она из-за двери.
Ну, что такое? Говори!
Коли подарите мне завтра вторую браслетку, на другую руку, то, так и быть, я уже не буду на вас сердиться и впущу вас.
Подарю, подарю. Есть о чем разговаривать!
Только уж я теперь хочу, чтобы с бриллиантами.
Ну вот Уж и с бриллиантами.
А не хотите купить с бриллиантами, так и оставайтесь там одни.
Куплю, куплю, отвори только.
Побожитесь.
Ей-богу, куплю.
Нет, вы не так Вы скажите: «Будь я анафема».
Клянусь тебе, что куплю. Ну когда же я тебя обманывал?
Ну, входите
Акулина отворила дверь своей комнаты, Трифон Иванович вошел туда. Акулина стояла с заплаканными глазами. Он взял ее за руку и хотел что-то сказать, но вдруг послышались сзади шаги. Бежала кухарка Анисья.
Акулина Степановна! Беги, матка, скорей в кухню! Принимай гостя! кричала она. Племянник твой из деревни приехал! Пантелей приехал!
У Трифона Ивановича и руки опустились. Он стоял как ошпаренный и переминался с ноги на ногу. Акулина оттолкнула его и опрометью бросилась в кухню.
XVIII. Племянник приехал
В кухне стоял Пантелей. Это был молодой, статный, белокурый мужик в поношенном нагольном полушубке, в валенках и с пестрядинной котомкой за плечами, к которой были привешены сапоги. Завидя входившую Акулину, нарядную, в шелковом платье с турнюром, одетую «по-господски», он сначала удивленно попятился, но потом поклонился в пояс и, тряхнув волосами, сказал:
Здравствуйте, тетенька Акулина Степановна! Все ли в добром здоровии?
Ничего, живем помаленьку, жеманно отвечала Акулина и прибавила: Что ж, надо поцеловаться с приездом-то
Она подошла к Пантелею. Пантелей отер рукавом полушубка губы, и они поцеловались.
И не узнать вас, сказал Пантелей, осматривая ее с головы до ног. Совсем на манер купчихи стали. Наряды такие, что страсти
На хорошем месте живу оттого. Когда приехал?