Здесь стоит заострить внимание на природе власти созданной комиссии. Несмотря на то, что формирование Центральной избирательной комиссии происходило на основании указа 1505[7], которым Б. Н. Ельцин, de jure лишенный статуса президента России, утвердил Положение о Центральной избирательной комиссии по выборам в Государственную Думу, de facto он выступал лишь сторонним наблюдателем и общественным организатором, источником власти и основанием для всей последующей легитимации процесса, как и для всей юридической конструкции в виде Центральной избирательной комиссии России, её так сказать «отцами основателями», были региональные легитимные легислатуры. Именно от легитимных органов власти российских регионов Центральная избирательная комиссия РФ получила свою первоначальную власть и правомочия, хотя в большинстве юридических и публицистических источников таким источником власти считают Б. Н. Ельцина, хотя, как было показано выше, это очевидно не так.
Оставался ещё один юридический нюанс, который требовалось разрешить, проблема избрания депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации в условиях Конституции России. По свидетельствам одного из авторов Конституции С. М. Шахрая[8], было решено подсчитывать в день голосования первоначально голоса, поданные участниками референдума за Конституцию РФ, а только после её принятия подсчитывались голоса, поданные за членов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы. Между тем, результат выборов в Государственную Думу Российской Федерации оказался далёк от ожиданий Б. Н. Ельцина, поскольку Государственная Дума, избранная одновременно с членами Совета Федерации и референдумом о принятии новой Конституции России, оказалась к нему в жёсткой оппозиции. Состав Государственной Думы первого созыва оказался таким:
Таблица 1. Состав Государственной Думы России первого созыва 19931996 гг. (составлено автором)
Определить и описать точные формы, количественный и персональный состав блоков и фракций, существовавших в Государственной Думе первого созыва, практически невозможно, так как большинство коалиций складывались в зависимости от голосования по конкретному вопросу и законопроекту. Единственная группа депутатов, которая оставалась до конца верна Борису Ельцину, была группа ПРЕС (6,73 %), не влиявшая на общую повестку дня.
Несмотря на описанные выше неконституционные действия Президента России Б. Н. Ельцина, после принятия новой Конституции РФ в России сложился общественный консенсус относительно его юридической легитимации. Теоретики права объяснили возникшую юридическую коллизию следующим образом: раз гражданин Б. Н. Ельцин de facto не отказался от своего статуса и продолжил реализовывать правомочия и полномочия президента страны, то и de jure он должен считаться президентом как лицо, фактически исполняющее его обязанности.
Но несмотря на проведённую конституционную реформу, Президенту Ельцину не удалось создать работающие органы власти, и оппозиция готовилась к очередному конституционному кризису в условиях назревающего повторного отрешения Ельцина от власти, а тому существовали веские основания. Так, уже была запущена повторно процедура импичмента на основании положений уже новой Конституции 1993 года[9]. Предъявление Государственной Думой Борису Ельцину официальных обвинений в государственной измене либо в другом тяжком государственном преступлении, влекущее для него негативные юридические последствия в будущем в виде привлечения как к конституционно-правовой, так и уголовной ответственности, вынуждало его быть готовым к очередному варианту роспуска Российского парламента.
Для понимания остроты противостояния ниже мы приводим полный текст предложения депутатов Российского парламента о начале процедуры импичмента против Бориса Ельцина.
«ПРЕДЛОЖЕНИЕ
депутатов Государственной Думы Федерального Собрания
о выдвижении обвинения против Президента Российской Федерации
для отрешения его от должности
Деятельность Президента Ельцина Б. Н. за последние годы свидетельствует о том, что Президент Российской Федерации совершает одно за другим действия, которые невозможно квалифицировать иначе, как тяжкое преступление.
Речь идет прежде всего о следующем:
1. В сентябреоктябре 1993 года, издав Указ 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» и отдав приказ об использовании воинских частей с целью насильственного прекращения деятельности Совета народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, Президент Ельцин Б. Н. совершил преступления, связанные с призывами к насильственному изменению конституционного строя (ст.70 УК РСФСР), воспрепятствованием деятельности конституционных органов власти (ст.791 УК РСФСР) и превышением власти или служебных полномочий, сопряженным с насилием, применением оружия, мучительными и оскорбляющими личное достоинство потерпевших действиями (часть вторая ст.171 УК РСФСР).
2. В декабре 1994 года Президент Ельцин Б. Н. как Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации отдал приказ о начале военных действий в Чеченской республике. Поступая таким образом, он нарушил требования ст. 102 Конституции Российской Федерации, которая предусматривает утверждение указов Президента о введении чрезвычайного и военного положения Советом Федерации. Отстранив Совет Федерации от решения вопроса о применении в Чечне воинских частей, Президент вновь совершил превышение власти, сопряженное с применением силы и с использованием оружия, то есть преступление, предусмотренное частью второй ст.171 УК РСФСР.
3. В июне 1995 года Президент Ельцин Б. Н. дал указание Министру внутренних дел о штурме здания больницы в гор. Буденновске, переполненного детьми, женщинами, стариками и другими мирными гражданами, оказавшимися заложниками чеченских боевиков. Этим шагом, повлекшим многочисленные человеческие жертвы, Президент еще раз нарушил часть вторую статьи 171 Уголовного кодекса.
Перечисленные выше деяния Б. Н. Ельцина относятся в соответствии с законом к категории тяжких преступлений.
Все это переполняет чашу терпения депутатов, являющихся свидетелями целого ряда других преступлений Президента, не укладывающихся в рамки Конституции Российской Федерации (участие в развале Союза ССР путем организации и подписания Беловежских соглашений, вторжение в полномочия Федерального Собрания по вопросам приватизации, издание указов, открывающих путь к разграблению национальных богатств и ведущих к обнищанию миллионов граждан страны, возложение на главу Правительства и председателя Государственной Думы руководства предвыборными блоками, что грубо противоречит конституционному принципу разделения властей, многократное игнорирование предложений Думы прибыть на ее заседания и т. д.)
С учетом всех этих обстоятельств мы, депутаты Государственной Думы на основании статьи 93 Конституции выдвигаем Борису Николаевичу Ельцину обвинение в совершении тяжких преступлений против народа и считаем необходимым начать процедуру его отрешения от должности Президента Российской Федерации»[10].
С учетом подобных обстоятельств Президент просто не мог прекратить правомочия Центральной избирательной комиссии Российской Федерации, доказавшей свою эффективность как независимой от Российского Парламента и Суда формирующей ветви власти, хотя она была созвана исключительно ad hoc.
Таким образом, логичным было бы предположить, что, находясь в состоянии постоянной неуверенности относительно своего президентского статуса, Борис Ельцин не только не упразднил Центральную избирательную комиссию после выборов, а, напротив, решил сделать её постоянно действующим государственным органом и усилить её полномочия законодательно. 6 декабря 1994 года принимается первый федеральный закон, закрепляющий статус и правомочия Центральной избирательной комиссии Российской Федерации как особого постоянно действующего государственного органа[11].
Подводя итог по настоящему параграфу, по мнению автора, изучение феномена возникновения Центральной избирательной комиссии Российской Федерации наглядно доказывает, что Избирательная комиссия изначально задумывалась и создавалась как временный, созданный по случаю, государственный орган, стоящий выше органов государственной власти, имеющий право в случае необходимости ставить себя выше Конституции и считать источником права исключительно базовые демократические принципы.
§ 2. Место и роль Центральной избирательной комиссии Российской Федерации в структуре государственных органов избирательной системы
Как нами было исследовано в первом параграфе настоящей работы, Центральная избирательная комиссия РФ является особым государственным органом, феномен которого проявился в определённый исторический период. По сути, правоведы того времени не придумывали ничего нового, а лишь предложили уже имевшийся в истории права институт, идеально подошедший к тому историческому моменту. Между тем, описание текущего места и роли ЦИК РФ в структуре государственных органов будет неполным и недостаточно ясным для понимания без описания всей эволюции самого института. Постараемся заполнить этот пробел.
Избирательное законодательство формализованное выражение избирательного права
Закон, насколько бы хорош и полон он ни был, не может полностью описать всё право, он всего лишь формализует его, делает очевидным для всех, переводит, в меру таланта законодателя, неписанное право в букву закона, но всегда в широком понимании право является больше, чем просто законом, оставаясь его духом, пронизывая и направляя законодателя и правоприменителей. Понимание права, его источника и целей позволяет правоприменителю, не найдя ответа в букве закона, всегда правильно следовать его духу в соответствии с волей законодателя и самой природы. Понимание избирательного права и его целей невозможно без исследования его источника и генезиса, поскольку понимание не позволит допустить в законе ошибок, аналогичных тем, которые указаны выше.
Избирательное и Административное право институты Конституционного права
Несмотря на прямое закрепление в пункте 2 статьи 118 Конституции Российской Федерации четырёх равных видов судопроизводства[12], позволим себе не согласиться с таким легистским подходом. Во-первых, по свидетельству самих творцов Конституции, на момент её разработки у них самих не было понимания, какой будет будущая страна и её политические институты, в связи с чем избирательное право, электоральная юстиция как формирующая ветвь власти в данном законе отсутствуют, как и упоминание о таком важнейшем государственном институте демократического государства как политическая партия, что, однако, не свидетельствует об отсутствии этого феномена в реальной юридической практике. Во-вторых, закрепление только четырех видов судопроизводства является, скорее, данью традиции и отражает позицию отраслевых юристов, нежели иллюстрирует действительное положение и международный опыт.
Следуя идеям Ф. Бекона[13] и Г. Кельзена[14] об отделении науки и права от ненауки и неправа, представим юридическую конструкцию, в которой сочеталось бы истинное, чистое, действительное положение избирательного права и законодательства, а не закрепленное Конституцией или иной формализованной нормой. Очевидно, что для существования права в государстве нет необходимости достаточным является наличие договора и суда. Данное утверждение справедливо так же, как и то, что государство не может существовать без права, поскольку является его порождением. Следовательно, государство это иллюзия (юридическая фикция) по форме и правила социальной игры по содержанию[15]. Отсюда следует, что конституционное право (независимо от наличия писаной Конституции) это первородное право, описывающее форму государства (его государственных органов) и правила социальных игр, устанавливаемых в нём. Учитывая, что в данной социальной игре существует всего два субъекта права (государство, получившее правосубъектность, и народ как толпа, периодически обретающая правосубъектность), то возможных степеней свободы может быть только две это свобода государства управлять народом, образующая административное право и являющаяся его источником, и свобода народа управлять государством, образующая избирательное право и являющаяся его источником. Описанную нами юридическую конструкцию можно охарактеризовать как отрасль Конституционного права, включающую в себя два столпа: институт Административного и Избирательного права. Наличие обоих институтов атрибутировано и обеспечивает устойчивость всей конструкции. Графически это может быть изображено следующим образом (см. Рис. 1).
Рис. 1. Конституционное право (рисунок автора)
Независимо от автора Морис Ориу пришел к аналогичному выводу, определяя эти институты как суверенитеты политический и юридический. «Суверенитет есть политический (правительственный) и юридический. Политический суверенитет это воля правительства, юридический суверенитет есть воля граждан, с вытекающими из гражданства юридическими полномочиями»[16]. Внеся некоторую ясность в юридическую конфигурацию конституционного, административного и избирательного права, определив их место и далее следуя юридической логике, рассмотрим источник самого Конституционного права права Естественного. Конституционный суд Российской Федерации, как, впрочем, и конституционные суды других стран, включая квазисудебные органы конституционного надзора, при толковании текстов писаных Конституций, не находя в них ответа на те или иные вопросы, нередко апеллирует к естественному (идеальному) праву напрямую, воспринимая его априорно единственным источником, при этом некритически подходя к нему, поскольку не может подняться выше источника, подобно тому как, по справедливому замечанию Ф. Бэкона, учение, идущее от Аристотеля, никогда не поднимется выше учения Аристотеля[17].
Задача нашего исследования состоит в том, чтобы подняться над источником конституционного права и описать его объективно и без свойственных юридической науке эмоций.
Дуализм естественного права: доктрина необходимости и доктрина справедливости
Чем проще юридическая конструкция, тем она совершеннее считал Р. фон Иеринг[18]. Он же полагал, что любая юридическая конструкция основывается на натурально-историческом воззрении. Согласно ёмкому определению Н. Бондаря[19], в российской юридической традиции объективно воплощаются идеи права как высшей справедливости, основанной на недопустимости произвола и гарантированной равной для всех граждан мере свободы. Российское право, являясь наследием неокантианства, отражает идеи Штаммера, Иеринга и др., считая своим источником «цели» идеалы справедливости. Между тем, теоретики конституционализма, рассуждая о целях как априорных идеях разума, то есть априорных идеях права в контексте неокантианства, и тактично умалчивая о неонатурализме, делают выводы о природе естественного права как о праве с меняющимся содержанием, «живом праве» и «живой Конституции». Они не принимают во внимание дуалистическую природу естественного права внутреннюю (цель), определённую И. Кантом формулой «Право как цель», и внешнюю (необходимость), определённую Г. Брактоном формулой «Право как инстинкт». Из указанной дуалистической природы естественного права берут начало «докантовская», натуралистическая доктрина необходимости (Nessesity Doctrine) и моральная, называемая ещё кантианской, доктрина справедливости (A Theory of Justice)[20]. Обе доктрины сосуществуют в сегодняшнем юридическом мире неразрывно, оказывая существенное влияние на позитивное право, точнее являя в нем своё формализованное выражение. Для добросовестного правоприменителя и правотворческих органов принципиальными являются пределы сопряжения указанных доктрин, которые проходят по линии благосостояния (благополучия, безопасности) общества. Наличие достаточного количества ресурсов, вовлекаемых в юридический оборот, является триггером использования доктрины справедливости, и наоборот недостаточность ресурсов обуславливает выбор правоприменителя в пользу доктрины необходимости, что отчетливо прослеживается в отечественном и зарубежном позитивном праве независимо от отрасли (см. пункт 3 статьи 55 Конституции РФ[21], пункт 1 статьи 39 Уголовного кодекса РФ[22], статью 2.7 Кодекса об административных правонарушениях РФ[23] и др.). Доктрина необходимости, несмотря на свою семисотлетнюю историю, продолжает применяться судами в виде прямой апелляции к ней[24] и, на наш взгляд, по мере увеличения населения и/или уменьшения количества ресурсов, вовлекаемых в юридический оборот, будет использоваться всё чаще. Очевидно, что полный переход законодательной и правоприменительной практики к доктрине справедливости и отказ от натуралистического подхода невозможен на данном этапе развития общественных отношений, так как он предполагает постоянное количественное увеличение вовлекаемых в юридический оборот ресурсов, причем не только материальных. Учитывая, что власть по своей природе есть ресурс прав и обязанностей, следование неокантианской доктрине требует регулярного увеличения объема власти (инфляции власти) и количества допущенных к ней лиц. Иными словами, количество выборных государственных и муниципальных должностей должно коррелировать с уровнем благосостояния (благополучия, безопасности) общества. Такая корреляция легко выявляется как на примере Российской Федерации, так и на примере других стран и территорий, хотя у автора нет уверенности в том, что законодатели при реализации их дискреционных полномочий следовали описываемым здесь доктринам. Однако, возвращаясь к теоретической части нашего исследования, изобразим графически дуализм естественного права (см. Рис. 2).