Я столько времени на эту миссию убила не для того, чтобы ее завалить.
Лиам никак это не прокомментировал. Я положила нам по куску мясного пирога, надеясь, что этот будет получше, чем в «Лебеде». Хотя могло ли быть хуже?
А если не вкратце?
Что?
Ты сказала Он потупил взгляд в стол. Ну так
Я попала сюда благодаря знакомому в смысле, я, возможно, не самый очевидный кандидат, поскольку я американка и все такое, но я была лучшим вариантом, и в конце концов организаторам хватило ума это понять. Единственная в своем роде фанатка Джейн Остен с опытом врачебной деятельности в полевых условиях, которой наглости не занимать, как-то так. Я помолчала. А ты?
Наглостью не отличаюсь, увы.
Как ты?..
Мне повезло.
Меня бесит притворная скромность. Лиам написал биографию лакея Бо Браммела, чем доказал, что обладает изящным слогом и остроумен как минимум на бумаге.
Моим профессором был Герберт Брайанд, добавил Лиам. Вернее, моим наставником. Вид у меня, похоже, был недоуменный. Это он нашел письмо.
Ах, вот что.
Все уцелевшие письма Джейн Остен, казалось, уже были найдены сборник с комментариями к ним выдержал одиннадцать изданий, но тут в давно вышедшем из обращения экземпляре «Айвенго», который хранился в библиотечном архиве в Кройдоне, обнаружилось еще одно письмо. Написанное Джейн Остен в 1815 году, оно было адресовано ее подруге Энн Шарп и стало настоящей сенсацией. Выяснилось, что ее роман, предположительно начатый и заброшенный в 1804 году, спустя десятки лет опубликованный в неполном виде под названием «Уотсоны», все же был закончен. В письме Джейн Остен объясняет, почему не желает, чтобы он увидел свет, и сообщает о желании его уничтожить. Он слишком личный, пишет она, слишком мрачный.
Это Брайанд надоумил тебя подать заявку?
Он этому поспособствовал.
Я уверена, что твои личные качества тоже сыграли роль. Но с его стороны это щедро. Подумать так, он и сам наверняка хотел бы сюда попасть.
Он уже старик, здоровье не то.
Все равно с его стороны было мило тебя поддержать. Это мощно продвинет твою карьеру, так ведь?
Путешествия в прошлое не афишировались. Если мы преуспеем и вернемся с «Уотсонами», институт состряпает какую-нибудь историю о научном открытии. Событие будет неслыханных масштабов, поскольку исконные британцы боготворили Джейн Остен и считали ее недолгую жизнь и скудость литературного наследия трагедией, сравнимой с уничтожением Александрийской библиотеки.
Это будет мой прорыв, произнес Лиам до того серьезным тоном, что я еле подавила смешок. После такого новая жизнь начнется, знаешь ли.
Кажется, она уже началась. Я обвела комнату рукой. Это же безумие вот он, тысяча восемьсот пятнадцатый. Если это не новая жизнь, то что?
Мои прежние тревоги как ветром сдуло; мне не терпелось взяться за дело. Познакомиться с ней, узнать ее. Проект «Джейн Остен» будет изумительным. И зябким я поежилась, несмотря на пылавший рядом огонь.
Ты права. Я оговорился.
Но ты ведь что-то подразумевал под этим. Возможно, ты станешь тем, кто подготовит рукопись к публикации? Я снова наполнила наши бокалы. Только представь. Прочитать текст, написанный ее рукой! Увидеть, что она вымарала и чем заменила!
Было бы здорово. Его слова прозвучали так, словно ему самому это ни разу не приходило на ум.
Однако я знала, что после театральной студии он успел поучиться в Оксфорде; его книга попала в длинный список какой-то литературной премии; его наставник поддержал его кандидатуру для проекта. Достижения Лиама на этом не заканчивались, но остальные стерлись у меня из памяти. Я сложила руки на груди, чтобы не растерять тепло.
Так вот что тобой движет? Я поняла, что выпила больше, чем следовало. Но передо мной лежала загадка, и лучшего момента, чтобы разгадать ее, было не найти. Банальные амбиции? Признание в академических кругах?
Лиам посмотрел на меня.
Хочешь мой сюртук? Ты ведь мерзнешь?
Я согласилась, поскольку действительно мерзла, и, надев эту огромную штуковину, закатала рукава, чтобы отыскать собственные ладони. Повисла пауза я надеялась, что Лиам оставит без комментариев мою низкорослость, и он не подвел.
Я пыталась платье застирать. Оно в грязи, объяснила я.
Моя догадка оказалась верна.
Я вовсе не планирую разгуливать в 1815 году в полураздетом виде.
Я надеялась, что Лиам усмехнется, но он лишь кивнул. Я подняла бокал.
За миссию.
За Джейн Остен.
За «Уотсонов».
Наши бокалы звякнули. Порыв ветра влетел в открытое окно и пронесся по комнате, отчего пламя заплясало, шторы взметнулись, а я снова поежилась. У меня возникло чувство, будто я здесь и в то же время не здесь, будто наблюдаю за этой сценой издалека, будто время запнулось, на мгновение замерло и пошло дальше как если бы произошел секундный сбой сердечного ритма. Иногда у меня перед глазами встает тот миг: мы, такие невинные и наивные, и все у нас впереди.
Глава 2
23 сентября 1815 года
Дом 33 по Хилл-стрит, Лондон
Удивительно скоро своеобразие 1815 года стало восприниматься как нечто обыкновенное. Благодаря газетам, комиссионеру и наличности под рукой мы нашли подходящий дом полностью меблированный, с уборной не на улице, в фешенебельном районе Вест-Энд и заключили договор аренды на шесть месяцев. Мы наняли трех слуг, заказали еще одежды и приступили к устрашающему процессу внесения на счета наших фальшивых денег. Но дел впереди еще было немало, а время шло.
У нас сложился режим дня, наметились привычки. Каждый день я спускалась к нашей кухарке-экономке миссис Смит, чтобы обсудить меню, составить список покупок и свериться со счетами. Эта дородная женщина с карими глазами и лицом в оспинах терпеливо объясняла мне даже то, что самой ей, вероятно, казалось совершенно очевидным.
Впрочем, как-то утром, стоило мне только присесть в ее темной комнатушке рядом с кухней, она задала мне новую задачку.
Мисс, Грейс говорит, что камин в гостиной дымит.
Да? Ну, ей, наверное, виднее. Грейс была нашей горничной.
А вы сами не заметили?
Не заметила. Дым от горящего угля был одним из запахов, свойственных этому дому, наряду с пчелиным воском, из которого состояли свечи, скипидаром и уксусом, что использовались в качестве чистящих средств, и лавандой, которой ароматизировали мое постельное белье.
Ваш комиссионер упоминал, когда здесь дымоходы в последний раз чистили? Мне кажется, что и в кухонном очаге тяги не хватает.
А их чистить нужно? Мне вспомнились «Приключения Оливера Твиста» и сцена, в которой маленький Оливер едва не становится трубочистом.
Миссис Смит медленно моргнула так выражалось ее изумление в те моменты, когда я демонстрировала глубину своего невежества. В институте придумали объяснение тому, почему у нас не было ни тетушек-бабушек, ни приятелей, ни знакомых и это в Англии, где, похоже, все мелкопоместное дворянство знало друг друга или хотя бы состояло в дальнем родстве: мы представлялись осиротевшими братом и сестрой, детьми плантатора с Ямайки. Такая биография была далека от безупречной, но она могла многое объяснить например, отсутствие знаний о дымоходах.
Если прикажете, мисс, я пошлю мистера Дженкса за трубочистом. Лицо у меня, видимо, сделалось сконфуженным, поскольку она добавила: В такой час они ходят по улицам, кличут тех, кто даст им работу.
Только велите ему привести того, кто пользуется щетками, а не того, кто засылает в дымоход мальчишку.
Она захлопала глазами.
Щетками?
У некоторых есть такие специальные щетки с длинными ручками, которые достают до самого верха трубы.
Я о таких не слыхала.
Однако они существуют. В этом я не сомневалась. Не забудьте сказать об этом Дженксу.
Сама я с Дженксом, нашим слугой, старалась общаться как можно реже: любое мое столкновение с ним было неприятным. «Он меня недолюбливает, жаловалась я Лиаму. О чем бы я его ни попросила, в ответ он презрительно ухмыляется и находит повод этого не делать». Лиам воспринял это со скепсисом с ним-то Дженкс всегда был услужлив и почтителен.
Позже, в Грин-парке, я размышляла о Дженксе и о нелепой надобности вообще держать слуг. Прогулки по утрам стали еще одной нашей новой привычкой они давали нам возможность обсудить дела, не опасаясь быть подслушанными. Впрочем, в тот день мы почти не разговаривали, просто шли в гулкой тишине по аллее, вдоль которой росли платаны. Было солнечно, но холодно, свет падал под углом, какой бывает только осенью. Порыв ветра подхватил опавшие листья и закружил их вихрем прямо перед нами.
Пора мне написать Генри Остену, ни с того ни с сего вдруг сказал Лиам. Как думаешь?
Я удивленно посмотрела на него.
Э-э, да.
Я подстрекала его к этому почти с тех самых пор, как мы прибыли в 1815 год, и с удвоенным усердием с тех пор, как мы сняли дом на Хилл-стрит и обзавелись приличным адресом для строчки «Отправитель». Лиам все отмахивался от меня, утверждая, что нам следует получше разведать обстановку. Одержимые желанием узнать, как держатся и ведут себя дворяне, какие слова они выбирают и как их произносят, мы совершали долгие прогулки по паркам и улицам с модными магазинами, ходили на художественные выставки и в театры.
С одной стороны, я была с ним согласна. У нас был всего один шанс произвести хорошее впечатление на Генри Остена; если эта попытка закончится провалом, мы упустим лучшую возможность познакомиться с его сестрой. С другой стороны, меня это страшно бесило: времени было в обрез, но выполнить эту задачу мог только чертов Лиам просто потому, что был мужчиной. Я не могла написать Генри Остену.
Что ж, хорошо. Лиам кивнул мне, и только тогда до меня дошло, что этот этап, должно быть, вызывает у него огромное волнение или даже страх.
Но страшиться времени у нас не оставалось. В середине октября Джейн Остен прибудет к Генри в Лондон, и начнут разворачиваться события, в которых нам предстояло оказаться замешанными; было чувство, словно мы пытались поймать волну и уже изрядно отстали.
Все будет окей. Ты справишься, сказала я ему, хотя уверенности в этом у меня не было.
Едва войдя в дом, мы услышали вопль и грохот. Переглянувшись, мы направились к источнику звука, который находился в гостиной на втором этаже: в очаге виднелось черное тряпье и чья-то босая нога. Под тряпьем я обнаружила мальчишку, чумазого и неподвижного, и присела, дабы рассмотреть его поближе. Его дыхание было частым и поверхностным; от него воняло гарью. Я потрепала его за плечо.
Ты меня слышишь?
Его глаза распахнулись и посмотрели на меня. Радужки были карие, а белки сильно контрастировали с черной от сажи мордашкой.
Ты меня слышишь? повторила я. Он кивнул и зашевелился, но я не дала ему сдвинуться с места. Это чувствуешь? Я стиснула сначала одну его ступню, затем другую. А это?
Да, мэм, произнес он сдавленным голосом и зашелся влажным кашлем.
Можешь пальцами на ногах пошевелить? А на руках?
Он пошевелил. Я ощупала его позвоночник сквозь обноски, но признаков повреждения не обнаружила.
Я отстранилась и села на пятки, окинула его взглядом, а затем дернула шнур колокольчика, висевшего у камина. Но Дженкс уже стоял в дверях с ошарашенным видом.
Можно нам чаю?
Он усмехнулся.
Откуда взяться кипятку, если трубочист здесь и огня в очагах нет?
Я начинаю понимать, что ты имела в виду, процедил Лиам, незаметно подошедший ко мне сзади, а затем громко добавил: Дженкс! Тогда пусть будет портер. Принеси нам полпинты. Если у нас его нет, то сходи и купи.
Да, сэр, бросил тот и исчез.
Мальчишка тем временем успел сесть и теперь растирал глаза своими грязными ручонками.
Прекрати, сказала я, но прозвучало это куда жестче, чем мне хотелось. Он застыл, и я протянула ему свой носовой платок. Держи, утрись этим. Иначе сажа в глаза попадет, и станет только хуже.
А он все глазел на платок. Я сменила тон на более ласковый:
Не бойся его испачкать, у меня достаточно платков. Голова болит?
Не-а.
Как тебя зовут?
Том, скорее выдохнул, чем сказал он.
Я поднялась на ноги.
Меня зовут мисс Рейвенсвуд. Сходишь со мной на кухню, Том? Возможно, мы сумеем тебя отмыть.
Я протянула ему руку, и он схватился за нее своей ладошкой, чем очень меня удивил. Когда он встал, весь в черной саже, оказалось, что он едва достает мне до талии, и у меня сжалось сердце.
В непривычно холодной кухне нашлись миссис Смит она наводила порядок в пряностях и Грейс, полировавшая столовое серебро.
Я велела найти трубочиста, который не отправляет в дымоходы мальчишек.
Обе женщины шокированно уставились на нас с Томом.
Я передала ваше пожелание, мисс.
Можешь разжечь камины. Сегодня мы трубы больше чистить не будем. Ладошка Тома в моей руке дрогнула. Грейс, мне нужна горячая вода для ванны.
Она не сводила глаз с Тома.
Ванну принести к вам в комнату?
Купание было действом, в котором фигурировали теоретически переносная медная ванна и множество ведер горячей воды.
Нет, оставь ее в прачечной. Это для Тома. Думаю, он почувствует себя лучше, когда выкупается и что-нибудь съест.
Мы обернулись на шорох в дверях стоял мужчина, судя по всему, старший трубочист. Ему могло быть от двадцати до шестидесяти лет; низкорослый и сухощавый, он был одет в костюм из бумазеи, сшитый явно на кого-то покрепче, и чистым выглядел только в сравнении со своим помощником.
Эт еще чего? прорычал он, уперев взгляд в Тома. Протиснувшись мимо Лиама, он шагнул в кухню и бросился к мальчишке, который с писком спрятался за мной. Что тут творится? Он приближался, и я выставила руку, чтобы его остановить.
Дело вот в чем, заговорила я. Все глаза обратились на меня, и я слегка растерялась. Рядом с Лиамом в дверях возник Дженкс с пивной кружкой вид у него был хмурый. Ваш мальчик упал и ушибся, мистер как вас зовут?
Браун, буркнул он.
Ваш мальчик упал и ушибся, Браун, и ему нужно время, чтобы прийти в себя. Поскольку случилось это в нашем доме, думаю мы оставим его здесь и дадим ему отдохнуть. Мы заплатим вам оговоренную сумму, но сегодня ваши услуги нам больше не понадобятся. Ни сегодня, ни когда-либо еще, мысленно добавила я.
Все молчали, и я решила было, что возражений не последует.
Спасибо, Дженкс. Можешь заплатить ему и проводить к выходу? Я протянула руку к кружке с портером.
Дженкс проигнорировал мой жест и посмотрел на Лиама.
Сэр? вопросительно начал он. Вы же понимаете, что работа не сделана.
Заплати ему и выпроводи отсюда, сказал Лиам скучающим тоном, каким обычно общался со слугами, и забрал у Дженкса кружку с портером.
Браун юркнул мне за спину и схватил Тома за локоть. Тот заскулил, а когда Браун выкрутил ему руку и неразборчиво, но грозно что-то прошипел, и вовсе заплакал.
Отпустите его! сказала я.
Без мальчишки нипочем не уйду. Он тряхнул Тома. Хорош тебе, гляди веселей.
Том повесил нос. Из-за сажи разобрать, что выражало его личико, было невозможно, но поникший вид говорил о том, что он абсолютно несчастен, рука, которую схватил Браун, была вывернута под неестественным углом, а сам он сжался в комок, будто хотел уменьшиться до предела либо вообще исчезнуть.
У вас нет выбора, резко ответила я. Подите прочь. Дженкс
Я пять фунтов отвалил за него в работном доме, с тех пор и года еще не прошло. Оставить его тут? Вы умом тронулись?
Когда он потянул Тома к выходу из комнаты, я преградила им путь. Браун остановился. На лице у него заходили желваки, он засопел, но отпихнуть меня не решился.