Это Хайям, еле сдерживая смех, перебила Вера.
Майя одарила её взглядом, в котором читалось: «Вот, ты и Хайяма знаешь! Вперёд!»
Прокрутив в пальцах ручку, Уланова рассеянно уставилась в окно, за которым с упоением кружился пушистый, похожий на сладкую вату снег.
Он успеет с лихвой засыпать его голову, пока мы будем идти с дальней парковки за гаражами. И я буду ласково стряхивать эту белую вату с чёрной смоли его волос.
Сердце окунулось в прорубь и томно заныло.
Будто осмелев перед финишной чертой, зима покрыла Город густой пеленой, сквозь которую лишь изредка проглядывало солнце словно затем, чтобы жители не забывали: скоро придётся скинуть коконы и подставить весне заспанные лица.
Итак, «Love is»?
Это когда начинается новая жизнь? предположила Верность Ему, с обожанием глядя на Прокурора. Когда в ней появляется гора смысла?
Усмехнувшись, Верность Себе погладила бывшую оппонентку по бейджу, слово «Другим» на котором было тщательно исправлено на слово «Ему».
Это имя ей шло не в пример лучше.
Было до ужаса удивительно, что больше не приходилось тонуть в драме и чувстве вины, судорожно подбирать названия тому, что происходит, и пытаться подменить местоимение «мой» чем-то вежливо-безликим.
Ну, это всё равно надо будет вытужить, вернулся в голову голос Майи.
Моргнув, Вера нехотя стёрла с лица улыбку и повернулась к Ковалевской. В уме летели отстранённые определения, которые могли сойти за чьи-то цитаты.
И не выдать её замирающее сердце с головой.
Да, давай просто процитирую Шекспира, пробормотала Вера.
Только без палева! распорядилась Ковалевская, постучав по столу ногтями цвета кислотного салата. Чтобы сошло за твоё! Я понимаю: ты сейчас только стрёмные определения можешь дать, разойдясь со своим тревожником. Но ты уж сподобись, повспоминай конфетно-букетный!
Спрятав улыбку, Вера покладисто кивнула и вновь отвела скрывающий тайну взгляд.
Отводить взгляды и скрывать тайны, впрочем, уже начинало надоедать.
Сегодня Елисеенко опять поставил машину на дальней парковке и сбивчиво пояснил, что там «больше места».
Почему он так хочет, чтобы нас по-прежнему никто не видел?..
Как много в этом слове «любовь», друзья мои! окрылённо вещала преподаватель, широко улыбаясь. В ряду самых разносторонних понятий на свете любовь занимает одно из первых мест. И каждый носит в себе собственное понимание того, что такое любовь. Вот здесь, ладонь преподавательницы замерла в центре её груди.
Группа обменялась взглядами, в которых было куда больше тоскливых надежд на скорый звонок, чем попыток отыскать «собственное понимание» для ватмана.
Сколько бы нам ни было лет, негромко продолжала риторичка, перебирая яркие браслеты, мы беспрестанно ждём любви. Вы знаете, я верю, что мы «любим только раз, а после ищем лишь похожих». Мы ждём возвращения за столик на двоих, из-за которого когда-то шагнула та особенная любовь, что обещала нас не покидать. Шагнула и растворилась во времени, забыв на столе лишь помятый фоторобот. И по нему мы обречены вечно искать её, хватая прохожих за рукава. Почему же мы так часто всю жизнь не можем найти, что ищем? с расстановкой и придыханием проговорила преподавательница как делала всякий раз, когда ждала ответ.
Потому что мы помним пропавших в виде образов, но не находим слов, чтобы чётко описать себе их суть, проговорила Майя, снова постучав ногтями по столу.
Верно! взревела риторичка, хлопнув в ладоши.
Задремавший Гайдукевич вздрогнул и ошарашенно заморгал.
Порой, правда, чёткое описание надо, чтобы таких с тех пор избегать, краем губ прошептала Уланова.
Ковалевская прыснула, опустила лицо и беззвучно затряслась.
Бьюсь об заклад, ты тоже вспомнила какого-то «тревожника».
Сосредоточиться на серьёзных доводах не получалось; в сердце плясали розовые бесенята со злободневных открыточек.
Преподаватель шутливо погрозила им пальцем и лукаво поджала губы.
Вот, мои милые, в чём сила риторики, воздев ладонь, объявила она. Владеющий словом владеет миром! Если вы умеете подбирать точные слова, вы можете наладить связь с каждым сердцем; направить каждый ум; заглянуть в суть каждой души!
Так, постой, владыка мира.
А это не иллюзия гиперответственности? не успев подумать, в полной тишине брякнула Уланова. Извините. Ведь в диалоге и любом взаимодействии всегда участвуют двое. Человек может оказаться не способен услышать даже виртуозно подобранные слова. Уши, так скажем, моют не все. Ты можешь вообще всё делать и говорить идеально но ничего не выйдет: просто потому, что от тебя всегда зависит только половина.
Тишину прорезал вой звонка, но на дверь не обернулся ни один взгляд.
* * *
Тишина, ты лучшее из того, что я слышал 4
Остановившись у лестницы, Вера стряхнула снег с рукавов куртки и замерла. Волосы на затылке млели от горячего елисеевского дыхания. Обернувшись, она положила ладонь ему на грудь будто говоря «постой» подняла палец и тихо произнесла:
Слышишь?
Как по твоему заказу.
Тишину? мгновенно отозвался Свят, улыбаясь уголками губ. Слышу.
Нашарив на груди её пальцы, он потянул их к лицу и прижал к прохладным губам.
Сегодня здесь только она, подтвердила Вера, начав медленно шагать по лестнице. Почти все поуезжали домой.
Вот он, вкрадчиво обратилась к Хозяйке Верность Себе. Момент для этих слов.
Давай! подхватила Интуиция, сверкнув глазами. Согласна: самое время!
Свят нерешительно начала Вера, глядя на высокое окно между этажами; смотреть ему в лицо было непросто. А если бы Лина и Настя были дома? Ты бы
Помню, как шёл по этой лестнице впервые, задумчиво перебил он, шагая следом. Всё было так отвратительно, до ужаса. И думал: «Как люди могут тут жить?»
Он специально уводит тему?
Ремонта с тех пор не было, нетерпеливо заявила Вера. Так что дело не в
А сейчас не понимаю, как сам жил раньше.
Сердце томно заныло до того проникновенным был его голос.
Он говорил с таким упоением, будто ждал её ушей несколько световых лет.
Обернувшись, девушка уставилась сверху вниз на его чёрные волосы, беспорядочно усыпанные тающим снегом.
Тирада о том, что ей надоело скрываться, застряла между ключицами и переносицей.
Нет, упрямо вторглась в идиллию Верность Себе. Это нужно сказать!
Зачем? с раздражением одёрнула её Верность Ему. Испортить вечер?
Это было первое серьёзное разногласие между Верностями.
И что-то на окраине души их Хозяйки испуганно холодело.
И тепло здесь, оказывается. И уютно, продолжил Свят, улыбаясь глазами. И она тоже дышит, общага. Как Город.
Эта его улыбка улыбка глазами просто обезоруживала; лишала дара речи.
Когда же ты привыкнешь? Когда уже поверишь, что он здесь? Что он твой.
Даже с красным от холода носом и кругами недосыпа вокруг глаз, Свят был невероятно, умопомрачительно красив; каждая черта его лица была на своём месте.
Хочешь растерять всю решительность просто посмотри на него подольше.
Верность Ему просияла и сложила ладони в порыве умиления.
Верность Себе упрямо качнула головой и недовольно поджала губы. Вокруг её золотых волос настойчиво вилась фраза «Свят, я хочу серьёзно поговорить».
Свят, решительно выпалила Вера. Я больше не хочу скрываться.
И без того кристальное безмолвие лестницы стало совсем звонким; каждая нота тишины натянулась до предела. Парень моргнул и посмотрел ей в глаза настороженно смущённо и досадливо. Он не шевелился и дышал еле слышно.
Будто даже сейчас их прослушивали сотни ушей.
Не отступай, железным тоном произнесла Верность Себе. Лично тебе, милая, скрываться незачем. Вот и подумай о «лично себе».
Верность Ему покачала головой укоризненно и обречённо.
Я не против публичности, пробормотал Свят, пряча глаза. Просто мне нужно
Я не про публичность, поспешно перебила Вера, переступив с ноги на ногу на узкой ступеньке. Я про обычные не тайные отношения. Когда мы можем, например, вместе выйти из машины и зайти в Университет.
Когда ты можешь прийти сюда, даже если Лина и Настя дома.
Отлично. Стоило начать и нужные слова посыпались из неё упругим горохом.
Ещё бы; они стойко держались внутри целых две недели.
Ты ощущаешь, что они тайные? тихо спросил парень, глядя в окно за её спиной.
Поколебавшись, Вера кивнула и тут же неопределённо покачала головой. Он так отчётливо поблёк и растерялся, что хотелось максимально сгладить эту просьбу.
И спешно извиниться за всё, что она «ощущает».
Это обычная нежность компромисса, буркнула Верность Ему. Куда без неё.
Хорошо, уронил Елисеенко, откинув со лба волосы быстрым движением руки. Хорошо, да. Действительно. Да. Ты права. Я и сам думал об этом. Сегодня.
Он проговорил это так отрывисто и монотонно, что верилось в «сам» с большим трудом. Казалось, сегодня его только вынуждали об этом «думать».
И она, и кто-то ещё.
Но имело ли это значение, если он так легко сказал «да»?
С облегчением вздохнув, Вера нежно коснулась губами его верхней губы, над которой росла тонкая колючесть, и еле слышно прошептала:
Спасибо.
Спросить, почему он хотел сохранять их в тайне? Спросить?
Весь его вид будто говорил: «Я согласился, что ещё нужно?», и она прикусила язык.
До третьего этажа они дошагали в молчании.
И это отчего-то встревожило.
Выдернув из кармана ключ, Вера оглядела безлюдный коридор, который освещался лишь сумрачным светом из окна в торце.
Жутковато, весёлым тоном прокомментировал Елисеенко, устремившись к нужной комнате. Музей старинного быта не для слабонервных.
Была эта весёлость его тона напускной?
Или вечер действительно продолжает быть хорошим?
А я тебя предупреждала, сварливо припечатала Верность Ему.
Может, нам пробормотала Вера, воткнув ключ в старую замочную скважину. Может, нам после пиццерии всё же лучше было бы поехать
Стоило ему проявить благосклонность и сговорчивость и она мгновенно начала чувствовать липкий стыд за всё своё недостаточно эстетичное, что их окружало.
Куда? уточнил он, не дождавшись продолжения.
К тебе домой, буркнула она, искоса взглянув ему в лицо.
Был сейчас нужен этот стыд?
Нет, твёрдо определила Интуиция, ласково переглянувшись с Судьёй. Нет, твоя коса на его камень ничего сегодня не испортила.
В шоколадном взгляде горела только досада; досада из-за его шутки.
Казалось, он боялся испортить вечер так же сильно, как она.
И это осознание запело внутри нежной струной первой октавы; с плеч упал целый сугроб вроде тех гигантов, что лежали по бокам от общаги.
Всё. На сегодня определённо хватит серьёзных бесед.
Теперь только беззаботность; только бессодержательный нежный трёп.
Я дома и здесь, елейно сообщил Свят, шагнув в комнату и включив свет.
Да прям! лукаво воскликнула Вера, захлопнув дверь; в груди пела тихая радость. Уж я наслышана, что ты на самом деле говорил об общагах!
Лина и Настя уехали вчера вечером, а она сама не появлялась здесь с утра четверга и комната основательно промёрзла в отсутствие людей.
Но сегодня мне непременно будет тепло на этой кровати.
Это не я говорил, с расстановкой заявил Святослав; притянув её к себе, он положил ладони на её талию. Я начался в феврале.
Какая удобная позиция, пробормотала Вера, поглаживая его шею.
Знаю парочку позиций поудобнее.
Запрокинув голову, девушка рассмеялась и тут же глухо вскрикнула: на шее легонько сомкнулись его зубы.
Я обязана обсудить с вами то, что вы вытворяете, вкрадчиво произнесла она.
Вот сейчас вытворю, и обсудим, невинно уронил брюнет. Кстати об обсуждениях. А почему ты на сообщение не ответила? О том, что я жду в машине.
Его глаза горели расслабленным ребячеством, которое казалось особенно уместным среди нехитрого интерьера студенческой общаги.
И совершенно не резонировало с этим вопросом.
Лицо Верности Себе приобрело настороженное выражение.
Я увидела его уже после пары, пожав плечами, ответила Вера, добавив в голос побольше беспечной нежности. И решила не отвечать, а сразу пойти к машине.
Моим сообщениям скучно парировать? уточнил Свят, поцеловав её пальцы; его губы улыбались, но в глазах не было ни грамма юмора. Это заявление ниже пояса. Я плохо справляюсь с ролью вашего спутника. Горю по всем кратерам.
Говорит так, будто «это заявление» моё.
Он целовал её пальцы проникновенно и привлекательно, да.
Но губы его по-прежнему улыбались без участия глаз.
Я же сказала, почему, глухо пробормотала Вера. Дело не в «скучно».
Я что, обидела его этим?
Кажется, да, рассеянно уронила Интуиция. Он пытается перевести обиду в шутку.
Ладно, малыш, протянул Свят, коснувшись губами её запястья. Забей.
Верность Себе всё ещё хмурилась, но её Хозяйка уже с облегчением уткнулась носом в любимую шею хоть под сердцем и свербело что-то неприятное. Этот уголок между его шеей и воротником рубашки пах так головокружительно
Мятным чаем и печёным яблоком; мокрым асфальтом и терпким снегом.
На плечи опустилась тишина, напитывая разум и душу полным доверием к моменту.
Я правда как дома, Вера, нарушил Свят эту тишину. Везде дом, где мы рядом.
* * *
Будь по-твоему, Вера, хорошо. Будь по-твоему, мой нежный Дом. Ладно. Пусть.
Пусть он и сам давно мечтал ходить по коридорам заснеженного Универа, держа в ладони эти тонкие пальцы и оберегая её плечи от студенческой суеты.
Пусть; нужно решаться.
И плевать, кто увидит их вместе Гатауллин, Артур или чёртов Олег.
Осталось выбрать среди них лауреата, угрюмо буркнул Адвокат. Гатауллин, конечно, понастырнее, а Артур поопаснее, но зато сраный Петренко сумеет слишком хорошо оценить её рассуждения о наполнении реальности словами.
Этот кретин извлечёт метафору даже из сломанной зубочистки на дне урны.
Обхватив Уланову крепче, Свят прикрыл глаза, глубоко вдохнул и в который раз несмотря на тревогу ощутил себя атлантом.
Покоясь в его руках, она отчего-то дарила ощущение небывалого могущества.
Казалось, если она она! ищет у него любви, защиты и безопасности если он может быть надёжным оплотом для её громадной души, ему по плечу будет весь мир.
И вот что поразительно: в её объятиях не было никакого тактильного перегруза.
Никакого перегруза. Вечный дефицит.
Знаешь услышал он свой хриплый голос. Я не сразу тогда понял, что же такого ты положила на тарелку вместе с курицей. Такая невозмутимая стояла, понимаешь ли. Такая цельная, что ли.
Неужели ты моя?
Взгляд скользил по неказистой мебели, которая больше почему-то не резала глаз.
Цельный, задумчиво повторила Уланова, постучав пальцем по его груди. Именно слово «цельный» пришло мне на ум в конце каникул, когда я попробовала описать тебя одним словом. Поверишь?
Прищурившись, он покачал головой и негромко хмыкнул.
Она льстила? Льстила, определённо.
Смущалась, сглаживала и равняла их по росту в любой удобный момент.
Не так уж легко ей быть единственным бриллиантом на свете.
В эту секунду особенно хотелось вскрыть её мысли и увидеть ответы на все вопросы.
До чего уместной будет каждая её мысль в рамке на стене Зала Суда!
Ты думала обо мне в конце каникул? выдал он самый примитивный из вопросов, что бурлили под черепом.
Я думала о тебе все каникулы, спокойно и ласково отозвалась она.
Пружина под рёбрами распрямилась и зазвенела. Хотелось говорить дальше; наговорить столько, чтобы она вовек не сумела обогнать его.
Высказать ей столько восхищения, сколько ей не сумеет высказать даже Петренко.