Ключи от дома?! Какого чёрта?!
Зачем тебе ехать троллейбусом, не пойму? донёсся до ушей его недовольный голос. Подожди меня в библиотеке. Постараюсь свалить с пары пораньше.
Да в чём проблема?! с усталым раздражением воскликнула она, обернувшись. Я просто хочу пройтись в наушниках! Побыть одна!
Ну и как тебе? Как тебе на моём месте, скот?
Прикрыв глаза, Уланова запихнула ключи в карман старомодной куртки и покачала головой так, словно не хотела, чтобы эта фраза вылетела в виде крика.
Но и молчать, видно, не хотела тоже.
Внезапно заметив их компанию, Уланова ощутимо напряглась но лишь на миг.
Её глаза быстро коснулись соседок по комнате и остановились на Марине.
Выпрямив спину, Марина с вызовом посмотрела в ответ.
Надеюсь, ты стыдишься своего прикида на фоне моего платья.
Прикида Уланова, похоже, не стыдилась: в её взгляде не было и намёка на зависть или ревность. Кивнув в духе сухого «привет», она секунду поколебалась, отвернулась и зашагала к выходу.
Хоть бы каплю этой ревности и зависти ты, сволочь, забрала у меня!
Сердце захлебнулось возмущением, обидой и тоской. Возвращать кивок приветствия Марина и не подумала: это было единственным, в чём она сейчас могла победить.
Но драная сучка даже не заметила её триумфа; она уже была за дверьми.
Сглотнув острый ком, Марина стиснула руки и вдохнула, пытаясь успокоиться.
Олег! проигнорировав наглый выпад своей паскудной девушки, крикнул Свят. Я провожу Веру, займи места!
Варламов займёт, меланхолично отозвался Петренко, сгребая на поднос посуду.
Свят обернулся на него со смесью досады, смущения и гнева но снова промолчал.
Неплохо тебя там воспитывают, чёрт.
Скрипнув зубами, Марина отправила в рот громадный кусок бисквита и закашлялась; идеально подведённые глаза вмиг заслезились.
Лина смотрела с молчаливой жалостью, а Настя с раздражённым «а я тебе говорила, жри и пойдём!» Стукнув кулаком в грудь, Марина подняла лицо к потолку и мелко заморгала, загоняя слёзы назад. Перед глазами всё ещё стоял убийственно спокойный взгляд «девицы Гатауллина». Она могла бы одарить их стол царственным кивком в тот миг, когда смотрела на соседок по комнате.
Но нет она поприветствовала именно меня.
* * *
Ладно, ты был прав, угрюмо протянул Внутренний Спасатель. Бога всё же нет.
При виде Марины, впрочем, в груди копошилось не раздражение, не злорадство и даже не усталость а какое-то простое и обыденное, но ещё не ясное чувство.
Оно будто даже не относилось к ней, а было компасом, что куда-то его направит.
Затолкнув поднос с посудой в маленькое окно, Олег направился к столу, над которым Шацкая жонглировала проклятиями в адрес Улановой.
Ты всё блеяла, что она нам ничего не сделала! Защищала её! Сиди теперь, любуйся!
Тебе, Настя, она действительно не сделала ничего, отозвалась Ангелина.
Её лицо выражало усталую и пугливую настороженность будто она была вынуждена ежеминутно выравнивать общий микроклимат.
Когда уже эта простодушная пампушка поймёт, что этот шабаш не для неё?
От Лины явственно летела крепкая и заботливая энергия материнства.
Казалось, она готова лелеять и пестовать всех и каждого, кому это необходимо.
Шацкая же летела над универом энергией козьего дерьма, которое подбили ногой.
С ума сойти, откашлявшись, сипло бросила Марина. Так его приструнить, чтобы он со мной даже не здоровался. Это надо уметь.
Небрежно опустившись на свободный стул, Олег без приветствия произнёс:
Его не приструняли.
Марина демонстративно отвернулась, ковыряя ложкой остатки пирога.
У вас предвзятость растолстела; хватит есть бисквиты.
Он сам решил не здороваться, сохраняя флегматичное выражение лица, сообщил Олег, избегая желчного взгляда рыжей. Почему ты не на него злишься?
У тебя раньше времени адвокатская практика началась? ядовито рявкнула Измайлович. Не трать слова, Олег, кидаясь в защиту вашей святыни. Похоже на то, что для меня важны их приветствия?!
Ой, ты что, да нет.
От Марины напористо несло гневным отрицанием, которое явно заполняло её до бровей; похоже, это была единственно доступная ей форма самопомощи.
Только отрицание?
Да куда там. Ещё она была полна злости. Зависти. Уязвлённого самолюбия. Обиды. Но даже и за ними мелькало что-то ещё.
Что-то, что он непременно должен был увидеть, прежде чем уйдёт отсюда.
За каким-то же чёртом ты подошёл к этому столу, задумчиво протянул Агрессор.
Что нужно здесь понять?
Я попрошу о переселении! сквозь зубы бросила ржавая, злобно ковыряя пальцами правой руки заусенцы на левой. Нет сил уже терпеть её!
Хватит, Настя! урезонила её Ангелина. Я тебе, возможно, открою секрет, но Вера тебя тоже «терпит»! Так что вы в одной лодке!
«В одной лодке»? В одной лодке.
И в тот же миг мозг накрыло ярким, как солнечный март, осознанием.
Подумать только! Его и Марину его и Марину! внезапно кое-что объединяло.
Так вот от чего он тоже мучился, глядя на Уланову и Елисеенко!
Вот какое чувство Марина прятала и отрицала сильнее всего!
Старое, как мир; едкое, как женское коварство.
Это ревность, Мариш. Это она.
* * *
Сегодня уютная тишина его квартиры походила на липкую паутину.
Вера уже час ходила из угла в угол, то и дело отодвигая шоколадную штору, чтобы посмотреть во двор. Солнце давно спряталось за тучей, ветер усилился, а небо походило на грязный пенопласт.
Отчего-то казалось, что она сильно виновата перед ним.
И это одновременно пугало и злило.
С начала февраля Свят ни разу не повысил на неё голос но всё равно ухитрялся как-то транслировать, что часто недоволен.
Недоволен и молчит. Недоволен и молчит.
Когда эта дамба прорвётся, потоп затронет даже Австралию.
Наверное, я зря крикнула ему, что хочу побыть одна.
Но и делать вид, что не хочу этого, тоже уже устала.
Порой ей жутко не хватало сна на отдельной кровати, ночей без ночника и вечеров наедине с собой; но говорить ему об этом она боялась.
Казалось, стоит отвергнуть малую толику его привязанности и она потеряет всю.
Почему он наотрез отказывается спать без ночника?
Спрашивать это она боялась тоже.
Откуда столько страха перед беседами о своих желаниях?..
Это жутко неправильно бояться говорить что-то тому, с кем делишь постель.
Присев на корточки, Вера коснулась струн гитары; струны ответили тугим стоном.
Точно такой уставший стон уже несколько недель бился в душе.
Помимо неудобных упрямых мыслей о страхе, её ужасно угнетала мрачная неприязнь: неприязнь Артура и Насти.
Откуда она взялась неприязнь Артура? Что я ему сделала?
Но неприязнь Артура какой бы странной она ни была хотя бы ограничивалась часом в день. Неприязнь же Насти лилась на неё бесконечным потоком и именно в те редкие моменты, которые она выкраивала, чтобы побыть в общаге одной.
Зачем ты кивнула Марине? хмуро поинтересовалась Верность Ему, скрестив на груди пухлые руки. Ты должна была посмотреть, как сделает он, и сделать так же.
Ещё чего! возмутилась Верность Себе, сдув с потного лба прядь волос. Он просто сделал вид, что её там нет! А это очень глупо!
Они так долго были вместе, что явно в чём-то друг другу соответствовали: нравится ему это или нет, задумчиво протянула Интуиция, тоже гладя струны.
Пожалуй, Свят зря прикидывается, что Марины никогда не существовало.
Это его прошлое, по которому он пришёл в настоящее; часть его жизни.
Как Дима часть жизни её.
В последнее время она вспоминала Шавеля всё чаще.
Не с теплом или ностальгией, нет. С опасением. Настороженным опасением.
Как только в голове начали роиться мысли, что Свята ей порой слишком много, вместе с ними пришло и ужасное беспокойство: а что, если мать права?
Что, если я «ни с кем не могу по-людски»? Что, если я просто волк-одиночка?
Нет, милая, прошептала Верность Себе, смиренно подстраиваясь под её состояние. Ты не волк-одиночка. Просто кому-то уединение нужно реже, а кому-то чаще.
Из всех, кто сейчас вился вокруг, лучше всех жажду к уединению, пожалуй, понял бы Олег. В груди что-то медленно сжалось.
Олег был отдельным сортом тревоги; громадным нарывом на теле её спокойствия.
Уж лучше бы она не заикалась Святу о желании перестать скрываться.
От Олега исходила мощная энергетика светлого разума и сильной души.
С ним хотелось разговаривать. Разговаривать не чтобы использовать возможность сказать, а чтобы получить шанс послушать.
И желание разговаривать с ним сводило сердце такой виной, по сравнению с которой вина за любовь к уединению казалась ребячеством.
Тишину надрезал плач низкой октавы, и Вера вздрогнула.
Чёрт. Она слишком сильно дёрнула за одну из струн.
А на другой стороне от всей этой суматохи цвела вечная и нежная, мягкая и сочная весна. На другой стороне царил запах горькой мяты, обнимал плечи пушистый плед и пульсировало доверчивое сердце в его бескрайней груди.
На второй чаше весов было то, что стóило всеобщего возмущения и моей усталости.
Будто что-то почувствовав, Вера шагнула к окну и отдёрнула штору; во двор медленно вкатилась и обосновалась на крайнем парковочном месте белая Ауди. Лихорадочно вернув штору на место, она закусила губу и попыталась дышать медленно и глубоко.
Спокойно. Спокойно. Уверенность и самообладание сейчас вполне потребуются.
Ты что? с подозрением прошипела Верность Ему; между её бровей залегла хмурая морщинка. Хочешь обрушить на него очередной «серьёзный разговор»? Чего тебе не имётся? Обязательно надо испоганить восьмимартовские выходные? Немедленно прислушайся к страху! Страху виднее!
Не «серьёзный», нет. И не такой уж «разговор».
Просто попрошу, чтобы мы чаще ночевали по отдельности.
С каких это пор «страху виднее»? осадила коллегу Верность Себе. А ну не лезь!
Верность Ему вспыхнула презрительной обидой, но промолчала.
Страху не виднее, моя девочка, тихо сказала Интуиция. «Серьёзные разговоры» начинать нужно, нужно обязательно. Эта та уязвимость, через которую к тебе приходит сила.
В изящных пальцах Интуиции возникла круглая медаль, на одной стороне которой блестело слово «Vulnerabilis8», а на второй «Validus9».
Помнишь? с ласковой улыбкой поинтересовалась Интуиция. Ты впервые использовала связь этих слов, когда готовила доклад по античной философии на втором курсе. Не забывай всё, что знаешь, моя милая; никогда.
Не забывай всё, что знаешь.
В груди потеплело; Интуиция всегда умела найти нужные слова.
И не надо оправдываться за свои потребности, предупредительно добавила Интуиция, любовно погладив своё золотистое платье. За потребности не надо.
Оправдываться за саму себя по старой привычке.
Сейчас было самое время почитать стихи Рождественского; личный сорт Евангелия, что лежал на подоконнике кухни.
Но Свят уже шёл домой.
Над входной дверью заорал звонок. Настроив твёрдую поступь, Вера прошагала бежевый ковролин маленькой прихожей и впустила в квартиру её хозяина. От него пахло свежестью морозной весны и мятным ароматизатором салона.
Это были беспечные и романтичные амбре.
Но одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: он скрывает напряжение.
Прикольное ощущение, пропыхтел Свят, опустив на пол пакет из ближайшего гипермаркета; к аромату весны и мяты добавились гастрономические шлейфы. Чувствовал себя психом, когда нажимал на звонок. Слишком отвык, что у меня ключей нет, а тут кто-то ждёт.
Да, представляю, рассеянно пробормотала Уланова, ощутив холод под рёбрами.
Как огорошить его тем, что я хочу поговорить? С чего начать?
Несмотря на увещевания Интуиции, начать хотелось с оправданий.
Она не начала с них в прошлый раз и теперь жалела об этом.
Вера, послушай, негромко проговорил Свят, глядя на неё одновременно с виноватой робостью и грубым вызовом. Я хочу серьёзно поговорить с тобой.
* * *
Нет уж, хватит. Хватит.
В мелководный пруд его терпения сегодня плюхнулась последняя капля. К чёрту восьмимартовские выходные, что висели на носу межсезонной соплёй.
Будут испорчены так пусть будут.
Лучше испортить большие выходные, чем всё ближайшее будущее.
Сегодня нужно прояснить это раз и навсегда и наконец успокоиться.
Вера открыла дверь так быстро, а посмотрела в его глаза так доверчиво и беззащитно, что захотелось затолкать поглубже в глотку не только перспективные слова, но и мысли, что выжгли голову на последней паре и по пути сюда.
Её будто тоже что-то тревожило, но она смиренно наполняла взгляд податливой лаской; она выглядела так, будто очень ждала его тут.
Ждала она, ну-ну. Надо было не рявкать, что хочет ехать одна!
Давай, приободрил его Адвокат, нервно почесав затылок. Говори.
Говори: «Мне не нравится, как ты милуешься с Петренко».
О чёрт. Как же по-идиотски это звучало. Зачем вообще ей это говорить?!
Она баба! Какой с неё спрос? Если кому-то и раскрашивать табло подвигов, то ему!
Судья озабоченно примерял к лицу Хозяина маску расслабленной уверенности; маска никак не подходила.
Весь поганый тремор души сегодня был напоказ.
О чём поговорить? глухо спросила Вера, робко переступив с ноги на ногу.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Свят подхватил пакет, прошагал на кухню, швырнул его на пол у холодильника и рывком открыл форточку настежь.
Дышать. Хочу дышать.
В груди копошилась мерзкая смесь из раздражения, усталости, ревности и страха.
Сзади послышались лёгкие шаги, и миг спустя он ощутил на талии маленькие ладони.
Прижавшись щекой к его спине, Вера негромко сказала:
Наконец-то ты здесь. Так о чём ты хочешь поговорить?
Он слишком лезет к тебе! выплюнул Свят. Я не выношу, что нас вечно трое!
Не получилось; не получилось сказать: «Мне не нравится, что ты»
И совсем промолчать не получилось тоже.
Фраза вышла бесформенной, бессодержательной и безвкусной вроде розовых слюней, что продают в бюджетных общепитах под видом вишнёвого киселя.
Ладони на его поясе дрогнули. Она ничего не уточнила, но он тут же понял.
Она мгновенно уловила, о ком речь.
Вжавшись лбом между его лопатками, она взволнованно устало произнесла:
И чего конкретно ты хочешь от меня?
Вот оно как. Она тут же сняла с себя ответственность.
Ловко, ловко! ехидно протянул Прокурор. Впрочем, чего ты глаза выпучиваешь? Ты и до этого знал, что она умеет побеждать, не сражаясь.
Просто ей плевать. Она прекрасно устроилась.
Тебе плевать, я понял, глухо выдавил Свят. Тебя всё устраивает.
Девушка по-прежнему молчала; только еле ощутимо гладила его спину.
Ей плевать. Совсем плевать. Ты сейчас доиграешься со своими заявлениями.
Пугливое желание взять все слова назад стремительно росло.
Мне не плевать, отозвалась Вера. Я спросила, чтобы знать, чего именно ты хочешь добиться от разговора.
Спокойствие её голоса поднялось в душе волной жаркой паники.
Так разговаривает человек, который не боится проиграть и не стремится победить.
Потому что предмет спора ему безразличен.
Постой, с напряжением встрял Адвокат. Ты же не знаешь, какой ценой ей даётся это спокойствие. Может, она тоже паникует но внутри.
Научи меня этой внутривенности, мисс Уланова.
В этом разговоре я хочу узнать, с нажимом произнёс Свят; было очень сложно подбирать слова и именно сейчас это было очень нужно. Ты хочешь, чтобы я ему объяснил, в чём он неправ? Только скажи и он исчезнет из наших будней.
Просто скажи, что не хочешь знать и видеть никого, кроме меня.
Скажи и я завоюю всю планету, чёрт бы тебя побрал.
Сердце колотилось, как подвесная груша, по которой бьют без остановки.