Клест то и дело появлялся в зале, подливал воду и чай, приносил десерт другим посетителям, убирал со столиков. Наконец в ресторане остались только Извор с Варисом.
А все-таки я снова вас попрошу: приезжайте к Странжу, сказал Варис.
Ему очень хотелось добавить: «Чтобы Агата вас простила», но он сдержался.
Попросить-то можно, сказал Извор, но я отвечу: «Нет, спасибо, в другой раз».
Подошел Клест и уселся на стул, повернув его спинкой вперед.
Сегодня мы закрываемся пораньше, а чтобы еда не пропала, я решил устроить вечеринку для завсегдатаев. Может, и вы останетесь?
Нет, извините, сказал Варис. Мне нужно на поезд.
Извор побарабанил пальцами по столу:
Я с удовольствием спасу от страшной участи какую-нибудь невинную булочку или пирожное.
Спасибо, Извор. А вы, милорд Варис? Вы же знаете, чем кормят в поездах. Возьмите что-нибудь с собой. Например, плетеники с вареньем? Они в дороге не раскрошатся. Только не отказывайтесь.
Не откажусь.
С яблочным, вишневым или с жалостевым?
Извор усмехнулся:
С вишневым, пожалуйста. Спасибо, Клест.
Клест вернулся на кухню.
Сильверну понравится, сказал Варис. Только слова о еде в поездах я повторять не буду, он обидится. А вот Эдеа, как ни странно, посмеялась бы.
Вы плохо понимаете отношения между супругами.
А вы? Вдобавок они не супруги. Они консейль. Варис через силу улыбнулся. И об этих отношениях мне действительно ничего не известно.
И мне тоже. Извор посмотрел на дверь в кухню и на прилавок с пирожными. Как вы думаете, если бы в Лескории тысячу лет назад случился не великий голод, а великий потоп, чума или пожар, мы бы до сих пор дарили друг другу лодки, лекарства или кадки с водой?
Варис взглянул на часы:
Уже почти половина второго. Мне пора, Извор.
Не спешите. Клест вызовет кэб
Вы же видели, что творится на улицах. Пешком я дойду быстрее. По крышам кэбов. Варис встал. Спасибо за прекрасный обед, Извор. Желаю вам приятного празднества.
А как же пожелания доброго пути к Богине? Погодите. Извор взял из вазы синюю розу и, обломав стебель, вставил ее в петлицу на лацкане Вариса. Вот теперь вы выглядите как романтик, и вас никто не узнает. Мы с вами достойно прощаемся и достойно встретимся. Передайте от меня привет Странжу.
Обязательно.
Варис сунул пакет с плетениками под мышку и взял трость. В дверях он остановился и оглянулся. Клест стоял у стола, обеими руками ласково сжимая ладонь Извора. Вот и славно, подумал Варис, выходя из ресторана. Извор не останется в одиночестве.
Теперь надо было пересечь весь Листурель. На Жаворонковой улице за это время почти ничего не изменилось: дилижанс продвинулся на полквартала, но пассажиры по-прежнему возмущались, а кучер по-прежнему не обращал на них внимания и продолжал раскладывать карты.
Уличное движение в столице оставляло желать лучшего. Каждый год в парламенте рассматривали петицию о расширении дорог у Привратного парка и парка Королей Кларити, и каждый год ее отклоняли. Часто кому-то в голову приходила мысль построить над существующими дорогами магистрали на чугунных опорах (или, если умник мыслил масштабно, на каменных виадуках). В последнее время стали выдвигать требования проложить по мостам путейное полотно. Ни одна из этих попыток подвесить колокольчик на шею коту не объясняла, как обеспечить доступ света и воздуха к нижнему уровню, как бороться со ржавчиной и сыростью на верхнем уровне и что делать с искрами, горячей золой, металлической стружкой и пеплом, которые сыпались бы вниз, если запустить движители и составы высоко над землей.
Горячая зола. С высоты. Еще одна проблема, о которой парламент и не подозревал. В Листуреле было много десяти- и двенадцатиэтажных домов с фасадами кованого железа. Вот и сейчас за торговыми рядами у парка виднелись темные громады с окнами под нависшими козырьками. Как пожарным забраться на крышу? Как подать туда воду?
Варис представил, что люди выпрыгивают с немыслимой высоты из этих окон, охваченных пламенем и дымом, словно посреди столицы разверзлось жерло вулкана и темный аспект Богини требовал жертвоприношений
Он невольно ускорил шаг. Листурель становился ему ненавистен. Хотелось уехать куда-нибудь подальше, прочь из этого прекрасного древнего города. Нет, так нельзя, подумал Варис. Нельзя уезжать в гневе; не стоит, уходя, хлопать дверью. Парламента больше нигде нет. Нет никакого другого места, которое бы значило для Вариса больше.
У Странжа он обретет отдых в компании друзей и единомышленников и даже, быть может, необходимое убежище от тягот мира. Усадьба Странжа и впрямь убежище, но не сам мир.
Некоторые полагали, что Странж намерен завещать усадьбу Варису. Сам Варис находил такую перспективу чересчур далекой и чересчур лестной, чтобы воспринимать ее всерьез. Допустим, Странж и впрямь умрет лет через десять, двадцать, а то и пятьдесят. К тому времени Эдеа захочет уйти на покой, да и Березар отойдет от дел. Лучшим кандидатом, безусловно, была Эдеа самая здравомыслящая из всех, самая понимающая. С такой характеристикой согласился бы даже Березар, который через несколько дней станет четвертым верховным священнослужителем страны.
Послышался грохот; Варис посторонился. Двуколка, взгромоздившись колесом на тротуар, обогнала тяжело груженный угольный возок. Варис пробормотал что-то не очень приятное, вытащил из кармана карандаш и записал номер кэба на бумажном пакете с плетениками.
Уличное движение В Укромном Заливе пробовали запускать электрические вагончики, которые не осыпают искрами паруса и корабельную оснастку и не изрыгают сажу и копоть, оседающую на драгоценных грузах: чае, шелке и рисе. Мощность движителей, установленных на вагончики, была невелика, и ток от динамо-машины на большие расстояния не передать, поэтому нововведение ограничивалось лишь территорией центральных доков. Тем не менее вагончики ездили, и докеры, которые поначалу при виде сыплющих искрами движителей осеняли себя обережными жестами и подначивали друг друга прокатиться на таком страшилище, теперь привыкли к новым устройствам и с удовольствием позировали на их фоне для люксивов. Уж наверняка столичные власти не захотят отставать от времени, и вскоре такие же электрические вагончики появятся в Листуреле.
Варис свернул в узкий переулок, куда не могли проехать ни экипажи, ни телеги. В домах по обе стороны виднелись вывески книжных лавок и магазинов канцелярских принадлежностей, облепленные рекламой чернил и бумаги, ручек и карандашей, типографских услуг «большие и маленькие тиражи», и всевозможных публикаций типа «Новый сборник Шершня: Статьи из Звезды, Серия любовных романов Легенды Апиарии, подписка на новые еженедельные выпуски 2/3 розничной цены, в прочных клееных переплетах, мыло для бритья Вежеталь» гм, а это тут откуда взялось?
В переулке было тихо; почти все магазины закрылись на праздники. Варис свернул за угол. По другую сторону широкой площади, где на бетоне и каменных плитах волновалось людское море, высилось здание Гранд-вокзала.
Вокзальный фасад вогнутую стену серого гранита в два квартала длиной и в четыре этажа высотой украшали пилястры и широкие пролеты центральной лестницы. Вдоль карниза тянулся фриз с изображением истории транспорта: пешеходы брели за телегами, которые катились за всадниками, которые преследовали кверцийские колесницы, которые неслись за квадригами, а те безуспешно пытались обогнать первый движитель, на всех парах несущийся за «Лескорийским величием», чемпионом ходовых испытаний Черносклона.
Вся площадь перед зданием вокзала была заполнена людьми, багажом и голубями; все находилось в постоянном движении. Не двигались только разносчики газет в перерыве между утренними и вечерними выпусками; вечерние газеты выйдут примерно через час, и доставят их сюда еще через какое-то время. Немногочисленные приставы подгоняли замешкавшихся прохожих, оберегая рассеянных и усталых пассажиров от карманников и багажных воришек.
Варис поднялся по ступеням, не мешкая, но и не торопясь, увернулся от полудюжины столкновений и вошел в центральный зал Гранд-вокзала.
Зал тянулся на два квартала, закругляясь вправо и влево. Он имел ширину шагов двадцать и венчался сводчатым потолком на высоте четырехэтажного здания. Тринадцать двулопастных стрельчатых арок в стиле архитектуры Среднецарствия делили зал на двенадцать выходов к платформам. На две трети от пола арки были сквозными. Камень по обе стороны сквозных отверстий покрывала замысловатая резьба, а верхний угол со стороны платформы занимало витражное окно. Сквозь эти окна падали косые солнечные лучи, в которых вились пылинки; по залу разносилось эхо шагов и голосов.
Варис поднял взгляд к панели ближайшей арки. Все арки имели пропорции идеального кверцийского прямоугольника: отношение стороны квадрата к его диагонали. Сквозное пространство под аркой имело форму правильного квадрата, таким образом панель над ним тоже являла собой кверцийский прямоугольник, а квадратный витраж на самом верху создавал третий такой прямоугольник. Углы меньших квадратов соединяла рифленая каменная дуга, которая шла от вершины со стороны платформы до пола с противоположной стороны. Такая линия именуется спиралью роста; ее можно увидеть и в раковине улитки, и в расположении лепестков цветка. Верующие считали ее священным символом Шиары.
По замыслу архитектора зал должен был выглядеть как раскрытая Книга-колода, а панели представляли карты, поставленные вертикально. Гильдия чарокнижников нашла затею лестной, но возмутительной какие именно карты, по мнению этого дилетанта, входят в расклад для столичного Гранд-вокзала? Потому что именно так (по их словам) следовало это толковать.
Корон Туроскок, в те годы моложе Вариса сейчас, придумал, как разрешить затруднение. Он предложил, чтобы каждая арочная панель олицетворяла определенный город, который бы и принес ее в дар (Листурелю отвели две арки, обрамлявшие центральный вход); теперь резные рельефы изображали рыбу и торговые корабли Укромного Залива, уголь и лес Чернодола, овец и университетские шпили (многие усматривали в этом насмешку) Аскореля. Туроскок убедил города, что хвалиться следует щедростью и красотой, а не гордыней и мощью. Этот старый хитрец добился от чарокнижников пожертвования в фонд строительства вокзала, подчеркнув, что панели, напоминающие раскрытую Книгу-колоду, наведут путешественников на мысли о чтении правда, не уточнил, каком именно.
Первый этаж Гранд-вокзала, начиная от самого входа, занимали торговцы: съестные лавки (не только Клест с подозрением относился к тому, как кормили в поездах), газетные киоски, магазинчики, где продавали шляпы, перчатки и зонтики для забывчивых или на случай перемены погоды. Вывески со сдержанной гордостью сообщали, что здесь продаются галантерейные товары «Айвори и Айвори», «Фелтон и Сплин», трости от Батоги и прочих модных ателье поскромнее. Этажом выше располагались рестораны, парикмахерские, на удивление тихая таверна «Последний вагон» и Книжный салон, словно в подтверждение симпатической магии.
На верхних этажах находились кабинеты сотрудников и руководства железных путей, а в центре, на самом верху, откуда открывался великолепный вид на весь город, устроили директорский банкетный зал. Варис ужинал там дважды, по приглашению Эдеи. Оба раза блюда присылали из лучших столичных ресторанов.
Варис решил купить подарок Странжу что-нибудь поинтереснее, чем еда. Неподалеку он заметил небольшой магазинчик, где за длинным застекленным прилавком стояла худенькая девчушка с длинными просяными волосами.
Почти сразу Варис нашел подходящую вещь: толстую авторучку из искусственного черного мрамора с серебряной отделкой и серебряной же цепочкой, прикрепленной к броши-шатлену.
Скучающая продавщица оживилась.
Прелестная и весьма пользительная вещица, досточтимый господин, сказала она, выговаривая слова на северный манер. По правде сказать, я сначала не поняла, зачем оно, но ведь ручки все время теряют, забывают где-нибудь или просто смахивают на пол. Так что вот, видите Она достала из кармана авторучку попроще, но тоже со шнурком и шатленом, и выписала торговый счет. Это для вас, досточтимый, или в подарок?
В подарок.
Ах, тогда позвольте предложить что-нибудь поизящнее. У нас есть шатлен, инкрустированный бирюзой. Очень красивый. И цепочка к нему прилагается из чистого серебра, у вас тут просто посеребренная. Если хотите, я все мигом заменю, мне не трудно.
Нет, спасибо.
А подарочная обертка? Мы предлагаем ее бесплатно, много времени она не займет.
Да, благодарю вас. Времени у меня достаточно.
Пока она доставала бумагу и отмеряла ленту, Варис спросил:
А вы откуда родом? Из Тенебора? Из Лесистой Седловины?
Ага, из Тенебора, радостно кивнула она. А вы?
Из Корвариса.
А, с Сурового Берега, сказала она все тем же радостным тоном, но на миг согнула правую ладонь в обережном жесте, мол, Шиара, спаси и сохрани.
Варис сделал вид, будто ничего не заметил, и объяснил:
Мой поезд идет через Тенебор.
Ага, через Палисад. Там у нас чащобы сплошняком и на севере, и на западе.
«Поэтому мои предки и не смогли спалить дома твоих предков», подумал Варис.
Сам-то я городской, сказал он, глядя, как продавщица ловко оборачивает футляр и перевязывает его золотистой лентой.
От аккуратно упакованного свертка веяло не механической, а по-человечески теплой заботой. Варис пожалел, что отказался от предложенной цепочки, на работу девушки было приятно смотреть.
Ну и я теперь тоже, сказала она с чистым столичным выговором. Вам открытку приложить?
Нет, благодарю вас.
Варис расплатился, спрятал сверток в карман пальто, вежливо поклонился и вышел, краем глаза заметив, как продавщица присела на табурет и вытащила из-под прилавка дешевый авантюрный роман.
Наверное, она живет в одной из многоэтажек на южном берегу Гранда, а может, где-нибудь в доходном доме, вместе с другими продавщицами, приехавшими в столицу из дальних провинций, из своих cors coris родных краев.
Он вернулся в зал и посмотрел на табло черную доску с прямоугольными отверстиями, куда вставляли карточки с указанием пунктов назначения, времени отправления поездов и номерами платформ. Информация обновлялась постоянно: этим занимались молодые люди, которые, стоя на лесенках позади табло, просовывали карточки в нужные окошки нужной стороной вверх, «иначе смотри у меня». Поезд Вариса стоял у 8-го выхода, на 16-й платформе. Надписи «ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ» пока не было.
У 6-го выхода объявили посадку на поезд в Лозовую, отправлявшийся на восток; за распахнутыми дверями смутно виднелись бетонные перегородки под сводчатой стеклянной крышей и отливающие лаком стенки вагонов.
Каждый выход вел на крытый перрон с платформами по обе стороны; двадцать четыре колеи сначала сплетались в железную косу, а потом расходились по всей стране.
В детстве Варис не знал железных путей. Его отец громогласно отказывался прокладывать рельсы в непосредственной близости от родового замка, заявляя, что крепости для того и строят, чтобы к ним не было легких подходов.