Утром, собираясь продолжить свой путь, Уильям услышал свое имя:
Уилл, друг! Ты ли это? он посмотрел по сторонам и увидел, как к нему идет Бербридж.
Джеймс?! Ты как тут? Уильям искренне обрадовался, увидев исполнителя всех главных ролей в своих пьесах.
Мы с отцом и его новой труппой вынуждены были покинуть Лондон. Будем давать представления, где придется. Пока иного выхода нет. Отец не хочет распускать актеров. Присоединяйся к нам. Предложение остается в силе. Отличный актер и прекрасный драматург в одном лице еще никому не помешал.
Спасибо, Джеймс! Уильям не верил в свою удачу. Конечно, я с вами! тут он вспомнил об Анне и детях, которых надо было доставить в Стрэтфорд. М-м-м, со мной моя семья. Сначала я должен отвезти их домой.
Подожди минуту, не уезжай, попросил его Бербридж. Я поговорю с отцом. Какая нам разница, куда ехать. Может, мы сможем вместе доехать до Стрэтфорда, дать там пару спектаклей, а затем двигаться дальше, забрав тебя с собой.
Джеймс побежал к стоявшей неподалеку телеге. Там сидело человек пять, свесив ноги, весело болтая и попивая крепкое пиво. Джеймс начал им что-то быстро говорить, показывая в сторону Уильяма. Они приветливо замахали ему руками.
Порядок! вернулся запыхавшийся от предпринятых усилий актер. Мы едем с вами.
***
Раньше она любила посмотреть на себя лишний раз в зеркало. Даже несмотря на перенесенную много лет назад оспу, наложившую свой отпечаток на ее лицо, Елизавета долгое время считала его красивым. Теперь все зеркала из спальни она велела убрать. Придворные рассыпались перед ней в любезностях, а она предпочитала принимать лесть за истинные проявления чувств. Если не смотреться в зеркало, то вполне можно было убедить себя в том, что ее красота с годами не увядает.
Самыми печальными стали одинокие ночи в спальне, когда ей никак не удавалось уснуть. Она начинала перебирать бумаги в своих шкатулках, перечитывала последнее письмо Дадли, свои стихотворения, крутила в руках подарки Роберта, вспоминая, когда он их преподносил и что говорил при этом.
Старея внешне, Елизавета не переставала быть молодой в душе. Сердце жаждало любви, ее переполняли желания, а здоровье позволяло предаваться любимым увлечениям. Королеве нравилось объезжать свои владения, путешествуя по Англии с огромной свитой, растягивающейся впечатляющим, многомильным кортежем по раздолбанной дороге. Она обожала неожиданно нагрянуть к какому-нибудь графу, а то и простому фермеру, напугав последнего до смерти своим появлением. Елизавету и ее свиту размещали в лучших комнатах, ради них на столы ставили все имевшиеся в доме запасы еды. А после ее отъезда долго еще вспоминали, как принимали у себя саму королеву Англии.
Ей исполнилось пятьдесят девять лет, но периодически к ней, как и раньше, отправляли сватов. Елизавета стойко отстаивала незамужний статус, предпочитая окружать себя молодыми фаворитами. Графу Саутгемптону было всего девятнадцать, Джону Харрингтону тридцать один. Харрингтон напоминал Елизавете молодого Дадли. Он увлекался искусством, писал стихи и памфлеты, а также увлекался переводами с итальянского и латыни.
Дворец Ричмонд, как и Тауэр, когда-то успел послужить королеве тюрьмой. Но выглядел он совсем не так, как мрачная лондонская темница. И детские воспоминания о проведенном здесь времени заставляли Елизавету любить это место и возвращаться сюда снова и снова. Прекрасный вид на Темзу и на окружавшие дворец парки, множество окон, которые, казалось, просто покрывали все стены дворца одним большим витражом, башенки, просторная открытая галерея все это придавало Ричмонду непередаваемую красоту и изысканность.
Зимой Елизавета любила устраивать во дворце рождественские празднования, которые обычно длились по несколько дней, летом там устраивались театральные представления на свежем воздухе и катания на лодках по Темзе.
Ричмонд! Он также великолепен, как и много лет назад, Елизавета возлежала на диване в тени векового, разлапистого дерева. Здесь никогда не бывало так холодно, как в Тауэре. И Темза почему-то возле башни выглядит гораздо грязнее.
Здания построены по-разному, пустился в объяснения Харрингтон, облокотившись о спинку дивана. Во дворце протопить помещения чуть проще. Река же за чертою города всегда чище, последние слова крестный сын королевы уже практически шептал ей на ухо, и в Тауэре нет таких садов и парков.
Да, это так, Елизавета согласно кивнула в ответ.
Вечером Елизавета стояла у окна своей спальни и смотрела на раскинувшиеся перед ней парки и на реку, что текла прямо за ними. Ей отчего-то всегда нравилось смотреть в окна. То ли от того, что виды из окон большинства королевских дворцов и замков открывались на самом деле удивительные, то ли, проведя все свои юные годы в заточении, Елизавета привыкла к тому, что смотреть вдаль на безграничные просторы ей запретить никто не мог.
Итак, мы ничего не добиваемся. Дискредитировать Елизавету не удалось. Дадли умер, но она отклоняет предложение за предложением. Все наши проекты проваливаются. За что французский двор вам платит деньги? ворчал пожилой месье, продираясь сквозь чащу леса.
Позвольте предположить, что еще не все потеряно. Нам достоверно известно, что у королевы был сын. Наши шпионы допрашивали его на корабле, тайно следующем из Англии в Испанию.
Вы мне уже рассказывали эти сказки. Но сына доставить к французскому двору не смогли. Где доказательства того, что это все не очередная попытка оправдать свое бездействие, бесплодность предпринимаемых усилий? француз остановился и внимательно посмотрел в глаза собеседнику.
Артуру Дадли удалось бежать. Он скрылся с захваченного корабля и исчез в неизвестном направлении.
Черт с ним, оставьте уже эту тему! Разыскивайте другие факты. Вокруг Елизаветы полно молодых фаворитов. Следите за ними, платите деньги в конце концов. Кто-то ведь должен затащить ее в постель. Старушка и по сей день не так уж плоха. Продолжает блистать нарядами и дорогими украшениями. Кокетничает напропалую. Пользуйтесь возможностью. Найдите фаворита, который займет в ее сердце место графа Лейстера.
Мы делаем все, что возможно. Нам слегка мешают испанские шпионы. Не исключено, что именно они помогли бежать сыну королевы.
Что вы заладили? Сын королевы! Пока я не увижу его воочию, не морочьте мне этой байкой голову.
Да, еще есть тайная шкатулка.
Очередной миф! француз рубанул шпагой по веткам деревьев.
Я лично видел шкатулку в спальне Елизаветы.
И что там внутри? Зачем нам так надо ее заполучить?
Говорят, внутри подарки Дадли, его письма, еще какие-то бумаги, которые королева прячет от посторонних глаз. Никто не видел содержимого шкатулки, но, судя по тому, как она ее укрывает в своей спальне, ее стоило бы, сделал он красноречивую паузу, выкрасть.
Подарки, письма. Возможно. Если там есть что-то, кроме романтической чепухи, которую так любят хранить женщины, то игра стоит свеч.
Она их посвящает конкретным мужчинам. Если там стоят их имена, то неоспоримые доказательства ее чувств в наших руках.
Не бог весть что, пробормотал француз, но на безрыбье, и шкатулка рыба, он усмехнулся. Тащите шкатулку, коль больше нечего. Мы хоть что-то сможем представить вниманию человека, который оплачивает наши услуги. Услуги, заметьте, которых мы так и не оказали в полной мере.
Пожалуй, организуем рыцарский турнир, объявила Елизавета. Граф Эссекс, будьте добры сделать все, что для этого необходимо. Прошу быть на турнире всех моих приближенных.
В Лондоне свирепствует чума, Ваше Величество. Многие разъехались, кто куда, отвечал молодой красавчик граф.
Меня это не должно волновать, не правда ли? королева встала, шурша платьем. Постарайтесь, мой юный друг, и вы будете вознаграждены по заслугам.
За несколько дней Ричмонд заполнился людьми: отказать королеве не посмел ни один ее фаворит, ни один, состоящий при дворе поданный.
Хорошая работа, граф, похвалила Эссекса Елизавета.
Неподалеку стоял, кусая губы, Джон Харрингтон. Он становился старше и с годами явно уступал свое место возле королевы более юным. Эссекс гордо прошествовал мимо, сделав вид, что не заметил противника. Он был уверен турнир будет за ним.
Всадники с разных сторон по очереди выезжали на площадку, расположенную прямо перед шатром королевы. Они отдавали ей честь и удалялись с поля боя. Наконец, турнир начался: Елизавета встала со своего трона и махнула платком. Облаченные в тяжелые доспехи рыцари с копьем наперевес готовились к бою.
Раз за разом Эссекс, направив своего коня прямо на противника, сваливал его с лошади и победоносно приставлял копье к его груди. Последним против него выступал Чарльз Блаунт, появившийся в свите королевы совсем недавно. Из-под шлема сверкнули темно-карие глаза молодого выскочки. «Сейчас и ты будешь валяться в пыли», пообещал Эссекс, пришпорив коня. Неожиданно, он почувствовал сильный удар, конь под ним пошатнулся, и граф с удивлением осознал, что падает.
Елизавета лично поздравила победителя. Блаунт с поклоном получил из ее рук маленькую золотую брошь с изображением королевы, и тут же прикрепил ценный подарок себе на рукав.
Харрингтон наблюдал за сценой со стороны. Он с удовольствием увидел, как взбесившийся Эссекс удалился, хромая, с поля боя.
«С королевой никогда не можешь быть уверенным в завтрашнем дне, подумал он. Один фаворит сменяет другого. Ты планировал занять мое место, граф? Посмотрим, кто кого. Иногда молодость играет с нами злую шутку, потому что не позволяет терпеть и ждать. Осталось понаблюдать за тем, как Елизавете надоест очередной заносчивый юнец».
Внезапно Джон почувствовал, что за ним тоже кто-то наблюдает. Он оглянулся, но никого поблизости не заметил.
В тот вечер за ужином королева была в ударе. Она шутила, улыбалась шуткам фаворитов, собравшихся вокруг нее, и старавшихся наперебой угодить своей госпоже. Елизавета не вспоминала про зеркала, она снова представляла себя двадцатипятилетней. Рыжий парик и толстый слой пудры совершенно не мешали ей мечтать. А комплименты, которыми ее забрасывали молодые люди, сладкой патокой растекались в сердце
Глава 3. Искушение. 1594 год
К концу 1592 года вспышка чумы пошла было на спад, но не успели театры вернуться в город и снова начать давать спектакли, как к лету следующего года, страшная болезнь вновь заставила их уйти из Лондона. Уильям путешествовал по стране с театром Бербриджа, вместе со всей труппой проведя зиму в столице. Он опять сблизился с графом, но дружба их не была уже такой теплой, как раньше.
Анна безропотно оставалась в Стрэтфорде, понимая, что не имеет права подвергать детей опасности, которую таило в себе пребывание в Лондоне. Несколько раз Уильям заезжал навестить семью, но оставался в родном городе ненадолго, буквально через пару дней начиная тосковать по вольной жизни, по театру и своим друзьям.
Бывало из-под пера Уилла выходили сонеты, посвященные одной и той же женщине, царившей в его воображении безраздельно. Красотка, напуганная вспышками чумы, приехала в Лондон лишь однажды, была представлена Елизавете, но быстро уехала обратно во Францию. Граф успел с ней сблизиться. Они писали друг другу пылкие письма. Уильям, наверное, сошел бы с ума от ревности. И только то, что виделись они с Генри редко, спасало его сердце и душу от мучительных переживаний.
Мой друг, на днях в Англию приезжает та, чей образ не покидает меня последние два года, сообщил граф Уильяму в начале осени.
К тому времени Лондон ожил: во всю давали представления театры, в тавернах было полно народу, активно организовывались праздники на Темзе, с фейерверками, прогулками на лодках, музыкой и танцами. По улицам прохаживались дамы в великолепных платьях из бархата, парчи, расшитые серебром и золотом. Шляпы поражали воображение прохожих вышивкой и украшениями. Молодые вельможи порой могли перещеголять нарядами дам: расшитые золотом пояса, огромные гофрированные воротники, камзолы, усыпанные драгоценными камнями, сверкали в солнечных лучах.
Уильям все чаще посещал собрания у графа Саутгемптона, охлаждение между ними потихоньку проходило, уступая место прежним близким отношениям двух одинаково сильно влюбленных в искусство людей. Уильям продолжал посвящать свои сонеты графу, не решаясь признаться в том, что они на самом деле посвящены женщине.
Я хотел бы, чтобы вы встретились, продолжал Генри. Ты почитаешь сонеты, а может быть, даже и напишешь пьесу к ее приезду, которую разыграют твои друзья из нового театра.
Уильям молча кивнул.
Ты чем-то расстроен? заметил граф.
Нет, я просто подумал, что вряд ли успею дописать пьесу, которую задумал, Уильям не мог откровенно рассказать графу о том, что чувствовал в тот момент. Его сердце разрывалось на части. Он страстно желал увидеть возлюбленную Генри, но в то же время понимал: у него нет никаких шансов на взаимность. Увидев ее воочию, он будет страдать еще больше. Шекспир был уверен в жизни она окажется куда красивее, чем на том портрете, который ему показал когда-то граф.
Ее зовут Элизабет Вернон, она будет фрейлиной королевы, рассказывал граф, не замечая страданий Уильяма. Граф Эссекс является ее кузеном.
Ты можешь наконец на ней жениться? спросил еле слышно Уильям.
К сожалению, к тому слишком много препятствий, вздохнул граф. Во-первых, я обручен с другой. Тебе, мой друг, об этом хорошо известно. Во-вторых, я один из фаворитов королевы. А она не любит, когда ее любимчикам начинают нравиться другие женщины, особенно фрейлины. Если бы не покровительство Эссекса, то Элизабет навряд ли бы взяли ко двору. Она слишком хороша, чтобы находиться при королеве, не терпящей подобного соперничества.
День, когда к графу в гости приехала Вернон, запомнился Уильяму навсегда. С утра он не находил себе места, перечитывая отобранные для нее сонеты. В конце концов, когда он явился к графу, казалось, у него трясется каждая поджилкам, а сердце стучит на весь замок.
Уильям никогда не выезжал за пределы Англии, и смуглые, темноволосые женщины ему, как и большинству англичан были в диковинку. В моде на острове царил рыжий цвет волос и бледный цвет лица. Сама королева задавала тон этой моде, меняя один рыжий парик на другой и сильно напудривая лицо. Те из англичанок, кто обладал более темными волосами, старались красить их всеми сподручными средствами.
Элизабет Вернон олицетворяла своим внешним видом полную противоположность идеальной английской внешности. Да и одета она была по французской моде, что также отличало ее от окружающих женщин. Граф не отходил от нее ни на шаг. В какой-то момент он подозвал к себе Уильяма и представил их друг другу:
Уильям Шекспир, выдающийся поэт и прекрасный драматург. Элизабет Вернон, самая красивая из всех женщин, которых я когда-либо встречал.
Вернон засмеялась, дотронувшись кончиками пальцев до руки Уильяма. По его телу пробежала дрожь. Он поклонился, не осмелившись ничего сказать в ответ. Уильям и предположить не мог, что обратил на себя внимание красавицы Элизабет. За годы, прожитые в Лондоне, играя в театре и вращаясь в высшем обществе, в который ввел его граф, Уильям сильно изменился, и совсем не был похож на приехавшего когда-то покорять столицу молодого человека.