Я бы дал тебе десять, но ты талантливей Утера, и я не хочу тебя обижать недоверием. Я бы дал тебе сотню, но мои люди вряд ли захотят снова чувствовать тяжёлую поступь человека из Рима.
Я никогда не был в Риме, ответил Амброзий. Мой отец тридцать лет прожил в Галлии, а мать была пленницей-бритткой.
Это неважно.
Еще полсотни шагов они ехали молча.
Ты все равно для них осколок старой империи, Амброзий, и ты это знаешь. Куда больше ты, чем твой брат. Центурион, сын влиятельного отца Кому какое дело до матери. Мои люди не верят тебе и разорвут тебя при первой возможности, как волчата. Ты должен заслужить их доверие. Мое у тебя уже есть. Я помогу тебе.
Амброзий вспомнил, как одиннадцать лет назад, когда их с Утером только перевели в Регед из Каэр-Вента, он впервые увидел того, кто теперь зовет себя Вортигерн. Удачливого солдата, нахального воина легиона, он вел себя, как свободный наемник, а не как тот, кто трижды был в рабстве. В тот день его чествовали товарищи, заплетающимися языками уверяли, что пойдут ради него на верную смерть. Он восседал среди них и смотрелся вождем, царем варваров, а не обычным воином Рима. Тогда он встретился с Амброзием взглядом. Центурион до сих пор помнил тот взгляд ни почтения, ни страха, ни злобы. Теперь этот человек предлагал ему помощь.
Надо, чтобы солдаты тебе доверяли, продолжал говорить ему Вортигерн. Знаешь, как они тебя называют? Если отбросить прорву нелестных, то просто центурион и «Полу-бритт» но никаких римских центурионов в моем новом царстве не будет. Будешь Амброзием Полу-бриттом. Солдатам не придется привыкать к новому прозвищу, а ты спустишься со своего разрушенного недосягаемого пьедестала сплошь из поваленных статуй и орлиного помета. Я тоже буду звать тебя так, Полу-бритт. Через пару недель ты и сам не заметишь, как станешь для них человеком. Они неплохие ребята. И у них есть свои причины ненавидеть твой Рим.
Причины были у каждого третьего, это не новость и не обида. Амброзий пожал плечами.
Как скажешь. Можешь звать меня так.
Вот и условились. Полу-бритт. Ты бывал прежде в Повисе?
Давно и недолго. Мало что помню.
Неизвестность лучше, чем волочиться к Стене вслед за братом?
Амброзий вновь вспомнил резкий запах опавших перебродивших яблок Повиса. Потом представил себе промерзшую землю рядом с Адриановым валом, жалкие остатки гарнизона в дырявых сапогах и с ни на что негодным оружием. Командира, который не ушел вслед за Флавием Клавдием лишь потому, что не обчистил все закоулки. Липкой паутиной на его мысли опустилось уныние, нищета и грязная, никому не нужная смерть.
Да что угодно лучше, чем это, ответил Амброзий.
Вортигерн рассмеялся.
Я так и думал. Скажи, какая тебе корысть от Повиса? Пойми меня правильно. Да, я тебя убеждаю и обхаживаю так, как год назад не убеждал Утера в том, что у меня в кости не вплавлен свинец.
Так ты шулер?
Конечно, я шулер, Полу-бритт. Я солдат и за мной осталось пол легиона, сам-то как думаешь? Но вопрос был не про меня. Что ты ищешь в Повисе?
Амброзий задумался. Картина перед его мысленным взором стояла спокойная и самая заурядная. Новая и совсем для него незнакомая.
Я хочу найти себе дело. На жалованье отстроить хозяйство и вызвать слуг из галльского дома отца. Взять себе молодую жену.
Вортигерн поджал губы, и они скривились на его лице тонкой змейкой.
Надо же, ответил он. Надо же. Вроде это я три раза был в рабстве, но мыслит, как раб, здесь только Амброзий из Рима.
Он оскалился в широкой песьей улыбке и пришпорил коня.
Ну и что ты теперь будешь делать? крикнул он и обдал Амброзия дорожной пылью.
Тот пустил коня следом, и, поравнявшись с всадником, увидел все тот же безумный оскал.
Ну же! крикнул ему Вортигерн, но его голос почти перекрывал свист ветра в ушах. Ты давно так не мчался во весь опор! Признай, что тебе это нравится! Вот это свобода! Это, забитый римский звереныш!
Год назад Амброзий мог убить за такие слова. Он бы не стал, но это было дозволено, и никто не встал бы между ним и обидчиком. Теперь они были на равных, и Амброзий чувствовал, как такой же кривой и звериный оскал расползается по его лицу от уха до уха. Бешеная злость клокотала в груди. Он не знал, скачка ли это, обычная гонка, или он волком хочет вцепиться в глотку нового командира. Он решит это, когда обгонит его.
Лагерь уже остался далеко позади. Они выехали на пыльную пустошь, где изредка мелькали клочки дикого вереска и невысокие кривые осины. Амброзий гнал своего коня во весь опор. Внезапно Вортигерн резко натянул поводья и остановился. Амброзий еле смог удержаться в седле, скачка закончилась так же неожиданно, как и случилась.
Ну что! крикнул Вортигерн. Лицо солдата-императора налилось кровью, как у великанов в местных поверьях, но тот смеялся. Тебе же понравилось, скажешь нет?
Амброзий спешился, подошёл к нему с лёгкой дрожью в ногах и со всей силы ударил того по лицу. Вортигерн пошатнулся, но не упал. Оттер рукавом кровь из разбитой губы.
Славный удар, прошипел он и выплюнул на землю выбитый зуб. Это считать как «нет»?
Амброзий смотрел на него. После удара и скачки он больше не чувствовал той жгучей злобы.
Это считать как «да». Но кулаком по роже ты заслужил. Тебе нужен тот, кто не даст тебе сдачи?
Вортигерн показал красные от собственной крови зубы. Сейчас тот как никогда походил на матёрого волка. Потом он хлопнул центуриона от души по обоим плечам и рассмеялся.
Мне нужен такой, как ты. Я разрешаю тебе построить моих ребят. Обучить их. С твоей помощью они добудут мне царство и славу. Но не забывай настало другое время.
Я это понял.
И время другое. И он, Амброзий, другой, раз это не пугает его. Не без колебаний он протянул руку Вортигерну.
Значит, уговор? спросил он.
Уговор, ответил солдат-император. Добро пожаловать в новый дом, Амброзий Полу-бритт.
Что-то не так?
Вортигерн отвечал ему крепким рукопожатием, но прежде довольное, жесткое и насмешливое лицо его стало рассеянным и удивленным. Будто в ровный строй выверенных и четких планов встряло вдруг что-то новое и незнакомое. Он наклонился и поднял из дорожной пыли булыжник.
Что это? спросил Амброзий.
Вортигерн не ответил. Амброзий переспросил, вместо ответа солдат протянул ему камень.
Скажи мне сам, что это.
Лицо солдата вновь стало спокойным и безмятежным, но смешинки из глаз пропали. Амброзий взял в руки булыжник, отряхнул его от пыли. Под слоем грязи камень был иглистый и заостренный, блестящий и темно-серый.
Это руда, ответил он Вортигерну. Затем взвесил булыжник в ладони. То было не железо, которое в избытке добывалось к востоку от этих земель, камень был легче. Темный блеск металла в породе притягивал взгляд.
Это олово, кивнул Вортигерн.
Касситерит?
Амброзий поднес камень ближе к глазам. Вортигерн оказался прав.
Такого качества руда не валяется под ногами просто так, Полу-бритт. Камень пролежал здесь долго, но явно упал с какой-то телеги. А ты знаешь, что это значит?
Он, центурион Амброзий, знал это получше многих других. Все эти люди, что явились на остров почти четыреста лет назад, все эти тысячи римлян, что уже многие годы мертвы, его собственный легион и товарищи, его брат Утер, он сам все они оказались здесь по одной лишь причине, имя которой олово. Кто владел оловом тот владел всем. И теперь, пожалуй, оно было ценнее золота. Амброзий Полу-бритт понимал, о чем говорил узурпатор. Где-то здесь была шахта.
И не простая шахта, Вортигерн понизил голос. Амброзий поежился, будто тот прочел его мысли. Взгляни-ка еще раз, Полу-бритт, взгляни хорошенько. Лишь восьмая часть в этом камне пустая порода. Все остальное чистейшее олово Нас сюда привела судьба, а не кони. Где-то здесь должен быть вход.
Если это олово, думал Амброзий. Если это взаправду, действительно олово, такая огромная и богатая жила, то Регед и близлежащие земли уже не пропащий край, окутанный туманом, будто тяжелым сном. Тогда, еще очень давно, Рим возлагал на эти острова большие надежды. Безумные и неоправданные, эта далекая от привычного теплого моря земля казалась всем недостижимым северным раем, до которого так трудно добраться. А если трудно то там будет все. Золото, серебро, рубины, лежащие под ногами, прекрасные женщины. Так в свое время говорили об Индии, пока вернувшийся Александр не опроверг безумные сказки. Но однажды пара отчаянных караванов привезла из Британии несколько возов блестящего касситерита. Для императоров прошлого этого оказалось достаточно. Началось завоевание нового Оловянного царства.
До олова они добрались, это верно, в далеких разбросанных городах империи появилось немало новой блестящей бронзы. Но руда была бедная и баснословных богатств не прибавила. На любых весах это не стоило стольких лет, стольких войн и потерянных легионов. И вот он, Амброзий, держит в руках руду, достойную самых наивных мечтаний, а Рим уже шагнул за порог.
Я нашел его, негромко окликнул он Вортигерна.
Тот подошел к нему. Вход в шахту наполовину порос высокой травой и кустарниками, почти неприметный, но все же это был он. Вортигерн достал из седельной сумки короткий факел. Затем поманил Амброзия за собой.
Мы спустимся туда? Сейчас? Не лучше ли вернуться и взять на подмогу пару людей?
Вортигерн опустил факел и пристально посмотрел на него.
Думай, Полу-бритт. Думай. Перед нами, возможно, шахта, где чистейшее олово течет из горных корней, как слезы из глаз невесты. Как думаешь, скольким людям об этом следует знать?
Амброзий молчал.
Вот именно, ответил солдат и скрылся в сумраке шахты. Центурион вошел следом за ним.
Как думаешь, сколько ей лет?
Амброзий осторожно пробирался по узким бесконечным туннелям. Из-под земли в темноте вылезали ветвистые корни и хватали его за лодыжки. У него не было при себе даже кремня, если он выпустит из виду Вортигерна, то останется здесь на века.
Говори тише, Полу-бритт, тот шел осторожно, как зверь, и еле ступал на рыхлую влажную землю. Богатая шахта, но так быстро заброшена Ты ведь не хочешь вызвать обвал?
Гробница была бы богаче, только если б ее сложили из чистого золота. Вортигерн нагнулся и осторожно поднял что-то с земли.
Медяк времен Максена Вледига, он обтер монету грубыми пальцами. Значит забросили ее лет тридцать назад, Полу-бритт. Ты тогда еще только родился. Впрочем, я тоже был еще глупым щенком.
Он бросил монетку Амброзию. Тот поймал ее налету, разжал кулак. В дрожащем свете факела он разглядел отчеканенный профиль и имя.
Максен Вледиг? переспросил он. Ты зовешь его, как бритт. Не Магн Максим.
Вортигерн состроил гримасу.
Так его мать называла. Любила рассказать про него, знаешь ли. Мальчишкой я мечтал стал таким же. Как видишь, он издевательски развел руками. я стал.
И он прав, подумал Амброзий. Максен Вледиг был таким же, как Вортигерн, как Флавий Клавдий. Легенда нового мира. Узурпатор на пять с лишним лет, страстно любимый народом. Потом отец Утера и Амброзия отдал его под суд и вернул Риму на острове законную власть. Возможно, было разумней закончить на Максене. Он был не худшим выбором для этих разрозненных королевств. И его люди не походили на свору голодных собак.
Амброзий бросил монетку обратно. Теперь о Вортигерне он знал чуть больше, чем прочие. Тот все же был бриттом. Иначе какая корысть мамаше-нищенке рассказывать о Магне Максиме сыну.
Они шли все дальше и дальше вглубь шахты.
Когда тебя в первый раз продали в рабство?
В восемь лет, ответил Вортигерн. Затем обернулся и скорчил гримасу. А тебя?
Амброзий смерил его жестким взглядом.
Если бы не факел, ты бы вновь получил по лицу. И ты это знаешь.
Разумеется.
Вортигерн улыбнулся и пошел дальше.
Мы с Утером начали служить в легионе в семнадцать лет, нехотя ответил Амброзий. Ты ведь об этом спросил.
Гляди-ка. Между нами больше общего, чем можно представить.
Скудно освещаемая дорожка уводила их все глубже и глубже в шахту. Доски, укрепленные на земле, прогнили насквозь, ноги соскальзывали с трухлявого дерева а там, в глубине, темнота. И олово. Один неверный шаг и оба окажутся со свернутой шеей. «Не самый плохой вариант», мрачно думал Амброзий. С перебитыми ногами и потухшим факелом они далеко не уйдут. Здесь их тела не найдут ещё много лет.
Вортигерн поднял факел повыше. Амброзий повернул за угол следом за ним и тихо ахнул. На потолке и оплывших стенах, как старые вены, виднелись черные жилы металла. Разбросанная осколками по полу, перед его глазами блестел темными пятнами и иглами чистейший касситерит.
Ну что, центурион, не об этом ли мечтал ночами ваш Цезарь?
Амброзий почти не слышал шёпота Вортигерна. Он смотрел на богатство, открывавшееся перед ним, как пещера чудес, на сон, ради которого четыреста лет шли восстания, войны и распри. На деньги, вырученные с продажи руды, здешние земли смогут озолотиться. Заброшенный Регед может стать новым оплотом бриттских земель, символом достатка и процветания.
И ведь даже если Рим узнает, проронил Амброзий, будто бы невзначай. то уже не придет.
Краем глаза он заметил, что Вортигерн улыбается. Да, теперь он намеренно не причислил себя к списку римлян.
Те, кого вы кличете варварами, умеют неплохо сражаться. Твоим бывшим друзьям сейчас есть чем заняться.
Вортигерн поднял с земли солидный осколок и сунул его в карман.
Флавию Клавдию не хватило терпения и удачи, проговорил император. Теперь я снимаю все сливки. Ты ведь понимаешь, что о такой шахте лучше не трепать лишний раз?
Тебе нужно слово, что я никому не скажу?
Никому? Если бы я хотел, чтобы о ней никто не узнал, я бы убил тебя, Полу-бритт. Прямо здесь. Думай лучше. Нам нужны работники, чтобы добывать этот клад. Я сказал то, что сказал не трепись.
Амброзий кивнул. Наличие оловянной шахты мало кого волнует. Наличие шахты баснословно богатой волнует многих. Особенно отряды саксов через пролив. Он тоже поднял с земли осколок, похожий на тот, что они нашли на поверхности. Где-то в глубине узкого тоннеля слышался мерный стук капель.
Ее затопило, проронил Амброзий. Потому ее и забросили. Поверить не могу. Это подарок судьбы, Вортигерн, мы построим такую империю
Улыбка солдата дрогнула. Взгляд Вортигерна стал сперва жёстким, а потом настороженным.
Говори тише, перебил он Амброзия и опустил факел ниже. Ты слышишь?
Слышишь что?
Центурион повернул голову туда, в темноту, из глубины шахты не доносилось ни звука кроме тихого плеска воды. Затем что-то обрушилось на его голову, точно гора, череп пронзила страшная боль. И блеск оловянной руды померк перед его глазами, как потушенная свеча.
Центурион очнулся, когда по его лицу начали барабанить первые капли дождя. Холодные и большие, они больно били по коже, но туман, застилавший глаза, не давал ему прийти в себя и оглядеться. «Дождь, осторожно билась в его мозгу искра разума. Это не капли с потолка в шахте, я чувствую ветер с моря. Гнилой запах водорослей. Грязь под спиной, траву и мелкие камни. Я оказался снаружи.» Он вновь попытался открыть глаза и моргнул раз пять или шесть. Мутный образ перед ним принял очертания узурпатора. Амброзий поджал онемевшие губы и почувствовал слабый вкус крови. Слова сложились только в сиплые вздохи.
А, ты очнулся, Вортигерн склонился над ним. Он сидел рядом, насквозь промокший, по его лицу и бороде потоками стекала вода. Плаща на нем не было, грубой и плотной тканью он кое-как накрыл тело Амброзия. Центурион попробовал встать, но почувствовал острую боль в правой руке и рухнул обратно в грязь.