Лежи, Вортигерн одернул его. Тебя знатно приложило, ты пока и шагу не сделаешь, Полу-бритт.
Солдат отвернулся и стал невозмутимо смотреть на равнину. Где-то там, на другом ее конце, был их лагерь и помощь.
«И Утер, подумал Амброзий. Брат должен был понять, что меня долго нет. Люди Вортигерна Будут ли они искать своего императора?»
Вортигерн он облизал губы. Что, что случилось?
Солдат пожал плечами, но не обернулся. Голос его был сухим и безликим.
Обвал. Я предупреждал нас обоих, Полу-бритт. Первый обломок упал тебе на затылок, я тебя вытащил. Вот и все.
Значит, Вортигерн спас его. В голове начало проясняться и боль в правой руке стала невыносимой.
Шахта просипел он.
Шахты больше нет, Полу-бритт. Слушай лучше. Ее завалило прямо за нами. Если б ты мог обернуться, ты бы увидел.
Шахты нет. Оловянное богатство ушло снова в недра, из которых и поманило. Всего несколько мгновений, и мечта развеялась, как утренний сон. Не первый раз в жизни центуриона и не последний. Случайной удаче доверия нет. Сейчас его больше заботила боль в руке и затылке Амброзий попытался сжать пальцы в кулак, но не почувствовал под ними влажную землю.
Вортигерн, позвал он. Где наши кони?
Пасутся.
Амброзий приподнялся на здоровой руке.
Отчего ты не привел нам подмогу?
Я мог бросить тебя здесь, римлянин. Или же сразу в шахте. Научись доверять своему императору, если решил остаться со мной.
Отвечай! рявкнул Амброзий. Воспоминания о былой власти и силе вырвались на свободу. Что с моей рукой, солдат! Почему я лежу под дождем! Это ты со мной сделал? Если да, обещаю, я нет, Утер убьет тебя. Ему это будет лишь в радость!
Нынешний император островов обернулся к нему. Он хотел ударить его, это верно, это было видно по глазам, но Вортигерн сдержался и разжал свой кулак.
Советую тебе прикусить свой грязный язык, Полу-бритт, глухо ответил он. Я не помчался за помощью, потому что не хотел оставлять тебя одного. Я не погрузил тебя на коня, потому что тебя нельзя было трогать, пока ты лежал без сознания. Я накрыл тебя своим старым плащом. Выходит, мать говорила мне верно Риму не ведома благодарность.
Сейчас Риму был ведом стыд и страх, и Амброзий не знал, что было сильнее.
Что же касается твоей руки
Вортигерн помог центуриону опереться спиной о валун, а затем откинул промокший плащ. Амброзий взглянул на свою правую руку, и у него сжалось сердце. Вся его кисть походила искореженное смятое месиво из кожи и связок. К горлу подступила тошнота. Вортигерн снова прикрыл плащом его руку.
Обвалом тебе задело не только голову, Полу-бритт, проронил он. Впрочем, на твоем месте стоит радоваться, что вообще остался в живых. Рука не нога. Через пару дней ты спокойно сможешь ходить, хотя, вероятно, станешь калекой меча-то тебе уже не держать.
Калека. Это слово раскатом грома звучало у Амброзия в голове. Жалкий калека, он больше не воин и не мужчина, больше не центурион и не хозяин земель в Повисе. Новый мир отверг его сразу. Он взглянул на Вортигерна. Трижды раб и разбойник смотрел на него теперь с жалостью. От гнева и боли Амброзию стало нечем дышать. Его яростный крик прорезал гнетущую тишину равнины.
Я думаю, ты сможешь сидеть на лошади, если я привяжу тебя, безразлично ответил солдат. Теперь можно ехать.
С моим братом ты никуда не поедешь, ублюдок!
Амброзия обдало холодной грязью из-под лошадиных копыт, удар грубого кулака и Вортигерн упал рядом в лужу. Амброзий с трудом поднял голову, затем услышал знакомый звук Утер выхватил меч из ножен.
Я просто убью тебя, как собаку Вставай, ты! тот пнул узурпатора в челюсть.
Брат!
Потерпишь Сперва я зарежу выскочку.
Утер! рявкнул Амброзий на сколько хватало сил. Это приказ!
За все эти годы он ни разу не приказывал брату. Теперь это право ушло безвозвратно, но Утер остановился. Он стоял рядом и тяжело дышал.
Тебя обманули, как ребенка! Утер не отводил лезвия меча от шеи Вортигерна, лежавшего в луже. Может позволишь мне все сделать правильно, а, умный брат? он дернул рукой, и из небольшого пореза хлынула кровь. Здесь и без того развелось слишком много собак
Утер, это сделал не он!
Слишком много злости. На Вортигерна, на тупоголового брата, на раздробленную руку, на собственные надежды.
«Да, такому, как мне, стоит оставаться калекой.»
Центурион захохотал, брат удивленно смотрел на него, пока того колотила истерика.
Это не он, глухо повторил Амброзий, когда смех улегся в груди. Не он Мы нашли шахту, там случился обвал, Вортигерн меня вытащил. Вот и все.
«Вот и все.» Он повторил слова своего нового императора. Вот и все сухой список слов, в этом мире нет ничего действительно важного. Это был Рим настоящий.
Вортигерн встал, Утер не сводил с него глаз.
Может, все же убьем его? Будет меньше проблем.
Проблем будет больше, брат никогда не блистал умом. Амброзий попробовал сесть, это ему удалось. О руке он старался не думать. Как ты нашел нас?
Утер пожал плечами.
Я знал, что ты пошел в лагерь ублюдка. Оттуда было несложно пойти по следу. Ты сможешь ехать?
С твоей помощью да.
На коне сидеть прямо он не смог, пришлось упасть лицом в лошадиную гриву. Брат примотал его парой ремней, и потуже затянул жгут на искореженной кисти.
Амброзий!
Голос Вортигерна долетел до его слуха, но центурион уже не мог поднять голову. Боль и потеря крови напомнили о себе, он слышал узурпатора поверх тяжелого сна.
Жду вас в Повисе через неделю. Мои люди уходят завтра.
Повис погребен под слоем земли в оловянной шахте.
Я и мой брат едем к стене, собака, прочь с дороги, Утер взял коня Амброзия под уздцы. Отойди, или обещаю тебе, я распорю тебе глотку.
Слишком храбрый вояка вкрадчиво проговорил солдат-император. Сейчас я отойду, но поверь нам будет о чем перемолвиться словом.
Больше Амброзий не слышал ни звука кроме мерного стука копыт, шума дождя и тяжелого дыхания брата. Темнота цвета касситерита наползала на его сознание с затылка и утекала через глазницы. Они выехали на проложенную дорогу.
Утер, проговорил он, прежде чем провалиться в оловянную тьму. Когда мы вернемся, ты отрубишь мне руку?
Конечно, раздалось после молчания. Я же твой брат.
Разбойники с юга
Мир мчался вперед, как заражённая бешенством старая лошадь. Весь в мыле, дорожной пыли и пене, он оставался на месте, перебирая копытами все ту же старую грязь. Прошло девять лет. Девять стремительных лет, несколько лун, и в волосах Амброзия появилось три седых волоса. Ушедшая юность его не волновала при Риме, остатки молодости не беспокоили во время междуцарствия и беспорядка. Когда приходит весна, думаешь лишь о размытых дорогах.
Девять лет.
Ровно столько они с Утером живут на стене Адриана, опять в приграничье, опять будто бы в позабытом Риме, который никуда не ушел но это иллюзия. Несколько десятков солдат-оборванцев, разграбленная оружейная, пустые амбары ради этого брат сюда рвался. У Амброзия же отныне выбора не было. Это было ново по первости многое стало в новинку и обрубленная рука, и то, что теперь ему приходится слушаться брата.
Амброзий поправил кожаный наруч на правой культе. Болото затянуло его безвозвратно, и не было ничего паршивей холодной весны.
Он как мог запахнул теплый плащ на меху. Левая рука за эти годы сослужила ему добрую службу, последние три года слово "калека" не звучало на улицах. Последние два в его голове.
Доложи моему брату, что по дороге видны три повозки.
Солдат лениво кивнул.
Форт Банна был единственным уцелевшим на старой стене, но и от него осталось немногое. Когда он и Утер впервые пришли сюда, здесь заправлял некто Авл Тиберий, оказавшийся на поверку Гахарисом-бриттом, прирезавшим своего господина и надевшим его дорогую броню. Бывшая армия форта разбрелась по окрестным селеньям, пара десятков осталась в казармах, но службой здесь и не пахло. Зернохранилище было разграблено и перестроено под медовый зал, в него же в холодные дни загоняли стоять пару-тройку тощих коров. В тот день даже Утер признал, что не знает, где смердит больше в углу со скотом или в углу с беспробудными пьяницами. Лестью и ложью брат убедил бездарного бритта взять их с Амброзием на постой он хороший воин, говорил Утер, и отработает проживание и еду. Месяц, скрывая презрение, он слушался нового командира, ждал пока слабость покинет тело Амброзия, рассылал шпионов по деревням за осколками бывшего легиона, а потом одним серым утром в форте не стало ни Гахариса, ни тех, кого тот приблизил к себе. Утер объявил себя главой Банна, а его, Амброзия, своим главным советником бывший гарнизон, которого вновь допустили к кормушке был вовсе не против. Утер не был умным, но оказался хитрым, как зверь, и теперь Амброзий всецело зависел от брата. В крошечном осколке прежнего Рима Утер был владыкой и господином, ему же оставалось примерять на себя роль глашатая. Возможно, это шло на пользу земле. Возможно, эти четыре-пять небольших деревушек, разбросанных возле Стены, действительно вздохнули спокойней, когда бывшего командира сместили. Все может быть. Но Амброзий «Полу-бритт» ненавидел Адрианову стену.
Господин велел открывать ворота! запыхавшийся солдат возвратился назад.
Тогда что вы не открываете, у вас есть приказ! рявкнул Амброзий в ответ.
Солдат, прихрамывая, помчался назад. Центурион почувствовал мрачную радость за последние четыре года его научились слушаться. Он потерял руку, надежды, самоуважение, молодость но не это. «Я заправляю здесь всем, говорил ему Утер. Последнее слово за мной, но твоя работа следить, чтобы все было гладко. Ты у нас умник, вот и потрудись умом, раз больше ничем не способен.» Наедине брат говорил без уверток и прямо. Амброзий не держал на него зла за эти слова. Даром, что хоть как-то научился держать оружие в левой руке. Паршиво, но научился.
Три крупные повозки въехали во внутренний двор. Амброзий поправил короткий меч его теперь приходилось носить на правом боку и поспешил к воротам. Поставка провизии запоздала на три недели, счастье, что она объявилась сейчас утром Утер обмолвился, что надо будет послать в деревни отряд.
Господин Амброзий.
Крупный бритт почтительно ему поклонился. Его спутники с опущенными головами держались поодаль. Повозки накрывала грязная ткань, под ней смутно угадывалось несколько бочек и коробов. Амброзий облегчённо вздохнул. Хоть что-то в Банне идёт по плану. Выпивка и еда.
Ты задержался, Гилдас, ответил он бритту. Три недели. Вам повезло, что вы отвечаете не перед Утером, а передо мной. В следующий раз за каждую неделю просрочки ты будешь отдавать нам лишний мешок зерна.
Мы все просим прощения у господина.
Бритт отводил глаза, на его щеке билась мелкая жилка.
Пускай господин Амброзий прикажет отпереть двери амбара. Мы с людьми подъедем туда и разгрузим телеги.
Амброзий хотел уже кивнуть и отдать солдатам приказ, но отчего-то медлил. Что-то в этом запоздалом приезде казалось ему странным и подозрительным. Он подошёл к одной из телег. Резким рывком сорвал с нее грязное покрывало.
Под ним оказалось шесть бочек, две корзины и четыре объемных короба. Во второй и третьей телеге все было так же, как и условились.
Тебя что-то смущает, господин?
Амброзий пристально смотрел на бочки и краем глаза видел, что даже его солдаты начали перешептываться.
Мы открыли амбар! выкрикнули из-за угла. Пусть завозят!
Гилдас опять почтительно поклонился и потянул запряженного коня за узду. Амброзий выхватил поводья из руки бритта. Шепот стал еще громче, где-то вдали раздались смешки. Пусть смеются. У него нет правой руки лучше, чем жизнь, уже никто не пошутит, лучше он будет причиной смеха для пары солдат, чем один раз не доглядит. А шутники с ними поговорит его брат.
Кажется, я не давал разрешения ехать, крикнул он вслед. Спутники Гилдаса напряглись и расправили плечи.
Успокойся, господин подал голос один из них. Ты с братом избавил нас от прошлых бандитов, это верно. Но мы не заслужили обиды.
Я сам решу, кто здесь и что заслужил.
Девять лет назад, возможно, он бы так не сказал. Но без руки характер может сильно испортиться. Лучше быть собакой, которая лает, но не кусает.
Скажите спасибо, что отговорил брата посылать к вам войска.
Амброзий ударом здоровой руки сшиб крышку с ближайшей бочки. Затем со второй. Под первой оказался ячмень. Под другой перемешанная с солью озерная рыба.
Все, как договаривались, Гилдас встал рядом с центурионом. Долго ещё Рим будет нас оскорблять?
Сколько придется.
Тот поджал губы и махнул своим людям.
Ведите коней. Все в порядке.
Те вновь потянули за вожжи. Амброзий запустил руку в бочку с рыбой. Липкая и острая чешуя оцарапала кожу, в воздухе сразу запахло тиной и стоячей водой.
Передайте своему командиру, услышал он за спиной голос Гилдаса, что его брат слегка тронулся головой.
«Вот оно!» Рука сжала что-то твердое и холодное, совсем неживое.
Пусть я тронулся головой, бритт, Амброзий достал из бочки с рыбой здоровенный булыжник и с силой швырнул его Гилдасу под ноги. Того окатило дворовой грязью. А вот ты рискуешь свою потерять. Перевернуть бочки! крикнул он людям.
Солдаты замешкались.
Повторять я не стану!
Пара молодых воинов выволокли открытые бочки и опрокинули их на землю. Провизией была присыпана только верхушка. Все прочее оказалось камнями и мелким песком. Амброзий пнул камень навстречу бритту.
Отменные сухари ты привез нам. Не хочешь погрызть?
Его спутники выхватили ножи. В то же мгновение раздался лязг десятка мечей, вынутых из ножен.
Довольно! крикнул Гилдас своим. Довольно!
Мудрое решение, заметил центурион. Уж всяко мудрее твоего желания накормить нас камнями. Этих двоих под замок. Гилдаса к Утеру. Командир сам решит, как с вами быть.
«Ты слишком мягок, вечно говорил ему брат. Ты мягок, тебе сядут на шею и прирежут во сне. Эти крестьяне опасны и лживы, твоей любви они не заслуживают».
Брат оказался прав. А над ним вновь потешались.
Скажите Утеру, со злостью добавил он. Что вдобавок они опоздали на три недели. Быть может, намеренно. Надо проверить их связи с пиктами из-за Стены. Утер всегда рад новым лазутчикам.
Нет! крикнул Гилдас, когда его схватили две пары крепких тяжелых рук. Нет, господин, постой, я все тебе расскажу!
«Все» он рассказал бы и Утеру. Ненавидя себя за слабость, Амброзий сделал знак солдатам, чтобы те отпустили его. Бритты были мрачнее тучи, но в драку больше не лезли.
Ты хотел мне что-то сказать, после короткого молчания напомнил центурион. Для начала можешь мне объяснить, где и зачем ты спрятал провизию.
Гилдас опустил голову, затем сплюнул на землю. Этот бритт три года подряд подвозил им еду, и Амброзию не верилось, что Гилдас смог их так просто предать. Должно быть задешево. От этого было паршиво. Для всех это было так просто, а он все никак не привыкнет.
Мы не прятали ее. Господин, наконец сказал Гилдас. Амброзий молчал. Ещё четыре да, четыре недели назад у наших все было готово. Рыба, ячмень, пиво и мясо. Мешки сухарей. Как договаривались.
А потом вы решили, что вам это вовсе не нужно, продолжил Амброзий. Вы оставили всю пищу себе или передали пиктам через границу? Они были довольны?
Гилдас посмотрел на Амброзия так, будто тот ударил его.
Как будет угодно господину центуриону, но с пиктами мы не якшаемся, выплюнул Гилдас. Каждую весну их лазутчики пытаются жечь наши деревни, у Куна в прошлом году увели дочь и жену ты думаешь, мы будем помогать этим вшивым собакам? Богатый воин в чистых доспехах, ты думаешь, у нас совсем чести нет.
Бритты любят говорить высокопарно и долго, у них, как оказалось, в почете певцы и поэты. Как это скучно.
Расскажи, прибавилось ли твоей чести, когда ты решил привезти нам камней?
У нас не было выбора! крикнул тот, кого звали Куном. Не было, чтоб вас волки сожрали!
Гилдас замялся.
Кун прав, мрачно ответил он и добавил: Проклятые саксы.
На Амброзия навалилась усталость, и он с обречённостью понял, что беседы с братом не избежать. Обман бриттов, недовольства, разборки и распри, даже голод это все привычно и мелко, он мог с этим справиться сам, отправить пару отрядов, всех рассудить, примирить, наказать. А вот набеги За девять лет Амброзий слишком хорошо уяснил свое положение безрукого калеки, брата предводителя и господина. Ему дозволено все, если он остается вторым. Решение же о набегах разбойников с юга было делом Утера и только его.
Два месяца назад они увели весь скот, негромко продолжил Гилдас, видя, что собеседник в растерянности и не слышит его. Не оставили даже старой телки, из которой только похлёбку варить. Говорили дань. Говорили, что прикрывают нас от пиратов с зелёного острова, мол, мы им должны. Может, и были должны По мне так и без врагов лучше, и без друзей когда вернулись к нам в другой раз, они уже не говорили про дань, не звали старейшину, просто забрали, что захотели, и наказали собрать ещё больше. А мы, господин Амброзий, признаться, Гилдас прицокнул языком. Куда больше боимся саксов, чем вашего брата.