Во дворе тянулась широкая кровавая полоса. Напротив Юсуповского дворца полицейский участок. Городовой, привлеченный выстрелом, спешил узнать у князя, что же случилось. Чтобы объяснить кровь и выстрелы, Юсупов, на месте кровавых следов Распутина, убивает свою собаку и говорит полицейскому, что она набросилась на его гостей, и ее пришлось убить. Отсюда и выстрелы. Позднее, когда Феликса спросит доктор Е. С. Боткин, «бывают ли у него угрызения совести? Ведь вы всё-таки человека убили», он ответит: «Никогда. Я ведь собаку убил»196.
Не желая расставаться со своим Другом даже после его смерти, Александра Фёдоровна приказала похоронить тело Распутина в Царском Селе, в углу императорского парка. С приходом к власти Керенского труп был сожжен197.
Следователь по особо важным делам при Петроградском окружном суде В. А. Середа, ведавший следствием по данному делу, позже сказал великому князю Андрею Владимировичу, что «он много видел преступлений умных и глупых, но такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, он не видел за всю свою практику». Понимая неординарность порученного дела, он как бы ставил себя на место совершивших преступление: «Ежели они решили выдумать легенду для отвода глаз, то ее следовало бы разработать детально и всем держаться того же, а не говорить все разное»198.
На убийство «святого старца» русский народ отреагировал со свойственным ему православным мироощущениям. В отчете полиции указывается о множестве людей, устремившихся к реке Малая Невка. Они набирали воду в свои ведра и фляги, где еще недавно плавал труп Распутина, по поверью желая с водой получить и его «святую» силу. P.S.: распутинско-марксистскую силу
Духовный настрой русского народа, красной нитью в неизмененном виде проходившей через призму столетий, как нельзя лучше продемонстрировал в своих произведениях Н. В. Гоголь (18091852). В его мистифицированных сюжетах показано не только бесовское состояние общества, но и весь церковный мир духовного ужаса, церковной бесовщины в преклонение ею перед «святой» мистикой, напрочь отвергавшее любое осмысление бытия.
Александра Фёдоровна была вне себя от гнева, она требовала от Протопопова немедленного расстрела преступников, но тот «советовал дождаться возвращения из Ставки Николая»199. Закон гласил, что в случае группового дела все участники судятся той судебной инстанцией, в юрисдикции которой находится подельник, занимающий наиболее высокое положение. В данном случае наиболее высокое положение занимал великий князь Дмитрий Павлович. Особого суда для членов императорской фамилии в России предусмотрено не было: их участь, согласно существующей традиции, решал только царь. Дело об убийстве Распутина передали Николаю, тот, не желавший всему придавать огласку, похоронил его в бумагах своей личной канцелярии.
Император не хотел раскрывать того факта, что даже члены его семьи были настроены против царя. С. Л. Фирсов полагал: «Император искренне считал себя религиозно ответственным только перед Богом. Признать же Гр. Распутина еретиком или просто пойти навстречу общественному мнению, требовавшему удалить старца, значило по большому счету признать и в отсутствии религиозной интуиции и, следовательно, усомниться в собственных религиозных правах (как Помазанника Божия и Верховного Ктитора главенствующей конфессии). Для искренно верующего человека, каким был император Николай II, подобное признание было невозможно»200.
Спустя несколько дней после покушения, получив от царя предписание удалится в свое имение Грушевку, Николай Михайлович воскликнул пришедшему Шаховскому: «Меня ссылают в Грушевку. Александра Федоровна торжествуй. Но надолго ли стерва удержит власть?»201 23 декабря он записал в своем дневнике: «Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно они невропаты, какне-то эстеты, и все, что они совершили, хотя очистили воздух, но полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной и с Протопоповым. Вот видите, снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было»202. Прибыв в свое имение Грушевку, великий князь выразил «сожаление, что они не докончили начатого истребления, и результаты только отрицательные уже налицо. Подождем»203.
Татьяна Мельник (урожденная Боткин) в воспоминаниях пишет, что дело было даже не в Распутине, что он непосредственно лишь оказался лакмусовой бумажкой общей тенденции отсталости царского правления: «Совершенно не хочу оправдывать Распутина; это был нечестный, хитрый и распущенный мужик, обладавший, несомненно, умением влиять на окружающих, а, главное, разыгрывать какую угодно роль В публике постоянно говорили: Почему же ей не скажут? Беда в том, что о Распутине говорили и говорили слишком много, и этими разговорами его создали. Таково было мнение моего отца и многих людей, близко знавших Царскую Семью. Мой отец говорил: Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь»204. Другими словами, отсталая система культивировала отсталость и тем становилась для всех наглядно отсталой, со стремлением избавления от этого анахронизма.
Н. А. Врангель позднее вспоминал: «В беседе о XVIII столетии, о частых дворцовых переворотах того времени один из близких к Царю высказал мнение, что эти перевороты были только неизбежным полезным коррективом абсолютизма. Они менее вредны, чем революции»205. Исторический характер рассуждения позволяет предположить, что оно принадлежит великому князю Николаю Михайловичу, профессионально занимавшемуся историей российского абсолютизма. Вместе с тем можно понять автора этих мыслей желанием изменить движение страны, подразумевая под этим движение к ее процветанию. Но в действительности не все хорошо, что говориться хорошо. Например, на мнение о полезности дворцовых переворотов в России следует заметить совершенно обратное явление. Ни Елизавета, ни Екатерина II, ни Александр I не претерпели ни какой-либо корректировки своей безграничной власти, а вместе с тем лишь были пронизаны страхом, что с ними может произойти то же самое, и потому вели политику лелеяния класса дворян, охраны и увеличения их прав и привилегий, наоборот тормозившее развитие государства. Поэтому, что перевороты, что тянувшаяся заторможенность общества, все это является единым фактором его внутреннего состояния болезнености (с проявлениями в острые обострившиеся моменты этой болезни состоянием конвульсий и припадков), и поэтому в перевороте-лечении нуждается не одна составляющая общества, а все общество
Но общество винило одного. Хотя, как замечает журналист Илья Василевский, «были бездарны все сановники и министры, и была бездарна вся история страны, и самая страна. И что же было делать, если при дворе был всего один талантливый человек, да и то Распутин, если по всей России нельзя было найти ни одного неворующеrо пристава, ни одного не ломающего ребер урядника! Если Россия страна самого лучшего в мире балета, самой проникновенной в мире литературы так и оставалась все же самой нищей, самой грязной, самой несчастной в Европе страной; и русский земледелец не умел обрабатывать землю, и русский рабочий не умел и не любил работать, и русский интеллигент был чеховский и ноющий. И, когда в Пастеровском институте, в Париже, для опытов нужны были насекомые, распространители тифа, их неизменно выписывали именно из России»206.
За не людоедство тот же Василевский прозвал Николая II Епиходовым (из пьесы Чехова «Вишневый сад») конторщиком, который «обижен на судьбу»: «Николай II это был Епиходов. 22 несчастья неустанно преследовали его. Это был Антон Горемыка на троне. / И возле этого Антона Горемыки бок о бок, рядом с ним оказался вдобавок Григорий Распутин»207
24 декабря 1916 г. супруга М. В. Родзянко написала письмо к З. Н. Юсуповой, в котором говорилось «Несмотря на весь окружающий нас мрак, я твердо верю, что мы выйдем победителями как в борьбе с внешними врагами, так и с внутренними. Не может святая Русь погибнуть от шайки сумасшедших и низких людей: слишком много пролито благородной крови во славу и честь России, чтобы дьявольская сила взяла вверх»208.
На верхах готовился переворот. В недрах консервативно-монархического движения обсуждался в частности, вариант с походом четырех гвардейских полков на Царское Село и последующий передачей престола Алексею при регентстве Николая Николаевича. Думские либералы, в свою очередь, предпочитали видеть в качестве регента брата царя Михаила Александровича.
Политический деятель, историк, социал-демократ* и большевик, М. Н. Покровский факт убийства Распутина разъяснял по-своему: «Убийство Распутина отнюдь не было взрывом негодования, как хотели его инсценировать Пуришкевич и К-о. Это был необходимый предварительный шаг к государственному перевороту, для непосредственного осуществления которого были предназначены ген. Крымов и его офицерская банда. Заговорщики прекрасно понимали, что убить Николая одного значило только понапрасну грех на душу взять. Пока оставалась в живых фурия Царскаго Села с вдохновляющим ее хитрым сибирским колдуном, самодержавие было еще более, чем боеспособно»209. Все социал-демократы* очень ревностно следили за всем тем, что могло было поспособствовать внутри династическому перевороту власти и изменению государственного курса. Приехавший с фронта генерал Крымов рассказал Родзянко и другим членам Думы о катастрофическом настроении армии и даже о желании переворота. После этого разговоры о готовящемся перевороте стали еще более настойчивыми. Многие при этом были совершенно убеждены, что переворот готовит именно Родзянко и что ему в этом помогают многие из гвардейских офицеров и английский посол Дж. Бьюкенен.
Феликс Юсупов довольно прозрачно говорил о намечающемся перевороте в своих мемуарах: «Участие великого князя Дмитрия Павловича в заговоре против Распутина, в силу целого ряда причин, я придавал большое значение, далее его речь возвращается к ситуации в стране. Я считал, что нужно быть готовым к самым печальным возможностям, к самым роковым событиям, но не терял надежды на то, что уничтожение Распутина спасет царскую семью, откроет глаза государя и он, пробудившись от страшного распутинского гипноза, поведет Россию к победе»210.
Ф. Юсупов чутко подметил ситуацию гипноза, слишком очевидно прослеживающуюся на царской семье. Но то лишь было отражением общей ситуации в стране, ситуации гипноза бога Севера.
Председатель IV Думы М. В. Родзянко так описал происходившие события: «Событие 17 декабря убийство Распутина можно с полным правом считать началом второй русской революции. Нет сомнений, что виновные в этом убийстве руководствовались патриотическими мотивами Они считали своим священным долгом избавить императорскую семью и Россию от гипноза, во власти которого они пребывали. Результат, однако, оказался прямо противоположен их ожиданиям. Народ увидел, что борьба за интересы России может вестись только террористическими средствами, а легальные методы не достигают результата»211.
Несмотря на то, что от Распутина избавились, распутинщина, как своего рода гипноз на отверженность Бога, из страны никуда не исчезла, а вместе с ней не исчезла и та выстроенная система безответственности управления государством. Успешное положение на фронтах, достигаемые неисчисляемыми жертвами, к концу 1916 г. перевешивало новым экономическим кризисом внутри страны.
Российская армия на начало войны насчитывала 2 млн 749 тыс. человек (из них 38 тыс. офицеров) и все руководство страны было уверено в своей хорошей боевой способности и быстрой победы любой военной кампании. Но на деле все оказалось не так. Когда русская армия встретилась с немецкой, такой же по численности, она потерпела поражение. Сказался недостаток оружия, невысокая подготовка офицеров в командовании солдат, которые не могли справиться с элементарными машинами и огромные проблемы материально-технического обеспечения. Все военный запасы были заготовлены на трехмесячный срок. Но затянувшаяся война сделала сильный удар и по армии и по тылу. К лету 1916 г. на фронт было мобилизовано почти 3 млн человек реквизировано 2,5 млн лошадей. В результате резко сократились посевные площади. Повсеместный транспортный кризис стал влиять на подвоз продовольствия в городе. Существенно дестабилизировалась финансовое состояние страны. Вследствие всего цена на все виды товаров резко возросли.
Состояние страны к зиме 19161917 гг. видно из показаний А. Д. Протопопова Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны на громадную убыль Пути сообщения в полном расстройстве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение. Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам (помнится, на сети фронта коэффициент вагонов на версту был 17, а внутри страны 6). Зимою 1916 г., вследствие заноса, под снегом было 60.000 вагонов с топливом, продовольствием и фуражом. Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность; ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций товара было мало, цены росли, развивалась продажа из-под полы, получалось мародерство Армия устала, недостатки всего понижали ее дух Упорядочить дело было некому при общей розни среди исполнителей власти»212
Председатель Думы М. Родзянко описывал ситуацию следующим образом: «С продовольствием стало совсем плохо. Города голодали, в деревнях сидели без сапог, и при этом все чувствовали, что в России всего вдоволь, но нельзя ничего достать из-за полного развала в тылу. Москва и Петроград сидели без мяса, а в это время в газетах писали, что в Сибири на станциях лежат битые туши и что весь этот запас в полмиллиона пудов сгниет при первой же оттепели. Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-либо сделать со стороны властей. Каждый министр и каждый начальник сваливали вину на кого-нибудь другого, и виновников нельзя было найти. Ничего, кроме временной остановки пассажирского движения, для улучшения продовольствия, правительство не могло придумать
1
Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известия о перевороте
2
7 января Родзянко докладывал Николаю II: «Из моего второго рапорта вы, ваше величество, могли усмотреть, что я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений. Партий уже нет, и вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа. Надо при взаимном доверии с палатами и общественными учреждениями наладить работу для победы над врагом и для устройства тыла. К нашему позору, в дни войны у нас во всем разруха. Правительства нет, системы нет, согласованности между тылом и фронтом до сих пор тоже нет. Куда ни посмотришь злоупотребления и непорядки. Постоянная смена министров вызывает сперва растерянность, а потом равнодушие у всех служащих сверху донизу. В народе сознают, что вы удалили из правительства всех лиц, пользовавшихся доверием Думы и общественных кругов, и заменили их недостойными и неспособными. Вспомните, ваше величество, Поливанова, Сазонова, графа Игнатьева, Самарина, Щербатова, Наумова, всех, кто был преданными слугами вашими и России и кто отстранен без всякой причины и вины Вспомните таких старых государственных деятелей, как Голубев и Куломзин. Их сменили только потому, что они не закрывали рта честным голосам в Г. Совете. Точно умышленно все делается во вред России и на пользу ее врагов. Поневоле порождаются чудовищные слухи о существовании измены и шпионства за спиной армии. Вокруг вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли, а остались только те, которые пользуются дурной славой. Ни для кого не секрет, что императрица помимо вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом и что по ее желанию неугодные быстро летят со своих мест и заменяются людьми, совершенно неподготовленными. В стране растет негодование на императрицу и ненависть к ней Ее считают сторонницей Германии, которую она охраняет. Об этом говорят даже среди простого народа