Не в первый раз. И не в последний.
Старик агрессивно выпятил подбородок и с шумом втянул воздух.
Джентльмены! раздался еще один голос, густой и низкий. Прошу меня извинить.
Мы с дедом гневно уставились на того, кто осмелился нам помешать.
Перед нами стоял совершенно невозмутимый свартальв в темно-синем шелковом костюме. Повыше, чем Аустри, да и покрепче.
Джентльмены, вы гости в моем доме. Но ведете себя по меньшей мере невежливо.
Я оторопело огляделся по сторонам. В саду уже не играли. Дети свартальвов попрятались за родителей, а Мэгги, оказавшись на полпути между ними и нами, балансировала на одной ноге, словно готовилась дать деру. Обеими руками она отчаянно вцепилась в гриву Мыша. Закрыв ее своим телом, пес смотрел на меня, и в его взгляде я не увидел ни капли одобрения.
Пожалуй, мы говорили громче, чем казалось.
Этри. Дед приветствовал его кивком. Мы тут обсуждаем вопросы личного свойства.
Обсуждайте их в другом месте. Глава посольства свартальвов обратил к Эбинизеру взгляд, в котором не было ни сочувствия, ни понимания. Вы пугаете детей. Пока вы в моем доме, Маккой, извольте вести себя учтиво и благопристойно.
Это заявление, сделанное самым решительным и бескомпромиссным тоном, исключало любые поблажки. Я изумленно смотрел на свартальва. Да, он пользуется уважением в сверхъестественном сообществе чему, как правило, сопутствует немалая личная власть, но Эбинизер Маккой?.. Бодаться с ним рискнет только глупец.
Да, я в курсе подтекста. Лично я бодался с дедом уже минут десять.
Старик демонстративно вздохнул и обвел глазами территорию. Его взгляд задержался на Мэгги, и вдруг мне показалось, что он слегка сдулся словно за последние несколько секунд постарел на десяток-другой лет.
Тут я крепко призадумался обо всем, что наговорил в приступе гнева, и мне стало стыдно.
Само собой разумеется, сказал старик. Приношу официальные извинения и прошу простить, что беседа вышла из-под контроля и я расстроил ваших детей. Этому нет оправданий, и я прошу закрыть глаза на мою грубость.
Угу, добавил я. Подписываюсь под каждым словом.
Пару секунд Этри изучал Эбинизера, затем взглянул на меня, едва заметно закатил глаза и кивнул.
Полагаю, ваш визит завершен, чародей Маккой. Я велю проводить вас к парадным воротам.
Нет, погодите, вмешался я. Сэр, я не хотел
Вне всяких сомнений, вы совершенно правы, Этри, резко произнес Эбинизер и развернулся, чтобы уйти.
Сэр попытался остановить его я.
Мне пора, устало сказал Эбинизер. Дел невпроворот.
И он ушел.
Я не видел, как в саду появился Аустри. Охранник без лишнего шума последовал за стариком, и я махнул ему рукой дескать, полегче, а он состроил непробиваемую физиономию, но секундой позже смягчился и сочувственно кивнул мне в ответ.
Какое-то время Этри смотрел им вслед, а затем бросил на меня непроницаемый взгляд, покачал головой и тоже удалился. Остальные свартальвы последовали его примеру.
Когда все ушли, Мэгги подбежала ко мне и обняла за пояс. Я поднял ее на руки и прижал к груди.
Это я виновата? спросила она дрожащим голосом. Я собиралась собиралась поговорить с прадедушкой, но слова как будто во рту застряли. Я не хотела, чтобы он рассердился и ушел!
В горле у меня образовался комок, и я закрыл глаза, скрывая подступившие слезы.
Ты не виновата, солнышко. Вовсе не виновата. Ты прекрасно себя вела.
Она обхватила меня за шею пожалуй, даже крепче, чем требовалось.
Но почему он рассердился?
Бывает, взрослые расходятся во мнениях, объяснил я. Иногда злятся, и у них непроизвольно вырываются обидные слова. Но это пройдет. Сама увидишь.
Понятно, сказала она.
Мыш подошел ко мне и прильнул к ноге, выражая безмолвную поддержку.
А прадедушка приедет на Рождество? спросила Мэгги.
Возможно.
Это хорошо, сказала она. Сердишься на меня?
Нет. Я чмокнул ее в макушку. Ты же мое солнышко.
Это тоже хорошо, проговорила она, но я бы поела оладий.
Так пойдем и нажарим, предложил я.
Мыш с надеждой застучал хвостом по моей ноге.
Но прежде чем уйти, мы какое-то время постояли втроем, находя утешение в близости друг друга.
Глава 5
Не удивляйся, что встреча прошла скверно, сказала Кэррин. Ссора между родственниками Поверь, семейные конфликты самые паршивые.
Семья еще не воссоединилась, а мы уже ругаемся, пожаловался я.
Судя по тому, что я видела, вполне себе воссоединилась, сухим тоном заметила она.
Как скажешь. Но прежде мне нечасто выдавался случай поссориться с родней.
А я, бывало, ссорилась. Видишь ли, родственники небезразличны друг другу. Разозлись, скажи какую-нибудь грубость, и твои слова причинят сильную боль. К тому же очень многие вещи остаются недосказанными. По-моему, это хуже всего. Все думают, что прекрасно знают друг друга, хотя на деле это не всегда так, и поэтому паузы заполняются воображаемыми фразами, которых тебе не говорили. И даже не думали говорить.
Таково ваше профессиональное мнение, доктор Мёрфи? хмуро спросил я.
Она фыркнула и, не ответив, сжала мою руку. Ее ладонь была маленькой, сильной и теплой. Последнее время мы частенько держались за руки.
Я приехал приготовить ей что-нибудь на обед. Кулинарные навыки у меня скромные, но терпимые, а поэтому мы до отвала наелись запеченной в духовке курицы с картошкой и свежим салатом. Кэррин было непросто передвигаться по кухне из-за бедра, плеча и тех перевязок, что удерживали руку и ногу в более-менее неподвижном состоянии, а от покупной еды ее уже тошнило. Еще бы, которую неделю на больничном. Вот я и приезжал раз в пару-тройку дней, чтобы приготовить ей что-нибудь вкусное, когда у детей Карпентеров появлялась возможность посидеть с Мэгги.
Раз уж речь зашла о докторах, продолжил я как ни в чем не бывало, что сегодня сказал врач?
Первый раунд операций прошел нормально, ответила Кэррин и со вздохом прижалась щекой к моей руке.
Мы сидели на диване у нее в гостиной, а раненую ногу она положила на подаренную мной оттоманку. Кэррин совсем миниатюрная, пять футов с кепкой, хотя это вполне себе мускулистые пять футов. Волосы светлые, чисто вымытые, но растрепанные: непросто выдерживать стиль в прическе, когда приходится делать все одной рукой. И никакого макияжа.
Вид у нее был усталый. Оздоровительное безделье оказалось для Кэррин Мёрфи довольно-таки утомительным.
Эти раны она получила вместо меня. Не по моей вине по крайней мере, в этом я себя убеждаю, но, как ни крути, Кэррин оказалась в опасном месте по моей просьбе. Можете сколько угодно говорить о свободе воли, причинно-следственной связи и личном выборе, но факт остается фактом: не втяни я ее в свои дела, сегодня вечером Кэррин, скорее всего, была бы на тренировке по рукопашному бою.
Второй раунд начнется на следующей неделе, продолжила она профессиональным тоном, отстраненным и начисто лишенным любых эмоций. Этим тоном Кэррин говорила, когда была по-настоящему расстроена. Затем каких-то три месяца в гипсе и с этими дурацкими косынками, после чего полгода физиотерапии, во время которой меня снимут с обезболивающих, а когда все это закончится, причем если пройдет наилучшим образом, врач подозревает, что я смогу ходить без палочки. Но не очень быстро.
А как же твои тренировки? насупился я.
Травмы серьезные, ответила Кэррин даже не тихо, а как-то безжизненно. Колено, плечо, локоть. Врачи надеются вернуть пятьдесят процентов функциональности. Базовой. Не спортивной.
Я вспомнил, как она вскрикнула, когда Никодимус лягнул ее в колено. Вспомнил тот неприятный влажный хруст, с которым он, и глазом не моргнув, выдернул ее руку из сустава. Разорвал вращающую мышцу, а одновременно с ней локтевые связки. Он сделал это преднамеренно, чтобы причинить как можно больше вреда. И боли.
Я больше не вернусь к нормальной жизни, прошептала она.
В прошлом Кэррин получала ранения и всегда восстанавливалась.
Но у всего есть пределы. В конце концов, она всего лишь человек.
Мы посидели в полной тишине, если не считать размеренного тиканья старых часов.
Скажи, нельзя ли начала она, и я покачал головой:
В целительских делах магия ненамного опережает обычную медицину. Наши люди обучаются у ваших. Разве что захочешь пойти на Фаустову сделку
Нет, твердо ответила она.
Я кивнул. Добавить было нечего.
Прости, наконец пробормотал я.
Не извиняйся. Она легонько мотнула головой. Я уже поплакала на эту тему. И еще поплачу. Но сейчас не хочу об этом думать. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Я задумался, о чем бы поговорить, но ничего не придумал и поэтому поцеловал ее.
Ты, Дрезден, само красноречие, пробормотала она мне в губы, но потом закрыла глаза и отдалась поцелую, и все остальное начало терять значение.
Целоваться проходилось с умом. Примерно двадцать секунд дыхание Кэррин смешивалось с моим дыханием, а затем Зимняя мантия как с цепи сорвалась, и во мне проснулась звериная похоть. Эта чертова аура, которую пожаловала мне Мэб, позволяет совершать невероятные поступки, но в голове у меня теперь беспрестанно вьются мысли о сексе и насилии, и от них просто так не отделаться. Поэтому на двадцатой секунде я задышал чаще, на тридцатой не думал ни о чем, кроме «чем можно заняться с Кэррин», а спустя минуту пришлось вспомнить, что я сильнее, чем кажется, и ослабить хватку на ее теле.
Хотя, если честно, Кэррин вела себя примерно так же. И она не имела порочной ауры фэйри, на которую можно списать все грехи.
Так что нельзя исключать, что дело не в мантии. Быть может, дело во мне самом. А это уже страшновато.
А может, дело в нас с Кэррин.
Кстати говоря, это была очень приятная мысль.
Хорошо, прошептала она, глубоко зарывшись пальцами мне в волосы, ты и впрямь гений коммуникации. Именно это мне и нужно.
Ты увере начал было я.
Господи! Умолкни уже, Гарри, почти прорычала Кэррин, а рука ее бесстыдно скользнула мне под рубашку. Надоело ждать. И тебе, и мне. Нам обоим.
Я согласно промычал, но мычание превратилось в рык, а затем ее губы нашли мой рот, и рык сделался приглушенным, а сердце мое забилось в бешеном ритме, свойственном потерявшим голову подросткам. И ее сердце тоже. Мы синхронно задышали быстрее, а затем я положил ладонь ей на бедро, а Кэррин издала такой призывный стон, что я напрочь лишился способности о чем-либо думать.
Давай, прошептала она, а за шепотом последовали разнообразные сочетания гласных и согласных звуков, а также шелест снимаемых или, по крайней мере, меняющих положение предметов одежды.
Кэррин могла действовать только одной рукой, поэтому я слегка ей помогал; она поторапливала меня впрочем, обходясь без слов, а чуть позже оказалось, что я стою на коленях на полу, а она распростерлась передо мной на диване, и наши бедра соприкоснулись, и я подался вперед в поисках ее губ, и
и почувствовал, как она вдруг оцепенела от боли, такой сильной, что у нее перехватило дыхание. То ли плечо, то ли нога но, черт возьми, предполагалось, что Кэррин будет выздоравливать, а не заниматься гм акробатикой.
Ее глаза широко распахнулись. Она пару раз моргнула:
Что?
Я промямлил я, не знаю, можно ли
Сверкнув глазами, здоровой рукой она схватила меня за рубашку и притянула к себе:
Гарри, я не стеклянная. И знаю, чего хочу. Умоляю, хотя бы раз в жизни закрой рот, перестань думать и порадуй девушку.
Эм-м сказал я, опуская взгляд.
Кэррин сделала то же самое, заглянула мне в лицо, на мгновение закатила глаза к потолку, и, Богом клянусь, на лице у нее отразилось крушение надежд похлеще моего, а затем она сникла я, как вы уже поняли, сник чуть раньше и глубоко-глубоко вздохнула:
Дрезден, это твое рыцарство временами выглядит очень мило, но прямо сейчас мне хочется двинуть тебе по шарам.
Не могу делать тебе больно, признался я. Прости.
Она снова закатила глаза и притянула меня еще ближе так, чтобы обнять рукой за шею, в то время как я старался не налечь на нее всем телом. Кэррин поцеловала меня в висок и нежно сказала:
Знаю, дорогой мой дурачок.
В ответ на это я аккуратно обнял ее. И в этот момент кто-то бесцеремонно постучал в дверь.
Я подскочил в совершеннейшем дезабилье и постарался привести в порядок свой наряд. Мёрфи заелозила по дивану, пытаясь сделать то же самое одной рукой, поскольку вторая ее не слушалась, да и от ног не было особого толку. Мы оба остановились, заметив всю нелепость этих поползновений, а затем обменялись взглядами и, нервно посмеиваясь, возобновили попытки вернуть себе благопристойный вид.
Дверь, хихикнула Мёрфи, натягивая на голые ноги стеганое покрывало.
Я кое-как доковылял до порога, глянул в глазок и узнал человека за дверью, а затем приоткрыл ее, но слегка, чтобы скрыть тот факт, что штаны мои опять съехали на колени.
На крыльце стояли легавые.
Их было двое, и они ждали, нацепив вежливо-нейтральные полицейские маски. Одного я узнал, несмотря на то что прошло уже много времени с тех пор, как я видел его в последний раз: приятный на вид, чуть выше среднего роста, черноволосый, с уставной военной «площадкой» и выбритыми висками, хотя к его внешности добавились густые усы, на удивление подходившие к его голубым глазам. Костюм был дороговат для его зарплаты, а под мышкой у гостя я увидел толстый желто-коричневый конверт.
Детектив Рудольф, поздоровался я, совладав с брюками, и продолжил тоном, обычно приберегаемым для фраз «Чтоб ты сдох!» или «Я тебе глотку вырву!»: Не представляете, как я рад новой встрече.
Дрезден. На его губах мелькнула самодовольная улыбка. Великолепно. Двух зайцев одним выстрелом. Миз[12] Мёрфи дома?
Он сделал легкое ударение на слове «миз», напоминая, что Мёрфи больше не служит в полиции, и мне захотелось врезать ему. Однако я мужественно сдержался и сообщил:
Сейчас не самое удобное время. Она восстанавливается после ранений.
Полученных этой зимой, добавил Рудольф.
Я изогнул бровь. Раны Мёрфи, оставшиеся от нашей стычки с бандой кровожадных психопатов, недовольных общественными порядками, не были огнестрельными. Врачи не обязаны были сообщать о них в полицию, да и места преступления, по сути, не существовало, а значит, копы самостоятельно разнюхали, что да как. И хорошего в этом мало.
Напомню, что Мёрфи помогала мне с грабительским налетом на ад или по меньшей мере одно из мест с таким названием. Наша цель не относилась к юрисдикции департамента полиции Чикаго, но в точку назначения мы попали через хранилище банка, и в итоге оно ощутимо пострадало. К тому же там была охрана. И полиция, окружившая банк. И копы, которых мы уронили на выходе. Мы очень старались никого не убить, но один из наших все же прикончил охранника.
В глазах закона это делало нас как минимум соучастниками убийства. Причем небезосновательно.
Да, вот именно, сказал ему я. Так что проваливайте.
Или что? ласково спросил Рудольф.
Или, если у вас нет ордера или резонного основания войти в этот дом, Мёрфи засудит ваш департамент так, что света белого не увидите.
А если я буду настаивать? улыбнулся Рудольф.
С удовольствием бы на это посмотрел, ответил я.
Я отнюдь не шутил. Мантия вновь заговорила со мной. «Коли не можешь снять напряжение с благоприятно настроенной дамой, советовала она, хотя бы выбей дурь из Рудольфа. Это будет терпимой заменой сексу».
Не-а, сказал второй коп сухим и даже скучающим тоном. Вам это не понравится, сэр.
Я смерил его взглядом. Примерно пять футов шесть дюймов во всех трех измерениях. Даже не помню, когда я последний раз видел такого крепыша. На нем был костюм, сшитый на заказ, сомневаюсь, что людям подобных габаритов есть что выбрать в магазинах готового платья, но из нейтрального неброского материала, чтобы сливаться с фоном делового мира. Волосы цвета «соль с перцем» коротко подстрижены, на лице намек на бороду, и я заподозрил, что эта щетина появляется секунд через десять после бритья. Что-то в его манере держаться и взгляде, устремленном куда-то в пустоту, подсказывало, что парень знает себе цену и эта цена довольно высока.