Да?
Он пожал плечами:
Я человек не суеверный, мистер Фернсби, но здесь указано, что предыдущий жилец заявлял, будто в доме привидения.
Мерритт рассмеялся.
Привидения? Это же Род-Айленд, а не Германия.
Согласен. Хотя магия, конечно, могла укореняться в неодушевленных предметах, это явление стало настолько редким особенно в таком новом месте, как Штаты, что заявление казалось невероятным. Но, с привидениями или нет, этот подарочек ваш.
Мерритт переплел пальцы рук.
И насколько велик подарочек?
Мистер Аллен сверился с бумагами:
Похоже, весь остров. Примерно восемнадцать акров.
Восемнадцать, выдохнул Мерритт.
Вот только болота
Да, да, он отмахнулся. Но разве Джеймстаун не на болотах строили? Народ всегда множится и расширяется. Если дом не спасти, так есть земля. Смогу ее продать.
Сможете, если найдете подходящего покупателя. Мистер Аллен не скрывал скепсиса, вручая ему бумаги. Поздравляю, мистер Фернсби. Вы теперь домовладелец.
* * *
Несмотря на все возрастающее любопытство, Мерритт не потратил лишние деньги на кинетический трамвай до Род-Айленда он поехал на поезде, дилижансе, а затем на лодке. К тому времени, как он пересек добрую половину залива Наррагансетт и добрался до острова Блаугдон, он понял, почему здесь никто не хотел жить. Это место было ужасно далеко от цивилизации. Было что-то неудобное и вместе с тем невероятно притягательное в том, насколько далеко оно находилось.
Потому что, когда нанятая им лодка высадила Мерритта с его единственной сумкой, он услышал нечто прекрасное.
Тишину.
Стоит отметить, что Мерритт не возражал против шума. Он вырос в довольно крупном поселении и более десяти лет жил в бурлящем жизнью городе. К шуму он привык. Он был ему знаком. Но единственное время, когда города затихают, это сильный снегопад. Поэтому было так странно, что здесь одновременно тихо и тепло. Было что-то в этой тиши, заставляющее Мерритта осознать, что он совершенно один на острове, на который нога человека не ступала годами. Даже целый век. Но это его не тревожило, почти нисколько. В конце концов, Мерритт уже долгое время был один.
Птичий крик на миг разорвал тишину, объявив остальным о прибытии Мерритта. Прикрыв рукой глаза от солнца, он вроде бы различил цаплю в высокой траве между деревьями. Листья на вязах и дубах, растущих вокруг, еще не поменяли окраску, но определенно подумывали об этом. А сразу за ними вырисовывалась какая-то тень скорее всего, дом. Он направился к нему, и цапля взлетела, вытянув назад длинные ноги.
Земля под ботинками была влажной, местная растительность дикой и нетронутой. Он кое-что распознал: плакучую вишню, золотую астру, осеннюю оливу. Ему почудился запах хризантем, от которого тут же расправились плечи. Мерритт и не сознавал, насколько они напряжены. Присев на корточки, он растер комок земли между пальцами. Почва казалась плодородной; если он сейчас разобьет огородик, то сможет вытянуть из него немного чеснока, лука и моркови, пока не ударят морозы.
Кролик с пушистым хвостом выскочил прямо ему под ноги и тут же метнулся в сторону придется скосить часть этой травы, и стайка ласточек следила за ним со скользкого вяза. Дом вырос в размерах, достаточно, чтобы можно было различить цвет это что, синяя крыша? Синяя черепица стала неожиданностью, если учесть возраст дома. Цвета обычно выгорают со временем. Ну и к тому же большинство крыш на заре Штатов были соломенные.
Дом вырос уже до двух этажей, и его стены оказались желтыми. Мерритт ускорил шаг, спугнув пьющую птицу кроншнепа от лужи. Он почти ожидал, что дом будет заваливаться на один бок, что между износившимися от непогоды досками возникнут щели, в которых найдут приют целые семейства мышей. Потому он и взял лишь одну сумку. Он не собирался оставаться насовсем это был ознакомительный визит.
Мерритт подошел к дому с севера; тот смотрел на восток. Когда он обогнул его и вышел к крыльцу, его рот открылся, а ветер с запахом моря отбросил волосы назад.
Дом был в порядке.
Он был в полном порядке. В фантастическом состоянии, по крайней мере, снаружи. Никаких следов износа, никаких пропавших черепиц, никаких разбитых окон. Природа вокруг него была дикой, но уж наверняка кто-то жил здесь, раз дом в таком нетронутом виде. Он мог бы показаться совершенно новым, хотя стиль был определенно колониальный.
Чтоб меня произнес Мерритт и присвистнул, что показалось ему сейчас уместным. Он прищурился, глядя на окна, но ничего толком не смог разглядеть внутри. Поэтому со странным чувством он приблизился ко входной двери и постучал. Он не знал, что и думать, когда никто не ответил. А он ожидал, что кто-то ему откроет?
«Ну конечно, кто-то следил за домом» Возможно, они освободили территорию, когда собственность перешла к нему, но мистер Аллен сказал, что жильцов в последнее время не было. Может, сквоттеры?[2] Очень хозяйственные сквоттеры?
В его сумке, в конверте, полученном от адвоката, лежал ключ, но, когда Мерритт взялся за ручку, дверь открылась, лишь чуть слышно скрипнув петлями. Было слегка за полдень, так что солнце сияло сквозь окна, на которых лишь самую малость виднелись следы дождя. Скромная приемная выглядела в точности так же идеально, как сам дом снаружи. В дальнем конце располагались совершенно целая лестница и дверь. Оставив входную дверь открытой, Мерритт вошел, восхищаясь. Он намеревался открыть вторую дверь, но его внимание привлекли комнаты, уходящие в обе стороны от приемной: столовая справа, со столом, уже накрытым на восемь персон, и гостиная слева, полностью обставленная мебелью цвета бургундского вина и лесной зелени.
Мерритт был поражен. Он ведь и правда думал, что завещание бабушки повесило на него нежеланный «подарочек», вынудив либо оставить все гнить, либо попытаться продать, но этот дом выглядел потрясающе. Больше, чем он мог бы себе позволить, если только не станет Александром Дюма и не вытрясет кучу денег из издателя.
Спасибо, Анита, пробормотал он, протянув руку и прикоснувшись к стене. Там висел портрет какой-то британки, и ничто не указывало на то, кем она могла быть. Казалось, она смотрит на него, удивляясь смене владельца точно так же, как и он сам.
Мерритт повернул к гостиной, ступая очень тихо. Все было в порядке, будто для него приготовленное, хотя толстый слой пыли покрывал каждую поверхность, и мебель была слегка потертая. Но никаких следов грызунов, даже ни одной мухи. Мерритт провел рукой по спинке кушетки, прежде чем заглянул в следующую дверь, которая вела на застекленную террасу. Растения там либо засохли, либо слишком разрослись, словно тот, кто присматривал за домом, совершенно не знал, как за ними ухаживать. Но у Мерритта был зимний сад. Эта мысль вызывала в груди какое-то странное давление, которое он не мог толком понять.
Повернув назад, он уже прошел четверть пути через гостиную, как вдруг что-то привлекло его взгляд. Подойдя к окну, он увидел бордовое кресло, обитое бархатом, на подлокотниках и ножках его были вырезаны кленовые листья.
И оно таяло.
Мерритт прищурился. Потер глаза. Придвинулся чуть ближе.
Оно определенно таяло. Как свеча под жарким пламенем. Сидение капало на ковер, хотя ковер его не впитывал и не удерживал. Капли просто переставали существовать. Тем временем дерево заблестело от влаги и прогнулось, готовое сломаться от малейшего прикосновения.
Святый боже, пробормотал Мерритт, отшатнувшись. Он плюхнулся на кушетку, и его рука прошла сквозь ее полужидкую обивку.
С воплем он отдернул руку и скатился на пол, торопясь быстрее встать на ноги. Капли кушетки еще держались на его пальцах, а затем испарились, будто их никогда и не было. Когда стены начали коробиться, Мерритт бегом бросился в приемную, часто дыша, прижимая еще недавно покрытую вязкой массой руку к груди.
Да что же это? спросил он, вертясь на месте.
Глаза с портрета следили за ним.
Что-то протопало вверх по лестнице.
Сглотнув, Мерритт бросился к входной двери.
Она захлопнулась, щелкнув замком перед самым его носом.
Глава 2
6 сентября 1846, Бостон, Массачусетс
Хюльда Ларкин сидела в задней части отеля «Брайт Бэй», в малом фойе, которое было специально выделено для Бостонского института хранителей очарованных комнат, или сокращенно БИХОКа. Скамья была без спинки, но придвинута к стене, чтобы это компенсировать; с одного бока у нее стоял фальшивый розовый куст, а с другого горшок с живым папоротником. Хюльда изучала свое самое недавнее приобретение книгу рецептов блюд из морепродуктов и помечала закладками наиболее разумные варианты. Она лишь вчера вернулась в Бостон после шестинедельного задания в Канаде, где у берегов озера Онтарио наблюдала за процессом консервации длинного дома[3], снабженного мощными охранными заклятьями. Ее вызвали в офис лишь часом ранее.
Долго ждать ей не пришлось. Мисс Стиверус, молодая администраторша, впорхнула в комнату, как раз когда Хюльда вставляла третью закладку, и объявила: «Мисс Хэй готова вас принять!»
Закрыв и убрав книгу в сумку, Хюльда встала и расправила рюши на юбке, затем вежливо кивнула и направилась в офис. Это было довольно большое помещение с широкими окнами, свет из которых падал на тяжелый стол и на спину миниатюрной элегантной женщины, что сидела за ним. Одна стена была покрыта полками, как в библиотеке, другая же была совершенно голой.
Мира, кивнула Хюльда и улыбнулась.
Сама пунктуальность. Мира Хэй поднялась со стула и подошла к ней, с изяществом балерины прихватив с угла стола папку. Ее черные волосы были завиты и тщательно уложены, оттеняя слегка смуглую кожу, одну из немногих черт, выдававших ее испанское происхождение. Хотя ей было уже около пятидесяти, выглядела она моложе, вероятно, потому что всегда была наготове, на связи и начеку. Она никогда не брала отпуск или больничный, кроме того приступа лихорадки в 1841 году, когда весь институт взмолился о ее скорейшем выздоровлении. Мира Хэй была БИХОКом в большей мере, чем любая библиотека или офис когда-либо смели надеяться стать.
У меня для тебя новое задание, объявила Мира.
Хюльда моргнула.
Уже? Снова за морем?
Ее дорожные сундуки прибыли лишь этим утром. Хотя БИХОК базировался в Бостоне, они часто брались за международные дела, особенно когда их головная организация, ЛИХОК Лондонский институт хранителей очарованных комнат, ощущала нехватку сотрудников. Заколдованные дома в Европе встречались куда чаще, чем в Штатах.
Вообще-то, нет. Новый владелец унаследовал Уимбрел Хаус. Мира открыла папку и протянула ей. Мои источники сообщают, что он въехал вчера.
В папке лежали чертежи и одинокий листок с данными.
Уимбрел Хаус? Я с ним незнакома. Она принялась читать. Род-Айленд?
Именно. Он давно заброшен, по понятным причинам. Был укрытием для некромантов во времена Салемских беспорядков[4]. Она недовольно прищелкнула языком. Поздно ночью пришла телеграмма. Нового владельца зовут Мерритт Фернсби.
Хюльда просмотрела листок с информацией. Дом был унаследован от Аниты Николс.
Похоже, он был продан как обычный дом, добавила Мира.
Надо же Такое всегда интересно заканчивается.
Неволшебник въезжает в зачарованный дом деликатная ситуация Она перевернула листок.
Папка уж очень тонкая.
Спасибо моей предшественнице, сказала Мира извиняющимся тоном. Это одинокий дом, весьма удаленный от цивилизации, в нем долгие годы едва ли кто-то жил, а обитатели уж точно не вырезали свои имена на стенах.
Она переплела пальцы.
Знаю, ты только что вернулась, но не могла бы ты отправиться сегодня же? На трамвае и лодке добираться всего два часа. Не хотелось бы откладывать.
Откладывать и рисковать тем, что жилец навредит дому, либо дом навредит жильцу. Хюльда кивнула:
Мои вещи все равно еще упакованы, так что мне не трудно. Хотя для первого посещения ей понадобится лишь ее удобная черная сумка. Она никуда без нее не выходила.
Мира хлопнула в ладоши:
Да благословит тебя бог! Я не могла послать никого другого, Хюльда. Ты и правда у нас лучшая!
Хюльда закатила глаза, хотя на сердце от этих слов потеплело.
Это лишь потому, что миссис Торнтон еще в Дании.
Пфф. Мира положила руку ей на плечо. Дом в стороне от основных маршрутов. Сядь на кинетический трамвай до Провиденса. БИХОК компенсирует тебе проезд.
Кивнув, Хюльда повернулась к двери, ей все еще не давала покоя столь скудная информация.
И Хюльда
Она остановилась.
Мира сцепила пальцы в замок.
Прошу, будь осторожна.
Поправив очки на переносице, Хюльда ответила:
Я всегда осторожна.
* * *
Уимбрел Хаус оказался довольно мил. Зачарованные дома часто были такими, но притягательность этого усиливалась тем, что он буквально утопал в природе, дикие травы были позолочены послеполуденным солнышком, где-то в стороне кричала цапля. Повсюду пахло океаном, и оттого ветер казался прохладнее, в разгар лета это было бы весьма кстати. Сейчас, конечно, был уже сентябрь, а Хюльда не задержится здесь настолько, чтобы год сменился и снова настал июль, но мысль была приятная.
У дома была крутая остроконечная крыша и множество окон, больших и маленьких, круглых, полукруглых и прямоугольных. Темные дубовые ставни, синяя черепица, которая блестела на солнце, как морская волна. Дом был не особенно большим, значит, и штат прислуги ему требовался меньший. Если честно, это все упрощало и для найма, и для кошелька нового владельца. БИХОК и без того с трудом находил людей, достаточно знакомых с магией, чтобы их можно было нанять, да еще и трудоспособных.
Подойдя к двери с тяжелой сумкой на плече, в которой лежали инструменты, Хюльда взялась за медный дверной молоток и постучала четыре раза. Громко. Она не любила повторяться.
Мгновение царила тишина. Затем она услышала, как что-то плотное свалилось на пол и не раз, а потом раздался короткий вскрик. Вытащив папку, она в последний раз взглянула на записи, для верности. Мерритт Фернсби.
Да? его голос пронзительно прозвучал с той стороны двери, и отчаяние просочилось сквозь дерево.
Хюльда поправила очки.
Мистер Фернсби?
Пожалуйста, помогите! закричал тот. Он меня не выпускает!
О боже. Хюльда открыла сумку.
Как долго вы находитесь в доме?
Дверная ручка задрожала.
Кто вы? Я пытался разбить окно, но О господи, она снова на меня смотрит.
Пожалуйста, воздержитесь от нанесения повреждений зданию. Она вынула ломик. Кто смотрит на вас?
Женщина на портрете!
Хюльда вздохнула. Такие дома и правда стоит пропускать через БИХОК, прежде чем передавать обычным гражданам.
Отойдите, мистер Фернсби.
Она вставила край лома между дверью и косяком, затем пробормотала:
Серьезно, домик. Он не станет о тебе заботиться, если будешь вести себя как дитя.
Она надавила несколько раз, прежде чем засов поддался и дверь открылась внутрь, а затем Хюльда вернула лом в сумку.
Четыре пальца ухватились за дверь и рванули ее на себя.
Он был почти шесть футов ростом[5]. В бумагах сказано, что ему тридцать один на три года меньше, чем Хюльде, хотя с мешками под глазами выглядел он старше. У него были светло-каштановые волосы, которые старомодно доходили до плеч и нуждались в расчесывании. Нос у него был прямой, слегка утолщенный в центре переносицы. Одежда была хорошо пошита, но вместо галстука на нем был разноцветный шарф, который явно видал лучшие дни. Две верхние пуговицы его бледно-желтой рубашки были расстегнуты нет, все пуговицы были застегнуты неправильно, потому что он пропустил одну, и это не давало Хюльде покоя, требуя привести его внешний вид в порядок, но она была экономкой, а не камердинером. Одна нога бедного мужчины была босая, вторая в носке, а в голубых глазах плескалась паника, будто он несколько лет не видел людей.