Ни в коем случае, дорогая Анна Никитична. Пути Господни неисповедимы. До свидания.
До свидания, Гена. Мне тоже было очень приятно познакомиться. Удачи Вам.
Она закрыла за Геной дверь, вернулась в комнату и бессильно опустилась в старое кожаное кресло.
На даче у Агатовых собрались соседи, ближайшие родственники, друзья и знакомые на печальное застолье. Девять дней тому назад они похоронили Родиона Климыча. Разговаривали вполголоса. Выпили по рюмке, не чокаясь, за упокой души новопреставленного, потом еще по одной. После третьей обстановка немного разрядилась голоса зазвучали бодрее. Заплаканная вдова, вся в черном, сидела отрешенная, ни на кого не глядя. На стол подавали невестки и соседка. Сыновья сидели молча. Подвыпивший сосед попросил слова.
Хочу сказать, что покойный Родион Климыч был славный мужик. И на все руки мастер: он и в саду, он и в гараже, он и со свиньями, он и с пчелами. А какой самогон гнал! сосед поднял рюмку. Адамова слеза, да и только! Как специально себе на поминки, бедняга, выгнал. Только вот никто из института его на похороны не приехал! А он столько лет там отпахал! Черствые они люди все же, эти ученые! Помянем Климыча царствие ему небесное и земля пухом! Аминь!
Он опрокинул рюмку и сел. Пожилая соседка положила в его тарелку по ломтю ветчины, сала и колбасы.
Закусывай, Саша, а то опьянеешь, заботливо сказала она.
Дядя Саша прав, сказал старший сын покойного. Никто с его работы не приехал у всех уважительные причины нашлись. Даже ближайший друг его Калинич и тот почему-то не смог. А ведь как они дружили с дядей Лешей!..
Гриша, сказала младшая невестка, так он же три года как пропал!
Кто пропал? Калинич? Да что ты! Откуда тебе известно? удивился Гриша.
Отец сам рассказывал, ответила невестка. Приехал, говорит, к нему Калинич, оставил сундук с какими-то железяками и укатил тут же на своей новенькой «мазде». Пообещал через неделю приехать на целых три дня. Ну, отец готовился, ждал. Я им большущую баклажку пива купила и в холодильник поставила, отец специально вяленого леща подготовил. Огромного такого, как этот стол почти! Ждать-пождать, а Калинича все нет, как нет. Ну, отец обиделся, значит. Что за друг, говорит! Разбогател, теперь и знаться не хочет. Не буду, говорит, больше ему звонить. И не звонил. Целый год, почитай, не звонил. А когда в свой институт поехал насчет пенсии справку какую-то заполучить ему там и сказали, что друг-то его год уже, как пропал. И пропал-то он в тот самый день, когда к отцу заезжал, чтоб этот самый сундук по секрету оставить! От нас, выходит, уехал, а до дому вот не доехал. И до сей поры ни Калинича, ни машины. Милиция, говорят, все окрестности обыскала, просто с ног сбилась. Пропал где-то по дороге средь бела дня. Ну, теперь они, может, с отцом на том свете встретятся тогда уж, я думаю, наговорятся всласть!
Интересно, а что в том сундуке было? Может, из-за него-то как раз и ущучили деда? спросил уже основательно захмелевший дядя Саша.
Да ничего там полезного не было, сказал младший сын покойного Родиона Климыча. Старые изношенные автозапчасти, совершенно непригодные. Да электроника какая-то тоже, по-моему, старая, как век. Платы, микрочипы, провода, жгуты, разъемы разные. И все в пыли, в грязи, вперемешку с каким-то мусором. То ли от допотопного телевизора, то ли от компьютера какого-то. Бог его ведает. Все в полиэтиленовых кульках замызганных. Пластины там какие-то были из нержавейки да латуни, по-моему. Катушки, что ли, проволочные да еще мотлох разный абсолютно бесполезный. Не пойму только, зачем он это хранил? Маразматик, что ли?
И куда ты дел это богатство? поинтересовался его старший брат.
Да выбросил на помойку к едрене-бабушке. Куда ж еще? А сундук остался. В гараже стоит. Хочешь пойди, забери, ответил младший, пережевывая ломтик сырокопченого окорока.
Да на кой хрен он мне? Что я с ним буду делать? Давайте заодно и Калинича помянем. Царство небесное им обоим, сказал старший, поднимая рюмку.
Так никто ж, поди, точно не знает, помер этот Калинич или, может, жив где-то по сей день, сказала младшая невестка. Как же его поминать можно?
Да какая разница? сказал дядя Саша, которому не терпелось хильнуть еще раз и было все равно, за что именно. За упокой усопших друзей!
Они выпили. Минуту все молчали. Слышны были только чавканья дяди Саши да стук посуды. Младшая невестка принесла блюдо с жареной рыбой и водрузила на середину стола.
Поминайте рыбкой Родиона Климыча, сказала она, покойный отец любил рыбку.
Тамара, обратилась к ней пожилая соседка, скажи, а что милиция насчет пропажи этого как его Калинича говорит? Куда он мог деваться?
Не знаю, ответила Тамара. Мне известно только то, что покойный отец рассказывал.
А что тут это говорить, собственно? заплетающимся языком сказал дядя Саша. Машина кому-то приглянулась, стало быть. Вот его это значит подловили где-нибудь на трассе, да и кокнули, видимо. Машину забрали а самого он громко икнул, ночью закопали в лесочке каком-нибудь Или в огороде у кого-то. Да что мы всё об этом как его Калиниче?.. Мы же по Родиону Климычу девятидневье справляем. Хороший, говорю, мужик он был. Вечная ему память и царство небесное!
Юлий Гарбузов
Харьков, Украина
Книжный лоток
(August 08, 1999 at 21:33:59) Domain: 209.53.249.170
Vancouver, Canada.
Русскоязычный журнал «PRIVAN»
(«Привет, Ванкувер!»)
Удивительный случай, о котором пойдет речь в этом рассказе, произошёл с моей ныне здравствующей коллегой, Анной Вячеславной Этус. Мы с ней много лет преподавали на общетеоретической кафедре одного из институтов нашего города. Это странное событие случилось в июне 1975 года, но Анна Вячеславна, опасаясь, что ее сочтут не вполне адекватной, решилась рассказать о нем только сейчас, то есть двадцать четыре года спустя в застольной беседе, будучи у меня в гостях на Дне рождения. Описываемая история глубоко взволновала всех моих гостей, а лично меня экстраординарные явления привлекали всегда. Я не имею морального права сомневаться в искренности этой строгой и объективной женщины, в недалеком прошлом преподавательницы экстра-класса. Для более точной передачи последовательности событий я поведу повествование от её имени.
***
В тот день я не особо спешила на работу, так как лекции и другие виды аудиторных занятий уже закончились. Шла летняя экзаменационная сессия. Погода была солнечная, небо ясное, и, когда я проходила по улице Гоголя мимо находящегося там одного из корпусов госуниверситета, неожиданно хлынул теплый летний ливень. Судя по висевшей у входа вывеске, в этом корпусе располагался филологический факультет. Входная дверь была широко распахнута. Преодолев несколько ступенек полуразвалившегося крылечка, я влетела в нее, чтобы укрыться от дождя, и очутилась в ярко освещенном вестибюле. Моё внимание привлекло необычно пышное по тем временам убранство помещения. Времени у меня в распоряжении было достаточно, и я с любопытством озиралась вокруг, невольно сравнивая обстановку с нашей институтской.
Необычайно яркий свет исходил от огромной хрустальной люстры, висевшей под расписным плафоном и сверкавшей бронзовой арматурой. Прямо напротив входа поднималась широченная мраморная лестница с мраморными же перилами. Ступеньки были устланы роскошной ковровой дорожкой, закреплённой бронзовыми прутьями, начищенными до зеркального блеска. Пол был тоже мраморный, украшенный посредине замысловатой мозаикой. Народа было не особенно много, как обычно, во время экзаменационной сессии. Высокие потолки с художественной лепкой под старину, массивные дубовые двери с дорогой бронзовой фурнитурой, блестевшие свежим лаком, и висевшие на стенах огромные картины, на которых были изображены живописные пейзажи, повергли меня в шок.
Слева, если смотреть со стороны входа, за массивным бюро сидел строго одетый элегантный дежурный. На бюро стояли новенькие телефонные аппараты, как видно, импортные, вентилятор с лопастями, окруженными защитной решеткой, и тяжелая дорогая настольная лампа, а дежурный вежливо, с улыбкой давал пояснения подходившим к нему людям, время от времени спокойно отвечая на телефонные звонки.
По правую сторону располагался книжный киоск, вернее, очень богатый по тем временам лоток. Хорошие книги в то время были редким дефицитом, и я не преминула возможности подойти к нему. Книги там были воистину великолепные. Мои глаза разбегались, я загорелась азартом, однако денег у меня при себе было мало, поэтому купить то, что хотелось, я не имела возможности. Но одну книгу всё же приобрела. Это был сборник стихов Омара Хайяма в великолепном оформлении. Страницы цветные, со старинными вензелями, выполненные в нежных, успокаивающих пастельных тонах. Переплёт жесткий, глянцевый, талантливо декорированный мудреным восточным орнаментом времен арабских халифатов.
Ливень на улице стих так же внезапно, как и начался. Радуясь покупке, я вышла из вестибюля, ещё раз оглянулась на невзрачную наружную дверь над полуразрушенным крыльцом и подумала: «Как за такой неказистой дверью может скрываться столь великолепная внутренняя обстановка? Уж наружную-то дверь и крыльцо можно было бы оформить по-человечески. Ведь именно с нее начинается знакомство с филфаком госуниверситета!»
Придя на работу, я тут же показала книгу сотрудникам и с увлеченностью поведала о том, как великолепно оформлены некоторые факультеты госуниверситета не то, что наш институт. Мой рассказ особого впечатления на коллег не произвел, а вот книга оказалась всем на зависть, и одна из моих ближайших приятельниц тут же дала мне деньги и попросила сегодня на обратном пути купить ей такую же, так как до завтра их наверняка раскупят.
Дел у меня в тот день на кафедре было не особенно много. Я быстро с ними управилась и где-то через пару часов ушла домой. Возвращаясь тем же путём, я опять подошла к этой невзрачной наружной двери с вывеской и вошла в здание.
Сначала я решила, что ошиблась дверью, потому что попала в совершенно незнакомое полутёмное помещение, даже отдалённо не напоминавшее тот роскошный вестибюль, где была всего каких-нибудь три-четыре часа тому назад. Я вышла, ещё раз посмотрела с улицы на входную дверь. Сомнений не было дверь была та же, что и утром. И то же полуразбитое крыльцо. Нигде поблизости не было ничего похожего ни на подобную дверь, ни на вывеску, ни на здание корпуса госуниверситета.
Не веря своим глазам, я снова вошла в помещение и осмотрелась более внимательно. Оно имело обшарпанный вид и давно нуждалось в капитальном ремонте. На том месте, где утром за роскошным бюро сидел импозантный дежурный, стоял убогий письменный стол, за которым, освещенный тусклым светом запыленной настольной лампы с треснутым основанием дремал не менее убогого вида вахтёр. Ничего больше, кроме раздевалки, закрытой в летнее время, старой лестницы с побитыми ступеньками да нескольких человек, озабоченных своими делами, в помещении не было. Недоумевая, я подошла к вахтёру.
Простите, пожалуйста, у вас здесь был книжный лоток
Нет, вы ошибаетесь. Никогда здесь никакого книжного лотка не было.
Но это же университет?
Совершенно верно.
Корпус филфака?
Филфака.
А есть здесь где-нибудь поблизости здание с красивым вестибюлем, хрустальной люстрой и богатым книжным лотком?
Нет Я с детства живу на этой улице, хорошо знаю все здания, но ничего такого тут нет и, насколько я помню, никогда не было.
Расстроенная, я вышла из мрачного помещения на солнечную улицу и в недоумении побрела к автобусной остановке. Где же я была сегодня утром? Где купила книгу? Куда всё девалось за несколько часов? Можно было бы подумать, что всё это мне померещилось или на ходу приснилось, или я вообще сошла с ума. Но откуда тогда у меня эта замечательная книга, которая стоит до сих пор в моей спальне на полке на самом видном месте?
Юлий Гарбузов
7 августа, 1999 года, суббота
Харьков, Украина
Колдовской туман
Рассказ в купе
Хочу поведать вам историю, рассказанную мне в поезде, следовавшем в Симферополь в 1992 году, когда я ехал на летний отдых в Алушту. Моими соседями по купе были молодая супружеская пара, занятая только своими заботами и практически не общавшаяся с попутчиками, а также пятидесятилетний житель какого-то приалуштинского посёлка, назвавшийся Михаилом Николаевичем, и рассказавший мне эту удивительную историю.
Михаил Николаевич, по его словам, работал механиком в каком-то санатории и имел свою моторную лодку, на которой от случая к случаю рыбачил неподалёку от берега. Как и большинство крымчан, они с женой в сезон летних отпусков сдавали часть своего жилья внаем отдыхающим. Наиболее активные из их постояльцев просились иногда с Михаилом Николаевичем на рыбалку. И он им, как правило, не отказывал дополнительный заработок, конечно же, не помешает.
Об одной из таких его рыбалок в компании с квартирантом-отпускником и пойдёт речь в этой истории. Постараюсь ничего не упустить из услышанного и, чтобы изложить события как можно точнее, поведу повествование в той манере, в какой преподнес его рассказчик, и от его имени.
Погода установилась солнечная и жаркая, море было тёплым и спокойным, и мы с моим постояльцем Лёней решили, наконец, осуществить план, задуманный им ещё в начале месяца: порыбачить на моем катере вдали от берега на утренней зорьке. Более правильным было бы называть его моторной лодкой, но по документам это все же катер.
Встали мы до восхода солнца и не спеша снарядили лодку. Все остальное, необходимое для рыбалки, мы подготовили еще с вечера. Чтобы не раздражать пограничников, решили выйти в море, дождавшись рассвета, хотя я имел все необходимые разрешения.
Приятно было нестись «с ветерком», прыгая с волны на волну. Солнце сверкало ослепительно и, хоть было ещё раннее утро, день намечался по-крымски знойный. Отойдя от берега на дозволенное расстояние, мы заякорились и забросили удочки.
Прошел час, потом еще один, а клёва все не было. Какая досада! Так долго собираться и на тебе хоть бы разочек у кого-то клюнуло. А солнце всё поднималось и жгло немилосердно. Однако мы не уезжали, надеясь выудить хоть маленькую рыбёшку кошке на обед. Но тщетно. И жара нас, что называется, достала. Искупавшись, мы не смогли охладиться, ибо вернувшись в горячую от солнца лодку, вновь ощутили такой жар, что рисковали получить тепловой удар. Даже непосредственная близость водной поверхности не приносила желанной прохлады.
В нескольких километрах от нас на таком же расстоянии от берега мы увидели облачко густого тумана, низко стлавшегося над водой. Лёня предложил прокатиться туда, опять-таки «с ветерком», и погрузиться в его влажную прохладу, чтобы защититься от крымского солнца хотя бы чуточку, хоть на короткое время. Я воспринял это предложение без особого энтузиазма, так как дома меня ждали неотложные дела, но наш предварительный уговор обязывал меня согласиться.
Подняв якорь, мы тут же рванули с места на полных газах, и встречный ветер приятно освежил наши тела, размякшие под лучами нещадного солнца. Лодка стремительно неслась к намеченной цели, подпрыгивая на волнах, глухо ударявших в днище. Вскоре мы достигли полосы тумана и сходу внедрились в него, не сбавляя скорости.
Нас окутала желанная прохлада, которая, по мере нашего погружения во влажную мглу, быстро перешла в такой холод, что захотелось что-нибудь на себя накинуть, да потеплее. Туман стал настолько густым, что я, глядя с кормы, едва различал силуэт Лёни, сидевшего на носу. Внезапно катер стремительно скользнул вниз с высокой волны, а через несколько секунд зарылся носом во встречную волну, обдавшую нас лавиной ледяных брызг, и тут же стал взбираться на неё. Спустя минуту мы выскочили из тумана на ослепительно яркое солнце, чему обрадовались, как дети. Мы дрожали от холода, а выступающие металлические части катера были покрыты инеем. И это в такую-то жару!