Извини, виновато отвечаю я. Но ведь все клиентские дела у тебя заперты в шкафчике для документов, разве нет? Я не пойму, почему он никак не успокоится.
Да не в этом дело.
Ты думаешь, это как-то связано с твоей работой?
Я консультант, а не шпион. Его голос звучит резковато. Слушай, не хочу тебе надоедать, но твои ключи у тебя?
Да, в сумочке, а что?
Просто ну, помнишь, я слышал ночью, что в доме кто-то есть? Вдруг это как-то связано с твоим непрошеным гостем.
Мне делается не по себе.
Я думала, мы договорились, что здесь никого не было.
Я знаю. И если твои ключи у тебя, то все в порядке. Мои у меня, и только эти два комплекта были в доме во время вечеринки, то есть все ключи на месте.
И потом, у нас еще врезной замок на входной двери, так что в любом случае внутрь никто пробраться не мог, напоминаю я. Только если ты забыл защелкнуть его перед сном?
Нет, вроде не забыл. И ты не забудь запереться сегодня вечером, Элис. И продолжай опрашивать народ, ладно? Нужно выяснить, кто это был.
Хорошо.
Правда, спрашивать больше было некого. Загадочный незнакомец ускользнул так же легко, как и появился.
Глава 8
Я сгребаю в охапку подушки и одеяло и несу наверх в легком смущении оттого, что последние две ночи спала у себя в кабинете. В понедельник вечером, когда пришло время ложиться спать, я не смогла заставить себя остаться в спальне одной. Не только потому, что Лео послышалось, будто прошлой ночью кто-то был в доме, но и из-за мыслей о незваном госте на вечеринке. Внизу я чувствовала себя в большей безопасности и потому разложила диван и ночевала там.
Я застилаю постель, потому что нельзя же спать внизу до бесконечности, и иду к шкафу за джинсами. Доставая их с полки, замечаю, что мой белый сарафан, который я хотела надеть в понедельник, висит на вешалке между двумя другими платьями. Радуясь находке, я вынимаю его: если накинуть сверху кардиган, то можно будет походить в нем сегодня. Натягиваю сарафан через голову и ощущаю легкий запах стирального порошка; хоть я и носила его в субботу на вечеринке, он выглядит чистым и свежим.
Пока я завтракаю, приходит почта: экземпляр романа, который я буду переводить с итальянского на английский. Мне нравится перед началом работы дважды перечитывать книгу и делать заметки, так что я иду в кабинет и устраиваюсь на диване: счастье, что наконец можно вернуться к привычному режиму работы с девяти до семи, четыре дня в неделю. До сих пор я освобождала себе пятницу, чтобы было три выходных подряд, но, поскольку сейчас Лео по пятницам работает из дома, буду отдыхать в четверг.
Поначалу сконцентрироваться трудно: мешает тревога, что незнакомец вторгнется снова. Сможем ли мы когда-нибудь узнать, кто это был? И что еще важнее зачем он это сделал? Последнее меня особенно волнует.
Ближе к обеду, когда несколько глав уже осталось позади, я слышу голоса на дорожке во дворе. Закрываю книгу, иду через гостиную выглянуть в окно и вижу Еву, которая стоит перед черной кованой калиткой, ведущей в парк, и беседует с Тамсин и Мэри. Они, судя по множеству пакетов в руках, вернулись из похода по магазинам. Я с завистью наблюдаю, как они хором смеются в ответ на реплику Евы. Мне становится так одиноко и так хочется оказаться вместе с ними, что я, не дав себе времени передумать, направляюсь к ним.
Иду вдоль дороги, останавливаюсь, чтобы пропустить минивэн из супермаркета, который тормозит напротив дома Эдварда и Лорны. Перехожу дорогу позади него и машу рукой вышедшему на порог Эдварду. Женщины уже не смеются; они сбились вместе, словно обсуждают что-то серьезное, секретное. Какого черта меня к ним понесло? Не хочется их прерывать, но уже поздно: Мэри меня увидела.
Просто поразительно, что ее это, похоже, не волнует, произносит Тамсин, когда я к ним приближаюсь.
Я начинаю сомневаться, что она в курсе, отвечает Ева.
Ну, разумеется, в курсе, фыркает Тамсин.
Мэри поднимает на меня ясный взгляд. Я понимаю, что речь была обо мне.
Привет, Элис, как дела?
Спасибо, хорошо, улыбаюсь я ей.
Ева с Тамсин поспешно оборачиваются. На обеих непрозрачные солнечные очки, и от этого физического барьера между нами мне становится еще больше не по себе.
Элис! восклицает Ева, словно полгода меня не видела. Поднимает очки на лоб, задрав дужками короткие волосы. Чем сегодня занималась?
Читала. Услышала ваши голоса и решила сделать перерыв.
Что читаешь?
Книгу, которую буду переводить.
А на какой язык? спрашивает Мэри.
На английский, с итальянского.
Интересно.
Бабушка Уилла итальянка, и он пытается учить меня, чтобы я могла с ней разговаривать, поскольку на английском она совсем не говорит, объясняет Ева. Получается у меня не очень.
Это ты еще русский не пробовала. Я сто лет училась, чтобы хоть как-то разговаривать.
Ева смотрит на Мэри в крайнем изумлении:
Я и не знала, что ты по-русски говоришь.
Говорю, но не очень хорошо. Не бегло, в общем.
Я поворачиваюсь к Тамсин, замечая, что она не проронила ни слова. Сегодня на ней бледно-голубые джинсы и оранжевая футболка, которая на любой другой рыжеволосой женщине выглядела бы странно. А на ней великолепно.
А ты? Знаешь какие-нибудь языки?
Нет, сухо отвечает она.
Понятно.
Пусть она меня не любит, но это уже граничит с грубостью. Я оценивающе смотрю на нее. Она потрясающе красива, но есть в ней какая-то грусть. Меня вдруг охватывает желание узнать их всех получше.
Я тут подумала чем на дороге стоять, не зайдете ли ко мне на кофе? спрашиваю я. Если только вы не заняты?
Я нет. Сегодня нет, отвечает Ева.
Мэри улыбается:
Я тоже. Было бы здорово.
А я не могу. Тамсин поднимает руки, демонстрируя пакеты. Нужно пойти отнести это. Тогда с вами двоими увидимся позже.
Я знаю, что мне не следует обижаться. Но обижаюсь.
К тому времени, как мы ополовинили кофейник, я уже примерно представляю своих новых соседей. Ева с Уиллом знают друг друга двадцать лет, сейчас обоим тридцать один.
Мы вместе ходили в театральный кружок в школе, объясняет Ева. Он сначала не хотел, потому что там были в основном девчонки. Но, поскольку мы дружили, он пошел туда за компанию, и вдруг всем стало ясно, что у него талант. Правда, сам он относился к нему наплевательски, пока я не убедила его пойти на прослушивание в Королевскую театральную академию. И то согласился лишь потому, что я отказалась общаться с ним, пока он не пойдет.
Люблю эту историю, говорит Мэри. А мы с Тимом познакомились, когда выносили мусор, в университете.
Мэри и Тиму под сорок. Тим дипломированный психолог, работает на полставки и одновременно учится на психотерапевта. Мэри логопед, работает четыре дня в неделю, до тех пор, пока Люк, их младший сын, не пойдет в школу.
У меня выходной в среду, рассказывает она. Так здорово отдохнуть от работы среди недели. Могу сходить на йогу с Евой и Тамсин и потом забрать мальчиков из школы. В остальные дни их забирает Тим.
Я тоже по средам не работаю, говорит Ева. Иначе мы с Мэри бы не пересекались.
Я мысленно передвигаю свой выходной с четверга на среду. Занятия йогой это интересно.
Забавно, но в среду я тоже не работаю, улыбаюсь я.
Потом спрашиваю про Тамсин и Коннора. Они примерно одного возраста с Мэри и Тимом; насколько я уже успела узнать от Лео, Коннор занимается виски: продает дорогие марки богатым клиентам. Тамсин раньше работала моделью это меня не удивляет, а теперь сидит дома с детьми.
А еще она у нас математический гений, сообщает Мэри. Черноволосая и с ног до головы в черном, она выглядит на редкость театрально. Учится на всяких таких онлайн-курсах и после экзаменов собирается стать бухгалтером.
Вау, отзываюсь я в изумлении. Хотела бы я иметь математические мозги.
А ты еще что-нибудь выяснила про того загадочного незнакомца? спрашивает Ева, потянувшись за песочным печеньем.
Нет. Я стараюсь не напрягаться по этому поводу. Меня больше расстроило, как отреагировала Лорна. Это ведь она его впустила. Ее это прямо убило.
Очень печально. Улыбку на лице Евы сменяет озабоченность. Им с Эдвардом не нужен лишний стресс. Ты знаешь про их сына? Он погиб в Ираке. Их единственный сын, вообще кошмар.
Ужас! Я в шоке. Для них это, наверное, был страшный удар.
Они раньше жили на побережье, кажется в Борнмуте, и переехали сюда три года назад, подхватывает Мэри. Лорна говорила, что воспоминания грызли их все больше и больше и они решили начать все заново. Выбрали Лондон, потому что любят театры и музеи, а в силу возраста им уже тяжело мотаться сюда из Борнмута. И довольно долгое время жили тут хорошо, со всеми общались, часто выбирались в город, как и планировали. А потом вся эта история с сыном их снова догнала, и они превратились в затворников. Это действительно очень грустно они никуда не выходят, даже за продуктами. Им все доставляют, и одежду тоже. Они растеряли всю свою уверенность.
Или волю к жизни, спокойно говорю я. Ловлю их растерянные переглядывания и решаю все рассказать: Мои родители и сестра погибли в автокатастрофе, когда мне было девятнадцать. И я с тех пор надолго потеряла волю к жизни.
О, Элис, это ужасно. Ева касается моей руки. Мои соболезнования.
Сестре было всего двадцать два. Она отдыхала в Греции с парнем, а родители поехали встречать ее в аэропорт.
Даже представить себе не могу! Глаза Мэри полны сочувствия. Как ты справлялась?
На мне остались бабушка с дедушкой. Мне приходилось быть сильной ради них, а им ради меня. Так мы и держали друг друга.
Я снова наполняю их кружки, втайне радуясь, что Тамсин к нам не присоединилась. И когда Мэри снова упоминает йогу, я не произношу ничего такого, что могло бы заставить ее подумать, будто я жажду приглашения присоединиться к ним (хотя на самом деле я жажду). Не хочу злоупотреблять отсутствием Тамсин. К тому же разве Лео не предупреждал меня, чтобы я не бросалась очертя голову в новую дружбу?
Прости, Элис, мне пора. Голос Мэри возвращает меня в реальность. Йога в два, мне нужно сбегать домой за формой. Ева, я тебя на улице жду.
Наш срединедельный ритуал, поясняет Ева, когда Мэри ушла. Мы идем на йогу, потом я сопровождаю Тамсин и Мэри в школу за детьми. Когда погода хорошая, мы идем в наш парк, чтобы дети поиграли. А потом к кому-нибудь на чай.
Как здорово, с легкой завистью отзываюсь я.
Ева открывает рот, и мне кажется, что сейчас она пригласит меня ходить с ними.
Ты когда-нибудь занималась йогой? спрашивает она вместо этого.
Никогда. Я осторожно улыбаюсь. Может, я присоединюсь к вам в январе, когда начнется новый набор.
Ева уходит, и я из кабинета Лео наблюдаю, как они с Мэри идут через сквер за Тамсин. Перерыв получился приятный; а теперь я рада вернуться к своей книге. Я настолько погружаюсь в нее, что в испуге подскакиваю от звонка в дверь. Поспешно закрываю книгу; надеюсь, это Ева хочет пригласить меня присоединиться к ним в сквере. Смотрю на часы: нет, это не может быть Ева, еще нет трех часов, так что они пока на йоге. Может, это Лорна или Эдвард.
Кладу телефон в задний карман и иду открывать.
Его голова повернута в сторону сквера, но я безошибочно узнаю, кто это. Повинуясь инстинкту, мгновенно захлопываю дверь, успев заметить, как он удивленно оборачивается. Я отступаю назад, сердце колотится. Зачем он вернулся?
Снова звонок. Я бросаюсь вперед и накидываю дверную цепочку.
Мисс Доусон? доносится сквозь дверь.
Если вы не уйдете, я вызову полицию, сухо говорю я.
Очень надеюсь, что вы этого не сделаете. Мисс Доусон, меня зовут Томас Грейнджер, я частный детектив и занимаюсь восстановлением справедливости. Брат моего клиента был обвинен в убийстве, которого не совершал.
Неважно, я все равно полицию вызову. Вы незаконно проникли в мой дом в субботу.
На самом деле это вы меня впустили.
Только потому, что предполагала, что вы один из приглашенных.
Вы спросили меня, не Том ли я, а я как раз Том, хоть никто меня так и не зовет.
Я сказала «Тим»!
Сомневаюсь, что вы сможете доказать это в суде. В его голосе слышится улыбка, и я ощущаю, как мои позиции ослабевают. Могу я попросить вас открыть дверь? Мне действительно необходимо поговорить с вами лицом к лицу.
Я неохотно открываю дверь, но оставляю цепочку. Он смотрит на меня сквозь щель, слегка наклонившись, чтобы мне лучше было видно его лицо. Дорога за ним пуста.
Благодарю. Он достает из внутреннего кармана пиджака карточку и подает мне. Как я уже говорил, я частный детектив и занимаюсь убийством Нины Максвелл.
Я не беру карточку, не могу. От одного этого имени у меня голова взрывается. Прошел уже, наверное, год, но я это убийство никогда не забуду, потому что Ниной звали мою сестру.
Так всегда. Какую бы Нину я ни встречала, я инстинктивно стремлюсь с ней подружиться. Про какую бы ни читала, принимаю все близко к сердцу. Так подействовала на меня смерть старшей сестры, которую я боготворила. Она до сих живет в других женщинах по имени Нина.
Я не сразу справляюсь с нахлынувшими воспоминаниями.
Нина Максвелл? спрашиваю я. Не понимаю, какое отношение имеет ее убийство ко мне.
Он слегка хмурится:
Никакого, за исключением того, что это случилось здесь.
Я замираю, уставившись на него через щель:
Где здесь? В комплексе?
Он хмурится еще больше:
Нет, здесь, в этом доме.
Я мотаю головой:
Нет. Это какая-то ошибка. Она здесь не жила. Не в этом доме, по крайней мере. Иначе мы бы знали, риелтор сказал бы нам.
Я не уверен
Простите, перебиваю я в раздражении от того, что он меня так взбудоражил. Но вы ошибаетесь. Может быть, Нина Максвелл жила здесь в каком-то другом доме, но не в этом. Мы бы не купили дом, в котором произошло убийство. И потом, мы бы знали, потому что риелтор сказал бы нам.
Я начинаю закрывать дверь, но он не отводит взгляд.
Боюсь, здесь нет никакой ошибки, мисс Доусон. Нина Максвелл жила именно в этом доме. Он делает паузу. И в этом доме она умерла.
Глава 9
Во второй раз за несколько минут я захлопываю дверь у него перед носом. Ноги у меня подкашиваются, я опускаюсь на пол.
Мне очень жаль, доносится сквозь дверь, и я вздрагиваю. Он еще здесь. Я понимаю, что это для вас шок.
Уходите или я вызываю полицию! сердито восклицаю я.
Хорошо, я ухожу. Но могу я попросить вас сделать кое-что? Для начала погуглите это убийство. А потом позвоните риелтору и спросите, почему он скрыл его от вас, когда вы покупали дом. Слышится шорох, и его карточка проскальзывает в почтовый ящик. Если почувствуете, что можете со мной поговорить, позвоните по этому номеру, пожалуйста. Мы оба и я, и мой клиент будем вам благодарны.
Его шаги затихают вдали. Ползучий страх приковал меня к лестнице, и я не могу сдвинуться с места. Что, если это правда? Достаю из кармана мобильник, набираю в поисковике «убийство Нины Максвелл». Высвечивается несколько ссылок на новости по теме. Открываю первую, от 21 февраля 2018-го, и вижу фотографию хорошенькой блондинки со смеющимися карими глазами; на шее у нее смутно угадывается золотая цепочка. Я узнаю этот снимок: после убийства он несколько недель мелькал во всех СМИ. С колотящимся в горле сердцем прокручиваю статью вниз.
«Тридцативосьмилетняя женщина была найдена убитой в Лондоне. Полиция приехала по вызову в один из домов Круга, элитного комплекса у Финсбери-парка, около 21:30 вчера вечером и обнаружила там тело Нины Максвелл».
Я чувствую, как в желудке поднимается тошнота. Заставляю себя прочесть статью снова, и мои глаза зацепляются за слово «Круга», словно я надеюсь, что если смотреть на него подольше, то оно испарится. Однако оно не испаряется. И хотя номер дома в статье не упоминается, мысль о том, что Нину Максвелл убили именно здесь, в доме, где я живу, приводит в оторопь. В памяти всплывает картинка: дом в полицейском оцеплении, букеты цветов на тротуаре у входа. Вот у этого самого?