К этому времени большую часть документов спрятали в разных местах. Они оказались на двух разных фермах на юго-западе Германии, в одном случае были замурованы в подвале, в другом завалены в подвале кучей пустых ящиков. Небольшой ящик, в котором хранились заметки моего отца о битве за Нормандию, наш друг закопал между стенами руин разбомбленного Штутгарта в части города, настолько разрушенной многочисленными воздушными налетами, что ее вряд ли могли счесть стоящей целью. Дневники отца за 19431944 годы отдали на хранение в госпиталь, а другие материалы отправили моей тете в Штутгарт. В доме в Херрлингене мать хранила черновики заметок отца, которые составили первоначальную рукопись об Африке, отснятые отцом во время французской кампании 1940 года пленки и его личные письма.
Как ни странно, мать настолько боялась, что нацистские власти могут завладеть бумагами, что даже не думала, что такой же интерес могут проявить уже приближавшиеся союзники.
Во второй половине апреля 1945 года бомбардировки стали непрерывными. Час за часом американские фугасные бомбы падали на Ульм, горевший днем и ночью во многих местах. С запада и с севера слышались звуки артиллерийской канонады, и день ото дня она становилась все более грозной. Остатки немецкой армии, безоружные, отступали через долину, на которой лежит Херрлинген, кто на телегах, кто пешком, все в постоянном страхе перед налетом американских истребителей-бомбардировщиков. Мобилизовали местный фольксштурм, набранный из четырнадцатилетних юношей и шестидесятилетних стариков. Повсюду расклеили плакаты с надписью: «Кто не защитит Ульм от врага, тот свинья».
Однажды, должно быть, это было 20 апреля, моя мать, выглянув в окно, увидела, что к Ульму приближаются американские танки. Только когда на следующий день солдаты союзников подожгли часть соседней деревни, ошибочно предположив, что та занята немецкими партизанами, и длинные колонны беженцев из этой деревни хлынули через Херрлинген, моя мать забеспокоилась о документах, которые все еще находились в доме. Она подготовила письма, заметки и пленки, чтобы в любой момент взять их с собой. Часть из них она уложила в старый сундук, который с помощью соседей закопала в саду.
Херрлинген заняли американские войска. Повсюду расставили часовых. Больше никаких материалов закопать было невозможно. Среди первых американцев, приехавших к моей матери, был капитан 7-й армии Маршалл. Он спросил, есть ли в доме документы. В полной уверенности, что личные письма не конфискуют, мать ответила:
У меня только адресованные мне личные письма мужа.
Где эти письма? спросил Маршалл.
Он спустился с матерью в подвал. Увидев лежащие в ящике папки с письмами, сказал:
Я должен их забрать. Мы хотим на них взглянуть. Я верну их через несколько дней.
Потом маме сказали, что возврат этих писем на некоторое время откладывается. Две недели спустя переводчик капитана Маршалла пришел к моей матери и сказал:
Капитан ужасно сожалеет, что мы не можем сдержать обещание, но армия решила, что эти документы должны быть отправлены в Вашингтон.
Однажды, в середине мая, в восемь часов утра, маме приказали к девяти покинуть дом. В нем должно было быть расквартировано американское подразделение. Мама еще собирала вещи, а американские солдаты начали открывать ящики и шкафы и производить обыск. Многочисленные документы моего отца (черновики африканских заметок и выполненные от руки карты), находившиеся в то время на полках библиотеки, в письменном столе и в подвале, с тех пор никто не видел. Матери удалось только увезти на маленькой ручной тележке сундук с пленками отца, рукописью африканской кампании и существовавшего всего в трех экземплярах журнала боевых действий 7-й танковой дивизии во Франции в 1940 году.
Бумаги, спрятанные в других местах, постигла разная судьба.
На одной ферме на юго-западе Германии появились какие-то американцы, объявили, что они контрразведчики, и потребовали показать сундуки с архивом фельдмаршала Роммеля. К сожалению, некоторые из этих сундуков и ящиков уже втащили в дом из подвала, где они были замурованы. Американцы конфисковали ящик и сундук. В сундуке лежали документы, заметки и наброски отца времен Первой мировой войны материал, который он использовал в своей книге «Пехота наступает». В ящике был отцовский полный комплект оборудования «Лейка» (фотоаппарат и двенадцать различных сопутствующих приспособлений), личные вещи и около 3000 сделанных отцом снимков. Особенно он гордился своими цветными фотографиями, некоторые он снял с определенным риском для жизни. Помнится, одна из них производила наиболее сильное впечатление идущая в штыковую атаку австралийская пехота. Было несколько тысяч других фотографий, которые он собрал у военных репортеров и солдат в период с 1940 по 1944 год, некоторые он успел снабдить подписями.
За сундук и ящик американцы дали расписку. Но приехавшие позже и пытавшиеся помочь в возвращении ящиков американские офицеры, которым мы показали эту расписку, усомнились в том, что эти люди действительно исполняли официальные приказы. На этой ферме остался еще один ящик с личным дневником отца с 1940 по 1943 год, а также записи о французской кампании 1940 года и две коробки с картами. Владелец фермы, друг моего отца, несмотря на угрозы двух сотрудников корпуса контрразведки, отрицал, что у него есть еще какие бы то ни было материалы. Впоследствии он сделал все возможное, чтобы сохранить для нас хотя бы эти коробки. Тем не менее коробку с дневниками и французскими заметками отца 1940 года в его отсутствие украли с чердака. Вряд ли вор обрадовался, открыв коробку.
Тем временем на другой ферме расквартировались марокканские войска. Забивали скот и птицу, во дворе горел открытый огонь. Марокканцы несколько раз тщательно все обыскали. К счастью, никто из них и не подозревал, что за грудой пустых ящиков скрывается еще один подвал. Именно так документы в нем сохранились.
Бумаги, которые хранила для нас моя тетя, и те, что зарыли в руинах Штутгарта, тоже пережили крах Германии.
Когда матери пришлось покинуть свой дом, она нашла временное пристанище в маленькой комнате по соседству. Именно здесь она провела инвентаризацию оставшихся у нее материалов. Ящик, закопанный в саду в Херрлингене, выкопали и перенесли в другое место. Доставили ящики с фермы, с которой к тому времени ушли марокканские оккупанты. Таким образом, когда мать, в конце концов, нашла новое пристанище в школе Херрлингена, она взяла все материалы с собой.
Когда мать узнала, что против моего отца будет возбуждено дело о посмертной денацификации с целью конфискации его архива, она снова погрузила бумаги в маленькую ручную тележку и спрятала документы подальше от дома. К счастью, эти новые угрозы так и не материализовались, хотя мы слышали о случае, когда аналогичные документы, принадлежащие другому офицеру, были конфискованы.
Воодушевленный бригадным генералом Янгом и начинанием капитана Лиддел-Гарта отредактировать бумаги моего отца, я в конце концов начал собирать документы из различных тайников. Фактически удалось быстро перевести несколько отрывков и включить их в качестве приложения к биографии моего отца, которую написал бригадный генерал Янг и которая к тому времени уже была в печати.
Бывший начальник штаба моего отца генерал Шпайдель неоднократно пытался вернуть личные письма отца матери. Генерал Янг попросил генерала Эйзенхауэра ходатайствовать перед Вашингтоном об их возврате. Наконец, благодаря усилиям капитана Лиддел-Гарта и после долгих поисков по заданию Американского исторического отдела полковник Навроцки передал письма генералу Шпайделю. Выяснилось, что в Вашингтоне они хранились не под фамилией отца Роммель, а под его именем Эрвин, которым он часто эти письма подписывал. Некоторые из них до сих пор отсутствуют, в первую очередь относящиеся ко времени высадки союзников. Тем не менее некоторые другие касающиеся Нормандии документы матери впоследствии вернули.
С возвратом этих писем мы поняли, что вернули столько бумаг моего отца, сколько избегли уничтожения войной и рукой самого отца ради личной безопасности, и неизбежно следующего за войной мародерства.
От редактора
В основном записки Роммеля посвящены кампании в Северной Африке. Весь его рассказ напечатан в этом томе. Единственная часть истории, осветить которую ему помешала смерть, это зимняя кампания 19411942 годов. Таким образом, эта глава написана генералом Байерляйном в то время начальником штаба Африканского корпуса с помощью заметок и писем Роммеля, а также его собственных знаний о взглядах Роммеля, полученных в результате очень тесного контакта. Собственный исключительный опыт и способности Байерляйна как «танкового командира» делают это дополнение еще интереснее.
Рассказ Роммеля о кампании 1940 года в целом чрезвычайно захватывающий, но в некоторых местах он делает отступления, чтобы рассказать о мелких деталях движения частей, а иногда в событиях дня нет ничего особенно интересного. Такие отрывки были вырезаны, как указано в тексте.
За месяцы своего пребывания в Италии, в течение 1943 года, Роммель не проводил никаких активных операций, но в его дневнике есть ряд показательных записей об итальянском государственном перевороте и усилиях по предотвращению перехода Италии на другую сторону. Манфред Роммель сплел эти отрывки из дневника и письма Роммеля того времени в короткую главу.
Роммель не дожил до написания рассказа о кампании в Нормандии, но он оставил много заметок и ряд других записей, в особенности о своих идеях и планах до высадки.
Генерал Байерляйн собрал их воедино, а также включил в эту главу письма Роммеля того периода.
В последней главе Манфред Роммель рассказывает историю смерти своего отца и напряженных недель, предшествовавших приезду палачей, прибывших исполнить приказ Гитлера.
Интерес и ценность этих глав и собственного повествования Роммеля значительно повышаются благодаря его письмам. Ибо они передают ход его мыслей в данный момент боевых действий и, таким образом, помимо живости, часто дают историческую проверку воспоминаемого рассказа в его последующем повествовании.
Он писал жене почти каждый день, как бы тяжело ни было, хотя его письма всегда довольно кратки. Обычно они писались ранним утром, а иногда и во время движения на броневике или танке. Часто от движения машины или предрассветного холода почерк писем дрожащий.
Хотя и вынужденный соблюдать осторожность в отношении текущих военных операций, в комментариях он часто замечательно откровенен, невзирая на риск перлюстрации писем либо обычной, либо тайной цензурой.
Естественно, многие из его писем были просто нежными записками к жене, но все содержащие важные комментарии включены в этот том.
Благодарности
В первую очередь я хотел бы выразить признательность Манфреду Роммелю и генералу Байерляйну за прекрасную работу по первоначальному сбору и классификации материала, я был очень впечатлен их усердием и добросовестностью в течение всех месяцев совместной работы над записками. Первым восстановленным разделом был черновик повествования Роммеля об африканской кампании, который был опубликован в Германии под названием Krieg ohne Hass («Война без ненависти») с рядом примечаний Манфреда Роммеля и генерала Байерляйна. Эти примечания сохранены в настоящем томе, где впервые публикуется весь материал, а я добавил многочисленные примечания редактора, чтобы прояснить некоторые моменты в повествовании и предоставить исторический фон, связывая действия и наблюдения Роммеля с действиями и наблюдениями союзников.
За обнаружение писем и их возврат фрау Роммель мы выражаем признательность генерал-майору Орландо Уорду, начальнику отдела военной истории США, а также инициативе выдающегося военного аналитика и историка бригадного генерала С.А.Л. Маршалла, к помощи которого я обратился.
При редактировании «Записок Роммеля» я хотел бы выразить признательность за разностороннюю помощь, оказанную Марком Бонемом Картером, Полом Финдли (переводчиком, но не только) и Рональдом Политцером, а также Манфредом Роммелем и генералом Байерляйном. Было очень приятно и вдохновляюще иметь таких проницательных и способных сотрудников в редакционной работе.
Б.Г. ЛИДДЕЛ-ГАРТ
Уолвертон-Парк, Бакингемшир,
август 1952 года
Часть первая
Франция, 1940 год
Глава I
Прорыв на Маасе
10 мая 1940 года Гитлер начал давно ожидаемое вторжение на Запад[2]. Оно увенчалось молниеносной победой, которая изменила ход истории и повлекла за собой далекоидущие последствия для будущего всех народов.
Решающее действие в этой потрясшей мир драме началось 13-го числа, когда танковый корпус Гудериана форсировал Маас у Седана, а танковая дивизия Роммеля у Динана. Вскоре узкие прорывы превратились в огромную брешь. Текущие через нее немецкие танки за неделю дошли до побережья Ла-Манша, отрезав союзные армии в Бельгии. Эта катастрофа привела к падению Франции и блокаде Британии. Хотя Британии за своей водной преградой удалось выстоять, избавление пришло только после того, как затяжная война превратилась в мировую. Цена этого краха середины мая 1940 года была огромной и остается безмерной.
После катастрофы крах обычно рассматривали как неизбежный, а нападение Гитлера как неотразимое. Однако видимость сильно отличалась от реальности как выяснилось из раскрытой после войны информации.
Вместо предполагавшегося подавляющего численного превосходства, немецкие армии не смогли собрать столько сил, сколько противники. Наступление было начато с участием 136 дивизий, а противостояли ему 156 равных по силе французских, британских, бельгийских и голландских. Только в самолетах у немцев имелось большое превосходство, как в количестве, так и в качестве. Танков у них было меньше, чем на другой стороне всего 2800 против свыше 4000. Также в среднем их танки уступали в бронировании и вооружении, хотя и немного превосходили в скорости. Главное преимущество немцев, помимо авиации, заключалось в скорости обращения с танками и превосходной тактике, которую они разработали. Их танковые командиры переняли и с решающим эффектом применили на практике новые теории, родившиеся в Британии, но непонятые командованием британской и французской армий.
Из 136 немецких дивизий только 100 были бронетанковыми, но эта небольшая часть, задействованная в качестве авангарда, фактически решила исход кампании еще до того, как в бой вступила масса германской армии.
Блестящие результаты этих танковых ударов заслоняли их малые масштабы, а также узость участка, на котором они добились успеха. Этого успеха можно было бы легко не допустить, если бы не паралич и слишком частое падение морального духа командиров и войск союзников перед лицом темпа и тактики наступления, к которым они не были подготовлены обучением. Как бы то ни было, успех вторжения зависел от ряда маловероятных шансов и готовности таких динамичных лидеров, как Гудериан и Роммель, максимально подобными шансами воспользоваться.
Первоначальный план наступления на Западе был аналогичен плану Шлиффена до 1914 года, с основным упором на правый фланг, где группа армий «Б» Бока должна была наступать через равнину Фландрии. Но в начале 1940 года план был изменен Манштейн предложил совершить более смелый, а значит, более неожиданный бросок через холмистые и лесистые Арденны бельгийской провинции Люксембург. Теперь центр тяжести переместился на стоявшую перед этим сектором группу армий «А» Рундштедта. Ей придали семь из десяти немецких танковых дивизий и большую часть пехотных дивизий.