На принудительных полтора часа растянулся мой ужин, однако Марчелла так и не появилась. Зато теперь я не скучал, а осторожно украдкой наблюдал поведение нетрадиционных мальчиков, и, к своему большому огорчению и отвращению, даже словил несколько подмигиваний со стороны парня, что всегда сидел один напротив двух других. Сигару я брать не стал, но ее более чем заменил мой общий выхоленный внешний вид. Они не сомневались, что я нарядился для них.
Переживая, как бы долгое сидение за столиком вкупе с периодически направляемыми в их лагерь взглядами не стало расценено не в нужную для меня сторону, я решил больше не ждать, а все-таки встать и уйти. Однако, к несчастью, ребята сидели почти на проходе, и обойти их не представлялось возможным. Кто-то слегка дернул меня за штанину. Подумал, что зацепился за стул. Бросив взгляд вниз, я увидел того парня; он, как щенок, смотрел снизу вверх с надеждой в упор.
Привет. Как ты? А ты ничего! мерзко и по-бабски заискивающе улыбался он.
Спасибо, отрезал я в пустоту перед собой и ускорил шаг.
Три пары голубых глаз сверлили мне спину. Я залился краской от стыда и смущения, смешанных со злостью на свое молчаливое бегство. Только дойдя до бунгало, я понял, на что был направлен его комплимент. Так дело не пойдет, эта компашка рискует испортить мне остаток отпуска. Я либо передам им свое мировоззрение через служащих отеля, либо в случае повторных попыток сближения поясню ситуацию лично.
Ложка дегтя была закинута в мой наконец-то наполненный сегодня медом горшочек.
Глава 4
В семь часов утра следующего дня Робби уже загорал на пороге моего коттеджа. Значит, она, как и я, встает рано, с солнцем.
Приятно не то слово! Конечно же, малыш отдавал духами хозяйки! А на сидушке лежала записка красивым, с несильным наклоном острым почерком: «Простите, мистер Грот, что не пришла вчера на ужин в ресторан. Мне нездоровится, я полежу пару дней у себя. Робби составит Вам достойную компанию. Хорошего времяпрепровождения». Без подписи.
Что ж, просто Робби и просто нейтральная записка. С одной стороны, это разгрузило мою голову, а, с другой, заставило бабочек в животе сложить крылышки и предаться дремоте.
Меня ожидали два дня путешествий на моторном надувном тюлене.
Робби представлял собой следующую конструкцию. Плотный клеенчатый, слегка бархатистый материал формировался в накаченный воздухом каркас в форме тюленя, застывшего в классической цирковой позе с поднятыми кверху головой и хвостом. Расцветка очень реалистичная: мокрый асфальт с коричневыми вкраплениями, и просто обворожительная мордочка с торчащими тонкими усиками из какого-то плотного материала типа гнущейся пластмассы. На носу был расположен соответствующий данной позе мяч в желто-красную полоску. Широкие плавники уверенно лежали на воде, так что могли, помимо основного места лежанки на его спине, служить дополнительной опорой для рук или ног в зависимости от принятого вами положения. Мотор находился под задратой хвостовой частью так, что не портил эстетического вида животного.
Полагаю, что даже в собранном виде Робби занимал достаточно много места, потому что надутым был примерно три метра в длину и полтора в высоту с учетом мяча. Лежать на нем было одно удовольствие сделан он был действительно грамотно.
Полуусевшисьполуулегшись поудобнее, я просунул руку в небольшое, еле заметное отверстие в задней части туловища, сконструированное специально для подхода к мотору. Мы плавно стартовали с места. Но что это? На меня с самого верха хвоста полились три тонкие струйки воды. Ха! Здесь даже продуман фонтанчик! Я с легкостью перекрыл его там же, в моторном отсеке. Чудесный Робби! Ты мне уже очень-очень нравишься!
Ну, сколько миль Вы намотали, мистер Грот, за время Вашего капитанства? Вас можно поздравить с дебютом покорения океанских просторов? смеялась Марчелла, подсаживаясь к моему столику за обедом на третий день.
Я во второй раз подметил внутри себя ее оперирование морскими терминами.
О, у меня тут сплошные дебюты, похоже, был счастлив я снова встрече с ней. Из меня, наверное, получился бы неплохой мореходец, но я нашел свое призвание в другом прежде, чем встретил Вашего Робби. А Вы прекрасно выглядите, не мог сдержать своего восхищения этой женщиной.
Спасибо, мой дорогой друг, она аккуратно тронула меня за плечо, Что нам сегодня предлагают?
Марчелла позвала мягким сверкающим взглядом официанта раньше, чем он успел сам сообразить подойти.
Я поражался легкости и быстроте ее движений. Игривые манеры вначале смущали меня я видел в них намеки на заискивание. Но она двигалась настолько естественно и непринужденно, что вскоре я догадался: то было обычной манерой ее поведения.
Обедать закончили очень рано, и впереди ждали еще, как минимум, пять часов светового дня.
Так что ж, мистер Грот, новые идеи так и не родились у Вас?
Отнюдь. Даже во время плавания я не обнаружил ничего такого, чем можно было бы захватить внимание читателя.
Тогда, если не возражаете, я помогу Вам, она боковым взглядом попыталась уловить реакцию собеседника.
Мои молниеносно вспыхнувшие глаза и до неприличия растекшаяся по щекам улыбка сослужили ответом.
Не буду спрашивать, обладаете ли Вы достаточным количеством свободного времени, чтобы выслушать историю жизни Вашей новой знакомой леди Марчеллы Рочерстшир здесь этот вопрос кажется самым бессмысленным. Уточню лишь одно: может ли она быть Вам интересной?
Конечно, она знала ответ заранее.
Я предвкушал что-то поистине заманчивое и нетривиальное в этом рассказе.
Я полностью к Вашим услугам!
И мы проследовали к двум мелко плетеным гамакам на противоположном от моего бунгало берегу острова, где она начала свой рассказ.
Глава 5
Начну с самого начала. Я родилась в небольшом поселении, к востоку от Неаполя, буквально в километре от него. Однако почти сразу же после моего появления на свет село присоединили к городу, поэтому можно считать, что я уроженка Неаполя. Впрочем, мой образ жизни и род занятий зависели куда более от семьи, в которой я воспитывалась, нежели от города, в котором родилась.
Отец с матерью познакомились в послевоенное время и еще до моего появления на свет жили радостями самых простых людей, уповая на погоду и Господа бога, наконец-то обретя счастье мирного неба над головой. На небольшом земельном участке, доставшемся матери от ее родителей, она выращивала апельсины, лимоны и виноград. Отец обустроил себе в доме обувную мастерскую. Близость к трассе обеспечивала их постоянными клиентами. Но когда поселение вошло в состав Неаполя, землю отобрал город, и родителям остался только дом, в котором отец смог продолжить свое дело, а мать была вынуждена искать другой источник заработка. Она пошла посудомойкой в небольшой трактир неподалеку.
А потом, через 3 года, на месте нашего дома и других, рядом стоявших, властями было решено организовать больницу для малоимущих (тогда Неаполь активно застраивался, ликвидируя последствия бомбардировок Второй мировой войны), и нас переселили в центральную часть города, предоставив жилье уже, разумеется, меньшей площади и в не самом, мягко говоря, благополучном районе. Однако после потери земли и перехода матери на другую работу заветшалый небольшой дом уже не представлял прежней ценности, как вспоминала она. Перебраться в центр значило потенциальную возможность для отца зарабатывать больше, а для нее найти лучше оплачиваемую работу. И так, за несколько лет образ жизни родителей стал кардинально иным. Но переезд в элитные трущобы (сейчас я не боюсь этого слова, тогда как раньше оно чуть ли не преследовалось законом) не озлобил их, а сделал еще более нежными и чуткими по отношению друг к другу.
В те годы наша страна переживала стремительный экономический подъем, так называемое итальянское экономическое чудо, между серединой 1950-х и серединой 1970-х годов. Подавляющее большинство населения было занято в индустрии автомобилестроения и машиностроения, уровень жизни страны и ее экономическое положение на мировой арене стремительно росли. Капиталовложения в данные отрасли оборачивались сумасшедшей прибылью, однако это вовсе не значило, что богател каждый второй человек в стране. Бедное население существовало во все времена, и будет существовать дальше. Эта прослойка, к сожалению, одна из самых живучих и стойких в обществе. Мы жили в центре Неаполя, ставшего тогда местом массового притяжения рабочей силы, и жили в простом районе, среди самых обычных, работающих на заводах людей.
Я не помню и не помнила дом, в котором родилась, поэтому мне сравнивать было не с чем. Меня как ребенка всегда радовали любовь и гармония в доме. Мне уделяли достаточно внимания, я была сыта, хорошо одета и даже в чем-то избалована. Помню, что мне никогда не было скучно. Такая плотность населения в том районе, куда нас направили, обеспечивала компанией всегда. За моим опрятным и аккуратным видом мама следила с особым трепетом. Жильцам доставляло удовольствие общаться с красивым и чистым ребенком. Знаете ли, тогда люди были намного добрее, и чужое благосостояние не вызывало злости и агрессии, как теперь. К нашей семье хорошо относились на районе, у нас часто бывали гости. Мать даже пекла хлеб по выходным и раздавала бедным. Поэтому и меня тоже любили соседи, и родители мало волновались, когда я играла с другими детьми в их домах. В то время была совсем другая жизнь. Мы воспитывались всей улицей, двери в дома и квартиры были открыты. Все помогали друг другу, чем могли. Не наша одна семья тогда оказались в таком положении, и это совместное горе утраты домов и земель сближало простых хозяйственников, какими и были родители всего несколько лет тому назад.
Когда мне исполнилось 5 лет, на свет появилась София. Мать успела за два года после переезда поработать в нескольких трактирах, но, к сожалению, больше официантки у нее продвинуться нигде не получалось. Отцу удалось заключить контракт с какой-то обувной фабрикой, и он вытачивал для нее колодки на дому. Папа был очень хорошим мастером, брал также заказы от частных лиц, его по сарафанному радио знали многие в городе. Он был молчаливым трудягой, отдававшим любую свободную минуту нам, детям.
Еще через два года семейство пополнилась двойней мальчишек. А спустя три года после этого мы расширились до восьмерых. На этом, слава Богу, родители решили остановиться. Еды и игрушек хватало на всех, мы умели делиться и не ссориться. Но ограничения в жилой площади доставляли дискомфорт.
Мы всегда жили скромно, но я никогда не помню, чтобы бедно.
Когда я пошла в школу, как и все дети, то училась успешно, по-прежнему любила домочадцев и хорошо ладила с одноклассниками. Уроки помогал делать отец. Поскольку его работа была в стенах дома, то он располагал большей возможностью заниматься детьми. Иногда к нам приходили еще и соседские девочки, и отец также помогал им с уроками.
Мать в свободное от беременностей время работала то уборщицей в богатых семьях, то официанткой в небольших заведениях. По понятным причинам она не могла устроиться на постоянную работу на фабрику. Однако она всегда была очень бойкой и шустрой женщиной. Пожалуй, в другом случае, ее бы просто не хватило на нас всех.
И о моем предназначении в этом доме Вы уже, конечно же, догадались.
Марчелла тяжело выдохнула и сделала паузу.
Марча, говорила мне всегда мама, Ты моя права рука, старшая среди всех, и должна помогать в присмотре за младшими братьями и сестрами.
Но, можете себе представить, их было пятеро. И порой все на одну мою шею. По мере взросления ответственных задач на меня возлагалось все больше. Нужно было успевать не только делать свои уроки, но и кормить всех детей, каждого в свое время, своей едой, подмывать, переодевать и развлекать играми и занятиями, пока матери не было дома, и отец занимался работой. А работы у него только прибавлялось. Какое это счастье, что бог наградил меня быстрым умом! я справлялась со школьными заданиями очень быстро. Может быть, даже и потому, что тратить на них много времени у меня просто не было возможности.
Разве могла идти речь о каких-то там девичьих переживаниях, влюбленностях и прочем? Я была безостановочным механизмом, автоматической рабочей машиной, выполнявшей добрую половину всех домашних дел. Бывало, школьные подруги помогали со всей этой детворой, но чаще заходили ветхие соседки-старушки, слабо успевавшие хотя бы догнать кого-либо из отпрысков. Случалось, правда, что если дел было совсем невпроворот, то одна бездетная дама брала близнецов к себе на несколько часов. И это было великое счастье, потому что больших монстров, чем они, я за всю свою жизнь так и не встречала! Они были гипер активные дети.
Сложное и непростое время. Но, скажу я Вам, ко всякому привыкаешь. И все, что ни делается, делается действительно к лучшему. Спустя прожитые годы я не жалею о том, что почти десять лет моей детской и подростковой жизни были отданы на воспитание сиблингов. Все выросли порядочными людьми, и каждый из них в свое время отплатил мне двойной монетой, помог чем-то в жизни и выручил там, где ситуация казалась безвыходной.
Трудно представить, как родители выдерживали этот бесконечный шум и гам. У нас было только 4 комнаты на всех членов семьи, но каждый имел свой угол, где его не мог тронуть никто, где он мог спрятаться, обидеться, погрустить или помечтать о чем-то своем. Наши родители были прекрасными родителями. Я больше чем уверена, что если бы у меня сейчас, при всех моих теперешних возможностях, было бы столько же детей, я не смогла бы дать им всего того, что дали нам наши родители тогда. Как они умели организовать нас, сдружить, обучить, воспитать, приучить к труду и даже просто прокормить! Отец с матерью оставались непоколебимыми авторитетами до самых последних дней жизни.
Глава 6
Обижалась ли я на них тогда, будучи ребенком, спросите Вы? Да, обижалась. Мне хотелось свободы, личного пространства и следования своим интересам, а не общественным (семейным, в данном случае). Я несколько раз убегала из дома, но совесть возвращала меня обратно. Вы не забудьте, что Италия в то время стояла на пороге своих свинцовых семидесятых: начиналась гражданская война за свободу народа. Из-за моей бесконечной занятости домашними делами и учебой, мне некогда было, да, в общем-то, и не хотелось вступать ни в какие политические объединения, но в каком районе мы жили! Даже будучи отстраненным от социально-политической ситуации в стране, нельзя было не чувствовать тех общественных волнений, что разворачивались под окнами почти ежедневно. Молодые люди уже с моего возраста вступали в бандитские группировки, и наша улица стала чуть ли не центром разгула, уличного насилия и ультралевого терроризма. Я, как только что сказала, не стремилась особенно присоединяться к ним, но мое положение в семье было уж слишком обще с их идейными воззрениями (как я могла понимать их тогда, с высоты своих лет), и я убегала три раза из дома к ним, но происходящее внутри банды сильно пугало меня, а данное родителями воспитание и привитое годами чувство долга не давали бросить семью.
Знаете, мистер Грот, сейчас так смешно вспоминать, как я воспринимала тогда все происходящее, с какими смелыми речевками выступала перед родителями в свои 13-14 лет, требуя равенства в распределении семейных обязанностей между собой и этими только недавно начавшими говорить отпрысками. Я чувствовала, что нарушались мои личные права права на свободу слова и действия. Эх, было время!