В дальнем конце кабинета, под огромным портретом Владимира Ильича, располагалось столь же громадное кожаное кресло. Все остальное пространство занимал Т-образный стол, явно рассчитанный на высокий прием партийных делегатов. И правда, зачем собирать людей в ленинской комнате, когда главный редактор сидит в таком удобном кабинете?
Уже можно? в дверь робко просунулась Валя, держащая в руках поднос с дымящимся чайником и кучей чашек, за нею топталась Зоя с еще одним подносом.
Да-да, заходите, девчонки, я опомнился и поспешил занять свое место.
А в кабинет тем временем вошли не только девушки, но и весь остальной коллектив. В том числе красная, как вареный рак, Клара Викентьевна с третьим подносом, на котором высились горы сушек и дешевых конфеток «дунькина радость». Бабушка, помню, их очень любила
Стол очень быстро заставили чашками с блюдцами, Валя и Зоя разливали всем чай, парторг же молча подошла ко мне, пока я устраивался на кожаном троне, и протянула чашечку с крепким кофе. Именно кофе, его аромат я узнаю даже во сне и в коме. Значит, вот как? Народ и партия едины, но, как говорится, разные магазины? Ничего, я эту Клару еще пропесочу за подобное отношение. Жаль, если реальный Кашеваров этому потакал.
Мелькнула мысль, что парторгшу надо бы отправить восвояси, потому что я четко озвучил: только журналисты. Но мне и так придется говорить с каким-то важным дядечкой из райкома по поводу проваленного Зоей задания, а ссориться вот так сразу с редакционным парторгом было бы глупо. Если что, это именно она будет нашим щитом перед бонзами из КПСС.
А народ все рассаживался и рассаживался, вгоняя меня в белую зависть. В двадцать первом веке целый информационный портал с телеграм и ютуб-каналами делают гораздо меньше сотрудников. И даже если добавить нашу старую гвардию с ее принтом[3], все равно редакция образца восьмидесятых будет гораздо многолюднее. С другой стороны, я еще не знаю, кто насколько талантлив.
Вот сейчас мы это и выясним!
Глава 3
Добрый день, товарищи! бодро начал я и обвел внимательным взором притихший коллектив. Пятнадцать человек! И это не считая меня с Кларой Викентьевной, которая вообще не журналист, а кто-то вроде замполита в армии.
Здравствуйте! Добрый день! нестройно ответил коллектив, явно настороженный непривычного вида планеркой с чаепитием. Кстати, об этом.
Не стесняйтесь, коллеги, наливайте себе покрепче, берите конфетки-бараночки, все так же бодро продолжил я. Нам с вами предстоит мозговой штурм
Какой, простите? переспросил высокий иссохший старик с набрякшими мешками под глазами.
Мозговой, повторил я. Как говорят американцы и англичане, brain storm.
Вот и пусть говорят, как им нравится, возмутилась Клара Викентьевна. А у нас планерка.
Планерка, покладисто согласился я. Итак, сдача номера у нас с вами в следующий вторник, и к этому времени нам нужно заполнить, я быстренько вспомнил объем нашего еженедельника, тридцать две полосы. У кого какие предложения, товарищи?
Все по стандартной схеме, Евгений Семенович, толстый Арсений Степанович поднял руку. Зачем изобретать велосипед? Четыре полосы забьем телепрограммой, так что уже двадцать восемь. Разворот на второй-третьей новости, милицейские сводки, несколько цифр из ЗАГСа.
Принимается, кивнул я. Но нам еще нужно чтиво. Аналитика, репортажи, в конце концов интервью.
Шабанова еще может взять интервью у поэта Василия Котикова, тут же вмешалась Клара Викентьевна. На слете он получил овации худсовета.
Я бы объединил материал Зои про кавер-группы я принялся думать вслух и тут же осекся. Что-то меня не в ту сторону понесло, начиная с «брейнсторма». Как там рок-группы-то назывались в то время? Ансамбли! Вокально-инструментальные ансамбли Любгорода
Андроповска, поправила меня парторгша, гневно сверкая глазами.
Сейчас Андроповска, верно, машинально сказал я, чем вызвал изумленный ропот. Но скоро на волне перестройки начнется масштабная кампания по возвращению исторических названий.
Это вам в райкоме сказали? Клара Викентьевна даже очки сняла и протерла их клетчатым платком.
У меня свои связи в партии, уклончиво ответил я. Но давайте, действительно, не будем все это бередить раньше времени. Итак, Зоя, ваша задача: подготовить материал на полосу о разнообразии молодежной культуры. Поговорите с этим, как его, Котиковым, потом возьмите интервью у пары фронтменов Прошу прощения, солистов самодеятельных ансамблей.
Поняла! девушка расцвела словно пышная роза, явно оценив масштаб идеи.
И поснимать не забудьте, добавил я. Леню возьмите, он хорошо ловит портреты.
Вы мне льстите, Евгений Семенович, смущенно пробормотал Фельдман, а меня уже несло дальше.
Так, я жду новых идей, товарищи, я даже хлопнул кулаком по столу, напугав Зою и еще парочку неприметных девчонок. И на чай, коллеги, налегайте на чай.
Видимо, мой тон был совсем непривычным для Кашеварова, и журналисты скорее с опаской, чем с воодушевлением, стали наливать себе чаю и передавать друг другу конфеты с сушками.
Дальше, во мне неожиданно вспыхнул азарт, и я даже на время забыл, что все это мне снится, а сам я на самом деле валяюсь без сознания на больничной койке. Нужны острые материалы. Репортаж со скорой, из милицейских рейдов Поисковые отряды надо бы потрясти.
Но у нас нет поисковых отрядов, робко возразила Зоя Шабанова и опять покраснела.
Значит, появятся, я рубанул рукой воздух. Ну?
Репортаж из милицейских рейдов длинный, которого, как я вспомнил, звали Виталий Бульбаш, с интересом прищурился. Есть у меня в отделе хороший знакомый капитан Величук, Платон Григорьич. Могу с ним поговорить.
И давно пора! распалился я. Договоритесь с ним, товарищ Бульбаш, чтобы его парни взяли вас с собой покататься в патруле. Желательно в ночном.
Легко, с довольной улыбкой ответил длинный.
Я понял, что мне необходим план номера, порыскал в ящиках стола, достал писчую бумагу и карандаш. Задумался, вспомнил, как работали опытные журналисты, у которых я начинал еще практикантом. Так, раскидаем весь тридцатидвухполосник по блок-схеме. Первая и последняя по одной, все остальные в разворотах[4]. Пока что у меня распределены только четыре.
Без спорта никак, Евгений Семенович, подняла руку и встала крепенькая девчонка с двумя косичками крендельком. Наши с калининской «Волгой» отыграли, я репортаж пишу. Снимки Андрей сделал.
Она указала на худого чернявого паренька, сидевшего рядом с Леней Фельдманом. Точно, фотограф же в редакции не один. Значит, Андрей А эту спортивную деваху, по-моему, зовут Анфисой. Анфисой Николаевой! А ведь я ее знаю У нас она лет пять назад ушла на пенсию, тоже из старой гвардии. Говорили, что она очень круто пишет, но я, к своему стыду, ни разу ее статьями не интересовался. Просто не люблю спорт, если честно. Сам на велосипеде и на лыжах катаюсь, в бассейн хожу. Но так, чтобы следить за футболом, к примеру Нет, точно нет.
Анфиса, это очень хорошо, одобрил я вслух. Только давайте мы добавим к репортажу интервью с самым результативным игроком.
С Чеботаревым? уточнила спортсменка. Но другие обидятся Все-таки командная игра, футбол.
И пусть обижаются! рявкнул я. Кто газета? Мы! Кто решает, у кого интервью брать? Мы решаем! Хотят, чтобы их портреты на первой полосе красовались пусть догоняют и перегоняют Чеботарева! Понятно?
Так точно, Евгений Семенович! неожиданно гаркнула Анфиса, вытянувшись в струнку, словно солдат в строю.
Вот и отлично, удовлетворенно кивнул я. Еще?
Культура, раздался тихий вкрадчивый голос. Я имею в виду в самом широком смысле, не как у Зои.
Я поискал глазами источник звука и остановился на тетушке лет шестидесяти в круглых очках и разноцветном шарфике. Волосы у нее были всклокочены и торчали в разные стороны, как у собачки-болонки. Но глаза тетушки светились, и ей было точно плевать на то, как на нее смотрит редактор. Главное это ее работа, ее идеи и мысли.
Что предлагаете? я вежливо кивнул ей, и подсознание уже гораздо быстрее с готовностью подсказало мне имя. Марта Рудольфовна, судьба культуры Андроповска в ваших руках.
Вы наверняка знаете, что стартовал новый театральный сезон, воодушевленно принялась рассказывать товарищ Мирбах, в мое время, к сожалению, уже покойная театральная журналистка, уехавшая из Любгорода в Санкт-Петербург еще в лихие девяностые. Черт, вот ведь легендарных людей подкидывает мне мое подсознание! Так вот, в нашем районном доме культуры будут ставить Чехова. Гастроли Калининского драматического.
С вас полоса, дорогая Марта Рудольфовна, тепло улыбнулся я. Формат на ваше усмотрение.
Благодарю, Евгений Семенович, тетушка даже растрогалась. Неужели реальный Кашеваров и вправду такой сатрап? Я напишу критическое эссе.
Осмелюсь вставить свои пять копеек, раздался бархатный голос толстого. Вы не забыли о обязательных полосах партии и правительства? Решения местных советов, почта профсоюза, вести с полей
Вот вы, Арсений Степанович, этим и займитесь, я широко улыбнулся.
Но это ведь шесть полос! толстый чуть не выпрыгнул из подтяжек.
Возьмите помощников, отмахнулся я. Что вы, в самом деле? В первый раз, что ли?
Раздался смешок. Поначалу неуверенный, но потом, после моей еще более широкой улыбки, уже осмелевший и громкий. А когда рассмеялся сам Арсений Степанович Бродов, весь коллектив прямо-таки грохнул. Но от моего взгляда не ускользнуло странное выражение лица толстого он хоть и улыбался, но глазами сверлил меня, будто хотел протереть дыру. Надо будет, пожалуй, к нему внимательно присмотреться.
Так, ладно, товарищи, я показал, что уже можно перестать смеяться. Этому номеру не хватает сенсации. Что у нас на повестке дня? Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год Кто поедет в Чернобыль? Или в Афган?
В кабинете воцарилось гробовое молчание.
Глава 4
Евгений Семенович, первой нарушила тишину Клара Викентьевна. Мы все-таки районная газета, пишем о родном крае. Это в союзном центре затрагивают такие темы, вы же понимаете
И что? я не сдавался, потому что это был мой сон, и никакие парторги не должны его портить.
А то, что наших журналистов туда просто-напросто никто не пустит, Клара Викентьевна всплеснула руками. В Чернобыле работают ликвидаторы, там опасно И еще я не уверена, что нам выдадут допуск. А в Афганистане
Она вздохнула, и я немного попридержал коней. На дворе тысяча девятьсот восемьдесят шестой, перестройка лишь недавно началась, а гласность еще не заявила о себе в полную силу. Да, именно чернобыльская катастрофа во многом станет ее катализатором, но пока Пока парторгша Громыхина права. Информация из Афганистана и Чернобыльской зоны проходит десятки инстанций, и журналистов районки туда точно не допустят на пушечный выстрел. А ведь вторая половина восьмидесятых, время излома это просто рай для репортера из будущего вроде меня. Непосредственные участники тех событий, которые еще молоды и полны сил, могут столько всего рассказать! Они пока еще полны энтузиазма, никто из чиновников не вытирает о них ноги, как это будет в лихие девяностые. Ни у одного облеченного властью язык не поворачивается сказать, что «лично он их туда не посылал». А ведь я знаком с несколькими такими людьми в будущем. Слышал от них самих о тех унижениях, которым их подвергали особо ретивые функционеры на местах. Помню, как им было обидно, сколько боли звучало в голосах этих потерявших здоровье людей И все же главред я или не главред?
Да, я не доктор и не физик-ядерщик. Я не знаю, как лечить лучевую болезнь и радиационные ожоги. Не могу ускорить строительство проекта «Укрытие» и не в силах остановить мародеров. Но мы, журналисты, недаром называемся четвертой властью. И в те времена, когда печатному слову верили безоговорочно, у меня есть шанс воспользоваться гласностью. Рассказать о проблемах тех, кто вернулся из зоны отчуждения. Сделать так, чтобы о них узнали, услышали их голоса. И помогли бы гораздо раньше.
Хорошо, подумав, сказал я. Наверняка в нашем городе есть вернувшиеся ликвидаторы. Они смогут нам рассказать кучу интересной фактуры, а мы осветим их подвиг. Клара Викентьевна, ваша задача найти побывавших там земляков и пробить в райкоме разрешение на материалы
Что сделать? выпучила глаза Громыхина.
Тьфу ты, опять сбился на разговорный сленг двадцать первого века. Надо быть внимательнее.
Разузнайте, пожалуйста, поправился я. И добейтесь разрешения на разговоры и публикации.
Поняла, кивнула Клара Викентьевна. Товарищ Краюхин, хочу напомнить, ждет вас сегодня по поводу слета комсомольских поэтов. Можем пойти к нему вместе, вы доложите ему о решении вопроса со статьей о молодежной культуре, а я Я попробую уговорить его дать нам возможность пообщаться с ликвидаторами аварии на атомной станции.
Спасибо, я искренне поблагодарил парторгшу. Буду очень признателен, Клара Викентьевна. А теперь, коллеги Я бы все-таки попросил вас подумать о сенсации в номер.
Сектанты, подала голос неприметная до этого девушка в темном платье, худенькая и черноволосая. На городском кладбище начали орудовать сектанты.
Так-так-так, подбодрил я ее. Напомните, пожалуйста, как вас зовут?
Соня Кантор, с готовностью ответила девушка. То есть Извините, София Адамовна Кантор. Корреспондент.
Кантор. Знакомая фамилия. Точно! Вот ведь я дурень, сам же недавно вспоминал портреты известных сотрудников, висящих в коридоре нашего холдинга. Иосиф Кантор военный корреспондент «Любгородских известий», отец Адама Кантора, спецкора по криминальной хронике А эта скромная девушка с типичной семитской внешностью его внучка. Тоже, к слову, из старой гвардии, ветеранов районной журналистики. Только если Марта Мирбах потом уехала в Питер, то София Адамовна Кантор в те же приснопамятные девяностые репатриировалась в Израиль. И возрожденные «Любгородские известия», занявшие место «Андроповских», потеряли вместе с ее отъездом отличного журналиста-расследователя. Но все это в моем интересном сне пока еще не наступило, и молодая София Кантор сейчас у меня в подчинении. Эх, нам бы в две тысячи двадцать четвертый год этих фанатов своего дела! Кажется, я начинаю совсем по-другому относиться к нашим пожилым корреспондентам
Спасибо, София Адамовна, все это пронеслось в моей голове за считанные секунды, и я вежливо кивнул будущей звезде журналистских расследований. Извините мою забывчивость, скоро все придет в норму. Так что вы там говорите про сектантов на кладбище?
Вся редакция с неподдельным интересом повернулась к Соне, и та тихим, но уверенным голосом принялась рассказывать.
Это было одиннадцатого октября, на прошлых выходных. В этот день отмечается Покровская родительская суббота, и одна семья пришла на кладбище убраться на могилах
От меня не укрылось выражение лица Клары Викентьевны, когда она услышала о церковном празднике. Как парторг товарищ Громыхина этого, разумеется, не одобряла, однако благоразумно промолчала. И это прекрасно, потому что от истории Сони уже веяло чем-то таинственным. А еще жареным[5].
Так вот, продолжала девушка, они заметили, что могила их родителей и еще несколько соседних подкопаны. В чужие эта семья, разумеется, не полезла, но из захоронения родственников достали кости животных, черепа. А рядом, в мусорной яме, нашли зарезанную белую козу.
Ох-х! по кабинету разнесся тяжелый вздох.
А что милиция? сосредоточенно спросил я, удивляясь, почему все остальные слышат об этом впервые.
Насколько я знаю, они приезжали, составили протокол, пожала плечами Соня. Но больше мне ничего не известно А что самое жуткое я ведь еще не все рассказала Рядом с могилами валялись миниатюрные гробики с фотокарточками людей.