Так, во мне моментально включился журналистский азарт. Начинаем собственное расследование. Валя! Валентина! Зайдите, пожалуйста!
Только покричав на всю округу, я, к своему стыду, осознал, что на моем столе стоит коммутатор, и секретаршу можно было вызвать одним нажатием кнопочки.
Да, Евгений Семенович? тем не менее, никто не засмеялся, и даже сама Валентина не подала виду, что я сделал что-то не так.
Валя, свяжитесь с Доброгубовым и скажите, чтобы готовил машину к городскому кладбищу. Если будет перечить, переключайте на меня.
Хорошо, Евгений Семенович, с готовностью кивнула Валя. Я подготовлю путевой лист. На кого выписывать редакционное задание?
На Софию Кантор, не раздумывая, сообщил я и потом добавил: На фотографа Леонида Фельдмана. И я тоже поеду.
Евгений Семеныч, разреши мне? неожиданно поднял руку худой и длинный Виталий Бульбаш.
Едем, согласился я. Остальные готовим свои материалы. По запросам обращайтесь к Вале Впрочем, вы все знаете. Я на телефоне сказав так, я тут же осекся, вспомнив, что никаких мобильников тут и в помине нет. Буду, когда приеду.
С машиной никаких проблем не возникло. Когда мы собрались и спустились к крыльцу, нас уже ожидала черная двадцать четвертая «Волга» с водителем средних лет. Любопытная деталь, кстати, потому что районкам обычно выдавали «уазики». Об этом наши ветераны рассказывали, когда вспоминали, как их помотало по деревням и колхозам, и как весело было идти за трактором, посадив советский джип в грязевую яму. А покойный редактор, кого я сейчас изображаю во сне, был тем еще сибаритом ездил на продукции Горьковского автозавода. За что ему мысленная благодарность от гостя из будущего. Итак, я сел впереди, Соня с Леней и Бульбашом разместились сзади. А потом мы поехали по советскому Андроповску, который пока еще не успели переименовать обратно в Любгород.
Машин встречалось намного меньше, чем в наше время, зато было гораздо больше автобусов желтые шестьсот семьдесят седьмые ЛиАЗы с «бутылочным» звуком двигателя, длинные венгерские «Икарусы» с гармошкой. Нам даже попался один шестьсот девяносто пятый ЛАЗ, который я в собственной реальной жизни видел только в старых советских фильмах и на фотографиях.
В голове промелькнула мысль: а может, все это не сон? Слишком уж он подзатянулся, да и выглядит все как-то уж слишком реально. Но если мне ничего не чудится, то как тогда я попал в прошлое? Реинкарнация? Переселение душ? Не просто же так я очнулся в теле Кашеварова
Приехали! доложил водитель, отвлекая меня от нелегких раздумий.
Раньше в Любгороде было огромное старое кладбище под названием Успенское в самом центре города, рядом с главным собором с таким же названием. Но в тридцатых годах прошлого века его взорвали, а вместо погоста построили парк. В свое время о нем ходили разные жуткие истории, даже люди, говорят, пропадали. Но в двадцать первом веке об этом уже просто не думали и каждый год теперь проводили день города, как в Твери. С мороженым, аттракционами и салютом.
А вот другое кладбище, которое называли просто городским или муниципальным, сохранилось, оставшись единственным действующим. Более того, остался в относительной целости и центральный вход красивая арка из красного кирпича. Сейчас, правда, перед нами предстала довольно обшарпанная конструкция, и общее зрелище с учетом промозглой октябрьской погоды вызывало тоску.
Соня, вы знаете, куда идти? я повернулся к внучке знаменитого военкора, и тут же после моих слов пронзительно каркнула ворона. А ты помолчи!
Птица возмущенно захлопала крыльями и улетела, а Леня подхватил ее на лету и сделал кадр с проводкой. Я про себя отметил, что именно сейчас, при мне, и рождается его профессиональный талант. Точнее, уже родился, а теперь только крепнет.
От центральной входной группы по главной аллее, ответила, провожая ворону взглядом, Соня. Метров сто примерно, далековато довольно. Я покажу.
Глава 5
Соня шла первой, за нею я. Следом не отставал длинный Бульбаш, который затянул крепкую невкусную сигарету. Леня замыкал нашу небольшую процессию, периодически щелкая затвором. Лично я никогда не понимал кладбищенской эстетики, и особенно любви к ней у молодых готов, которые устраивали свидания под полной Луной у старинных могил
Однако сейчас я во все глаза пялился на окружавший нас унылый ландшафт. Помимо советских обелисков с пятиконечными звездами здесь попадались старинные каменные надгробия времен Российской империи. Надписи поистерлись, но кое-где были видны «еры» и «яти», характерные для дореволюционной грамматики. Еще я заметил совсем уж непривычные надгробия, которые раньше мне не попадались: словно циферблаты часов на железном штыре. А внутри, под стеклом, не стрелки с числами, а фотографии покойных. Сами «циферблаты», судя по всему, были изготовлены из жести и при беглом рассмотрении казались похожими на старые тазики.
Чтобы от дождя защищать портреты, отметив внимательным взором мой интерес, пояснил Бульбаш. Раньше таких много было, но ты, скорее всего, не помнишь.
Тонкий снова перешел на «ты», и мне стало интересно, какие у них с Кашеваровым отношения. Друзья-товарищи? Коллеги, которые начинали одновременно, а потом его, то есть меня повысили до редактора? Едва я об этом подумал, как память услужливо подсказала: Бульбаш сам был редактором, когда Кашеваров пришел в газету, учил его, правил тексты. А потом Бульбаша сместили из-за обидной, как он говорил, особенности организма Виталий Николаевич пил. Даже бухал. По-черному. Газету сдавал без задержек и проволочек, тут к нему не было никаких претензий. Но каждую пятницу, а иногда и уже в четверг В общем, в райкоме грохнули кулаком по столу, Бульбаша разжаловали, переведя в старшие корреспонденты. На его место поставили Бродова, но тот, тоже мужик талантливый, руководить не любил и часто брал бюллетени. Кашеваров его замещал и в итоге сам стал редактором. А потом, проводив на пенсию Климента Фатеева, еще и ответственным секретарем. Обе должности карьерист Кашеваров совмещал с легкостью, и никто не был против такого статуса-кво. Бродов же и Бульбаш числились теперь его заместителями. То есть моими.
Вот она, эта могила, Соня остановилась и указала до сих пор подкопанную плиту. Ее не убрали, потому что милиция не разрешила.
Бог ты мой, пробормотал Бульбаш, быстро прикурил еще одну сигарету и достал из кармана помятый блокнот с огрызком карандаша.
Леня, снимай! приказал я. Все снимай, тщательно, с разных планов. Больше фоток, потом отберем лучшие.
Евгений Семеныч, у меня с собой только одна пленка на смену, виновато сказал фотограф, и я опять мысленно чуть не треснул себя по лбу.
Тогда действуй как считаешь нужным, я повернулся к нему. Самое главное, чтобы снимки были яркими, скандальными, чтобы бросались в глаза
Понял, кивнул Фельдман и принялся за работу.
Я осмотрел место преступления иначе и назвать такое безобразие было нельзя и сразу отметил несколько ключевых точек. Могила и впрямь подкопана, а рядом валяются раздробленные кости. К счастью, явно животных, а не людей. Раз. К дереву, что росло рядом, туго примотан альпинистский трос. Причем не новый, только что из магазина, а старый, потертый и даже чем-то заляпанный. Два. И туша мертвой белой козы в яме, аккуратно приваленная еловыми ветками. Над трупом животного вились мухи, но запаха не было ветер относил его в сторону.
Какой ужас, покачала головой Соня, но сразу же переключилась в рабочий режим и взялась за осмотр оскверненной могилы.
Бульбаш что-то строчил в блокноте, у него стерся грифель, и он расковырял карандаш ногтем. Я было удивился: почему бы не взять ручку, чтобы так не мучиться? А потом вспомнил наша старая гвардия тоже предпочитала чернильным и гелевым навороченным ручкам простые карандаши. Как бы крута ни была канцелярия, чернила могли вытечь или, наоборот, высохнуть. Ручка могла промокнуть, сломаться, перестать писать, просто следуя закону вселенской подлости. А дешевый простой карандаш был незаменим и практически неубиваем.
А это что такое? размышления не мешали мне внимательно разглядывать окрестности, и я приметил у кучи веток с козой какую-то маленькую размокшую коробку.
Подошел ближе, нагнулся, раздумывая, брать ли эту дрянь в руки. Потом все же аккуратно поднял и тут же инстинктивно отбросил в сторону. Коробочка оказалась нестандартной, но очень знакомой формы: кто-то, обладающий нездоровой тягой к странным развлечениям, изготовил миниатюрный картонный гробик. Внутри него были набиты тряпки, из которых с намокшей и начавшей расползаться от сырости фотографии на меня смотрело лицо женщины. Улыбающейся и щурящейся от солнца. Но с учетом всей этой кладбищенской атмосферы улыбка виделась мне мрачным оскалом.
Леня! позвал я фотографа. Иди-ка сюда! Сделай снимок и постарайся запечатлеть лицо. Нам надо будет найти эту женщину.
Тьфу ты! в сердцах выругался Фельдман, когда подошел ближе и увидел страшненькую коробочку. Вот что в голове у того, кто так делает?
Маргарин, Леня, я покачал головой. Если хотя бы он есть. Интересно, почему милиция это не забрала?
Скорее всего, пропустили, предположила Соня. Тут все-таки их много валялось, могли не заметить.
Может, и так, Бульбаш выпустил струю дыма. А может, просто не стали брать.
Почему это? изумился я.
Так ведь преступления как такового нет, Виталий Николаевич показательно развел руками. Козу ведь убили, не человека. И гробы эти мелкие скорее дурацкая шутка. Хулиганка и вандализм.
«И жестокое обращение с животными», хотел было добавить я, но вовремя вспомнил, что в уголовном кодексе СССР такой статьи не было. А вот ненормальных, у которых в голове черт знает что, их уже хватало. И сейчас, в этом времени, в Ростовской области еще разгуливает Чикатило, а в Подмосковье Фишер. С ними советской милиции еще предстоит схлестнуться по-настоящему, а пока в Союзе даже нет такого понятия как «серия». Серийный убийца. И кто знает, как далеко может зайти сумасшедший, который клепает миниатюрные гробики, кладет в них фотки людей и забивает животных среди могил?
Если преступления нет, то это вовсе не значит, что оно не планируется! я был возмущен. Может, это угроза? Как черная метка! Вдруг эти психи от коз перейдут к человеческим жертвоприношениям?
Семеныч, вот ты разошелся, попытался меня успокоить Бульбаш. Какие жертвоприношения? Здесь? В Андроповске?
Смотрите, тут кинжал, неожиданно воскликнул Леня, который в поисках удачных ракурсов отошел довольно-таки далеко от изначального места съемки.
Мы с Бульбашом закончили перепалку и одновременно вместе с Соней повернулись к нему. Фотограф стоял, наклонившись, над кучей прелой листвы под кладбищенской яблоней, и что-то брезгливо, но сосредоточенно рассматривал. Я с неожиданной для доставшегося мне обрюзгшего тела ловкостью подбежал к нему и посмотрел туда, куда Леня указал пальцем.
Среди начавшей разлагаться листвы и впрямь затерялся кинжал. Короткий и загнутый, словно звериный коготь. А вертикальная рукоятка, как у штопора для открывания бутылок, напоминала формой то ли морского конька, то ли
Это что, черт? удивленно воскликнул Бульбаш, подойдя поближе и тоже наклонившись.
Нет, рядом встала Соня. Это демон. Похож на те статуи, которые в детском доме
В поселке Лесозаготовителей? понимающе уточнил Фельдман.
Ага, тот самый, кивнула девушка.
В моем времени поселок Лесозаготовителей давно расселили. А детский дом из старой усадьбы переехал в новое здание после пожара, который случился в конце восьмидесятых. В две тысячи двадцать четвертом от старого дворянского гнезда остались только стены с рухнувшими перекрытиями Никто там ничего путного не делал, и усадьба больше тридцати лет просто гнила, разрушалась, превращаясь в очередной памятник человеческому бескультурью.
На нем кровь, отметил я, аккуратно раздвинув ветви подобранной поблизости палочкой.
Кривой кинжал с рукояткой в виде оскалившегося демона выглядел и впрямь мерзко. Судя по всему, именно им и убили несчастную козу, а потом выбросили в мусор немного дальше от места преступления, явно понимая, что милиция такое дело расследовать не будет. Во всяком случае сыщики вряд ли искали бы по всему кладбищу орудие убийства козы. В какой-то мере их можно было понять выглядело все это отвратительно, но не опасно. А вот портрет человека в миниатюрном гробике это попахивало либо чертовщиной, либо идиотизмом с бытовой магией, либо
Соня, позвоните в милицию, обратился я к девушке. Пусть выезжают и собирают улики, раз опростоволосились. Кровь точно нужно на экспертизу.
Жень, может, я лучше сбегаю? предложил Бульбаш. Чего девчонку гонять? Только две копейки дай.
Так ноль-два же бесплатно? удивился я.
Я напрямую капитану Величуку позвоню, объяснил Виталий Николаевич. Так быстрей и надежней.
И снова я чуть не попал впросак. Если в редакции пусть даже образца восьмидесятых мне было все в целом знакомо, то «в поле» приходилось быть гораздо внимательнее. Как Сонька должна была позвонить? Только по таксофону, которого на кладбище явно нет. Значит, надо бежать к выходу он либо на автобусной остановке, либо у ближайшего магазина. Так что прав Бульбаш, а еще он дельную мысль предложил сразу набрать своего знакомого.
Я похлопал по карманам пиджака, нащупал тугой кошелек, вытащил и раскрыл его. Несколько трешек, червонец и четвертак бумажные двадцать пять рублей. В другом отделении как раз нашлась мелочь: гривенники, пятачки и копейки. Я отсчитал Бульбашу несколько монет[6] на таксофон, и он резвым кабанчиком, несмотря на свой возраст, побежал к выходу с кладбища.
А мне становилось тревожно. Только бы мой ностальгический сон не превратился в кошмар.
Глава 6
Милиция приехала быстро. Не успел вернувшийся Бульбаш выкурить вторую сигарету, как на границе слышимости скрипнули потрепанные колодки. Захлопали тяжелые дверцы судя по кондовому звуку, явно «козлик». А вскоре и сами гости пожаловали: грузный мужчина в милицейской форме и трое парней, одетых по-граждански. Один из них выделялся темной курчавой головой и усами, за которые в двадцать первом веке его обвинили бы в старомодности, а в этом времени такой образ считался довольно стильным.
Здорово, Григорьич, Бульбаш протянул ладонь милицейскому начальнику, и они обменялись крепким рукопожатием.
Привет, Виталий Николаевич, пропыхтел тот, и я понял, что это и есть капитан Величук, знакомый моего подчиненного.
Евгений Семенович, рад приветствовать, офицер поздоровался со мной за руку. Так что у вас тут случилось? Звонит мне Бульбаш, приезжай, говорит, тут какие-то бандитские метки
И не только, Платон Григорьевич, я перехватил инициативу. Ваши молодцы не все улики собрали. А мы нашли еще один маленький гробик и кривой кинжал с фигурной рукоятью. На нем кровь, надо бы экспертизу провести
Да козья там кровь наверняка, поморщился Величук. Но вы правы, Евгений Семенович. Апшилава, почему нож пропустили?
Виноваты, товарищ капитан! бодро ответил усатый милиционер, судя по всему, следак. Исправимся. Сизов с ребятами уже едут.
Словно в доказательство его слов послышался мерный гул двигателя, скрип колодок и хлопанье дверцами. Это уже какая-то другая машина, побольше. Если я правильно мыслю, и милиционеры действительно зашевелились, то на ней должны приехать криминалисты.
А вы, значит, бдите, товарищи журналисты? Величук упер руки в боки и с серьезным видом окинул взглядом окрестности. Как будто военачальник, приехавший на позиции.
Бдим, подтвердил я, еще как бдим. А то как бы серийника не пробдеть.