Мир был на пороге конца - Наина Куманяева 2 стр.


 Все в порядке, не пугайтесь, пожалуйста.

То был приятный мужской голос, и звучал он несколько возбужденно. Но то была грамотная русская речь, которую мне довелось услышать впервые за шесть месяцев, проведенных в Визенхольме.

Несколько успокоившись, я спросила дрожащим голосом:

 Кто вы? Что вам здесь угодно?

Я отступила в глубь комнаты и попыталась зажечь лампу, но лампа не желала гореть. Тщетно мои руки пытались нащупать коробку спичек, которая вместе с папиросами лежала рядом с пишущей машинкой. Я знала, что на письменном столе стояла свеча.

Из темноты до меня донесся тихий смешок.

 Право, не особенно удобно представляться в темноте,  сказал он.  Быть может, вы могли бы зажечь свет? Ведь вы Наташа Призорова?

Тон незнакомца несколько успокоил меня. Я также почувствовала комичность моего положения и, улыбнувшись, ответила:

 Да, я Призорова, Наталья Петровна. Но свет почему-то не зажигается. Кто вы такой? Как попали вы сюда? Вы испугали меня

 Право, я очень сожалею, что напугал вас Это не входило в мои намерения. Разумеется, я полагал, что вы поймете

 Я не знаю, что вы хотите этим сказать,  раздраженно заметила я. Мысль незнакомца, что я могла отнестись к его внезапному появлению среди ночи в нашем доме, как к чему-то должному, возмутила меня.  Откуда я могу знать, может быть, вы преступник, который пытается забраться к нам в дом?

Я услышал короткий вздох.

 Господи, не могу же я вам все объяснить в темноте. Как нелепо это положение, когда мы беседуем друг с другом словно двое слепых. Черт побери, я хочу видеть вас.

 Во всяком случае, я испытываю еще более сильное желание вас видеть,  твердо ответила я.  Я вас знаю?

 И да и нет,  раздался ошеломивший меня ответ.

 В таком случае дайте мне спички.

Он простонал в ответ:

 У меня нет спичек. И у вас их тоже нет?

 Где-то здесь лежала коробка спичек, но я не могу найти их в темноте,  сказала я.

 Быть может, нам обоим удастся найти ее.

Мои глаза несколько свыклись с мраком, и я увидела, как темный силуэт, вырисовывавшийся на фоне двери, сделал по направлению ко мне быстрое движение.

 Останьтесь там, где стоите,  резко сказала я.  Подождите, пока я найду спички.

Я услышала сдержанный смех. Незнакомец остановился. Снова вспыхнула молния и при ее свете я увидела незнакомца. Он стоял с обнаженной головой у двери в сад.

 Быть может, вы смогли бы раздобыть свечу?  спросил он.  Я

Оглушительный раскат грома оборвал его слова.

 Нет,  ответила я,  никого нет дома, и я не знаю, где мне найти спички.

И тут же мне стало ясно, что я совершила оплошность. Прежде чем мне удастся выяснить, чего хотел этот человек от меня, мне не следовало говорить ему о том, что я одна в доме.

Еще более стало мне ясно, что я совершила оплошность, когда я услышала, как незнакомец облегченно вздохнул и спросил:

 Так значит в доме нет никого, кроме вас, нет?

Я ничего не ответила. Я стояла перед письменным столом и тщетно искала спички. Рука моя коснулась ящика письменного стола, я вынула револьвер и засунула его под пачку бумаги. И в следующую минуту я наступила ногой на спички, свалившиеся на ковер.

Я зажгла свечу на письменном столе. Фитиль был закапан сургучом и первое время горел очень слабо. При слабом свете я внимательно оглядела незнакомца. Я должна признаться, что при первом же взгляде на него мои опасения рассеялись. То был человек сравнительно невысокого роста, и его внешний облик полностью подтверждал впечатление, порождаемое его голосом. Он производил впечатление приличного человека.

Несмотря на то, что его серый костюм был сильно поношен и заляпан грязью, но было видно, что костюм этот был сшит у первоклассного портного. Обратила я внимание также и на тщательно зачесанные волосы незнакомца и на коротко подстриженные усы. Он сильно промок и поднял воротник пиджака, пытаясь защититься от дождя. Он вытер лицо платком и мне бросилось в глаза, что платок этот был очень грязен.

Я с интересом разглядывала его, и с не меньшим интересом он оглядывал меня. Я заметила, что глаза его беспрестанно блуждали, переходя с меня на приотворенную дверь в столовую, чтобы затем перейти на дверь в сад, где все еще продолжал шелестеть дождь.

У него были странные глаза: чуть красноватые и близко посаженные друг к другу. В них было выражение безграничной смелости.

Первым нарушил молчание незнакомец.

 Так, значит, вы не ожидали меня?

Изумленная его вопросом, я отрицательно покачала головой.

 Если вы мне назовете свое имя  начала я, но он прервал меня новым вопросом.

 Сегодня воскресенье?

 Да.

Меня снова охватило беспокойство. Он производил очень смирное впечатление, но его глаза были не совсем обыкновенными глазами. Не таилось ли в них безумие?

 Воскресенье, 19 июля?  повторил он свой вопрос.

 Да.

Он снова умолк и погрузился в глубокое раздумье. Нахмурившись, он продолжал исподлобья поглядывать на меня.

 Быть может, вы случайно знаете кого-нибудь, кто имеет инициалы «И. Г.»?

 И. Г.?  переспросила я.  Нет, кажется у меня нет знакомых с такими инициалами. Кто это?

И снова он уклонился от ответа на мой вопрос.

 И в последнее время вас не навещал никто из наших? Я имею ввиду из русских? Вы не получали никаких писем?

 Нет,  ответила я,  в течение шести месяцев вы первый русский, с которым я говорю. Ведь вы русский?

 Я?  рассеянно спросил он.  Да, конечно?

И, возвращаясь к затронутой теме, он спросил:

 И вы не видели этого человека и в городе?

 Я не знаю, о ком вы говорите.

 Разумеется, не знаете,  словно про себя заметил незнакомец.  Ему приблизительно тридцать лет, у него темные волосы, живые синие глаза

Проговорив эти слова очень быстро, он взглянул на меня, словно пытаясь прочесть мой ответ.

 Нет,  сказала я,  я никого не видела, кто подходил бы под эти приметы. Мне кажется, что я единственная русская в округе. А теперь,  продолжала я, чувствуя, что таинственность, окружавшая незнакомца, начинает раздражать меня,  быть может, вы мне скажете, кто вы такой и что вам здесь угодно? Откуда вам известно мое имя?

 Говоря по правде, мне поручили отыскать вас

 Вот как? Кто же вам поручил это?

 Ваши родственники в Петербурге!

Я пристально взглянула на него. Мой единственный дядя проживал на своем хуторе на Кубани. Тетка, сестра матери, была больна и лежала в постели. А что касается моей сестры, то она жила не в Петербурге, а в Твери.

 Так значит, вы познакомились с моими родными?  спросила я.  Кто же из них попросил вас навестить меня?

Одно мгновение он поколебался, а потом решительно заявил:

 Ваш отец! Ведь вы дочь полковника Призороваа?

Я вздрогнула. Но, зная, что незнакомец внимательно наблюдает за мной, я попыталась не проявить своего волнения.

 Ах, вот что! Вы знаете отца? Когда вы видели его в последний раз?

 Недавно в Петербурге.

 Где вы познакомились в ним?

 Нас познакомили в клубе. Когда он узнал о том, что я уезжаю в Германию, он сказал: «Если вы будете недалеко от Визенхольма, разыщите мою дочь Наталью. Она служит секретаршей у госпожи фон Кауфманн,  знаете, это романистка Мими Зардо. Они живут в бывшем доме коменданта». Наталья Петровна, ваш отец на редкость симпатичный человек.

 Да, он славный,  заметила я. Мое сердце забилось сильнее, и я напрягла свой слух, надеясь уловить какой-нибудь шорох в доме, который возвестил бы о возвращении домой хозяев. Но сейчас было около десяти часов вечера и вряд ли можно было предполагать, что они возвратятся раньше одиннадцати.

 Вы вы ведь еще не назвали мне своего имени,  продолжала я, чувствуя, что молчание становится для меня нестерпимым.

Он нервно рассмеялся.

 Совершенно верно. Меня зовут Дроботов. Майор Николай Александрович Дроботов. А теперь, после того, как я представился вам, Наталья Петровна, позвольте мне еще раз принести вам свои извинения по поводу того, что я напугал вас. Я попытался укрыться от ливня под деревом, но лишь после того как ударила молния, сообразил, насколько это неосторожно. Потом я увидел вас и пробрался сюда с намерением тут же объяснить вам, в чем дело. Внезапно потухло электричество, и я Вы, должно быть, интересуетесь, как я попал в ваш сад? Мне необходимо было переговорить с вами по одному очень важному личному делу, и прежде, чем позвонить, я хотел выяснить, не могу ли я вас повидать иным образом.

Он проговорил все это весьма фантастическое объяснение единым залпом и затем замолчал, словно желал выяснить, какое на меня впечатление произвело это объяснение.

В доме было по-прежнему тихо, дождь несколько сдал, гроза пронеслась, но порой еще были слышны отдаленные раскаты грома.

 Раз вы уже очутились здесь,  заговорила я, пытаясь умерить свое волнение,  быть может, вы мне скажете, чем я могу вам служить?

Он засмеялся.

 Я попал в очень нелепое положение. Собственно говоря, мне следовало встретиться в Визенхольме с одним своим приятелем, о котором я уже упоминал вам, и вместе с ним отправиться в Баден. Он должен был прибыть в Визенхольм вчера, но, по-видимому, не прибыл. Так как вы являетесь единственным мне известным в этом городе лицом, то я назвал ему ваше имя, с тем, чтобы он навестил вас вместо меня. Ведь я обещал вашему отцу вас навестить. Поэтому я полагал, что, быть может, вы ожидаете меня. Вам понятно теперь?

 Не совсем,  откровенно ответила я на его запутанное объяснение.

 Прибыв сегодня вечером в Визенхольм,  продолжал незнакомец,  я вдруг обнаружил, что меня обокрали в дороге. Я заснул и когда проснулся, то оказалось, что у меня вытащили бумажник, утащили чемодан и даже шляпу. Если бы мой друг оказался здесь, то все было бы в порядке. Наконец, если бы я мог здесь пробыть до завтрашнего утра, то я дал бы телеграмму о том, чтобы мне прислали деньги. Но мне совершенно необходимо уехать еще сегодня вечером. Поэтому мое положение не из легких, а вы являетесь единственным знакомым мне лицом в Визенхольме, и я решил попросить вас дать мне взаймы некоторую сумму. Мне бы хватило ста марок. А если бы вы могли меня к тому же снабдить шляпой

Мы продолжали беседовать, стоя,  я у письменного стола, а он у двери в сад. При этом рука моя покоилась под связкой бумаг на рукояти револьвера.

 Это все?  спросила я, выждав окончание его речи.

Услышав мой тон, он перестал улыбаться.

 Да кажется, все  заметил он.  Вы ведь мне верите, Наталья

 Нет, не верю,  ответила я решительным тоном.

 Но почему?  вырвалось у него.

 Да потому, что мой отец умер за три месяца до моего отъезда в Визенхольм.

На мгновение он утратил самообладание и провел рукой по волосам.

 Боже,  вырвалось у него,  теперь всему конец!

 А теперь,  продолжала я,  быть может, вы покинете наш дом тем же путем, каким вы проникли в него?

Он продолжал смотреть на меня, и лицо его приобрело жалкое выражение. Лоб его был озабоченно нахмурен, и он в отчаянии запротестовал:

 Этого я не могу сделать, во всяком случае я не могу уйти без денег и без шляпы.

 От меня вам не получить денег, господин майор,  резко заметила я,  и настоятельно советую вам исчезнуть, прежде чем домой возвратится герр Кауфманн. Он судья, советник юстиции и не будет столь снисходителен по отношению к вам, как я.

 Вы не понимаете меня,  мрачно заметил он,  я не могу уйти так. Послушайте, Наташа,  и в его голосе зазвучала теплота,  думайте обо мне, что вам будет угодно, но дайте мне сто марок. Вы их получите обратно и тем самым окажете мне огромную услугу

 Я и не думаю вовсе оказывать вам услугу,  заметила я,  вы самый обыкновенный обманщик, чего ради стану я вам давать деньги?

 Потому что мне они необходимы, говорю вам!

 Очень сожалею, но эта причина для меня еще недостаточна!

Он нерешительно огляделся и на мгновение застыл, прислушиваясь к шорохам в саду. Не знаю почему, но его поведение напугало меня, и я вытащила из-под бумаг револьвер и стала таким образом, что, держа револьвер наготове, не показывала его ему, укрыв оружие за пишущей машинкой.

Когда он снова повернулся ко мне, я прочла на его лице выражение мрачной решимости.

 Вы очень отягчаете мое положение,  сказал он.  Я должен раздобыть деньги.

И он решительно направился ко мне.

Я направила на него свой револьвер.

 Револьвер заряжен,  воскликнула я дрожащим голосом,  еще один шаг и я стреляю!

Он остановился и закрыл лицо руками, словно пытаясь защититься от выстрела. Мне бросилось в глаза, что в его жесте было больше отчаяния, чем испуга.

 Разве вас не учили никогда не направлять на человека дуло заряженного револьвера?  воскликнул он.  Отложите оружие в сторону?

Я сердито топнула ногой, чувствуя, что близка к тому, чтобы расплакаться.

 Уходите, говорю вам! Здесь вы ничего не добьетесь!

Но он не трогался с места. Несмотря на то, что револьвер был направлен на него, он продолжал приветливо смотреть на меня, и на губах его играла улыбка.

 Боже!  сказал он, обращаясь к самому себе,  ваша смелость нравится мне! Но

В это мгновение раздался оглушительный грохот. То выстрелила крепостная пушка.

Глава четвертая

Синий конверт

Жители Визенхольма хорошо знают пушку, из которой инвалид, старый Генрих, ежедневно в полдень дает выстрел. За все время моего пребывания в Визенхольме не было случая, чтобы из пушки палили в какое-либо другое время, кроме полудня.

Орудийный выстрел заставил моего непрошенного гостя отпрыгнуть от двери. Я настолько была удивлена происшедшим, что машинально опустила руку и отвела от незнакомца револьвер.

 Крепостное орудие,  смущенно прошептал он.  Почему стреляют в такой поздний час?

Однако, не ответив на этот вопрос, он поспешил запереть дверь и опустил шторы на окнах. Одновременно на холме поднялась отчаянная суматоха. До нас доносились отдельные выкрики, затем пропела сигнальная труба, и раздалась дробь барабана. Когда барабаны умолкли, снова выстрелила пушка, и затем пронзительно завыла сирена, прорезая ночную тишину.

Я стояла, поднеся руку к груди, и прислушивалась ко всему этому ужасному шуму. Казалось, что все вокруг ожило и наполнилось дикой энергией. И в третий раз прогремело орудие, и задрожали оконные стекла нашего дома.

 Боже, что случилось?  вырвалось у меня.  Что все это означает?

Незнакомец не потерял самообладания и по-прежнему настороженно прислушивался к окружающему.

 Это значит,  ответил он, вперив в меня свои живые глаза,  что из замка бежал один из заключенных.

 Заключенный?  недоверчиво повторила я. И внезапно мое сознание прорезала истина.  Вы хотите сказать

Он кивнул головой.

 Но ведь вы русский?  прошептала я.

 Совершенно верно,  ответил он,  и все же мне пришлось просидеть в этом проклятом каземате без единого допроса тринадцать суток

В Визенхольме не раз толковали об арестованных офицерах, но я никогда не слышала упоминания о том, что в числе заключенных были и иностранцы.

Я даже знала некоторых из содержавшихся в замке офицеров по имени, кое-кто из них сумел составить себе в городке громкую репутацию. Но на этот раз мне не пришло в голову усомниться в правдивости слов незнакомца. Прежнее спокойствие оставило его, и в этих разрозненных, с жаром произнесенных словах, звучала правда.

Внезапно я почувствовала к этому миниатюрному человеку симпатию. Я не раз бывала в замке, знала его высокие стены, окованные железом двери, бесконечные коридоры, в которых так гулко отдавались шаги.

Незнакомец обрел свою обычную манеру говорить и теперь спокойно продолжал:

 Я действительно русский офицер. Больше я вам ничего не могу сказать, но вы дочь русского офицера и удовольствуетесь сказанным. Забудьте ложь, которую я сказал вам,  но служба и долг не допускают излишней откровенности. Мне доставили туда и кивком головы он показал на крепость письмо, в котором было сказано, что Игорь Грошев по-видимому, вы его не знаете, но он один из наших подготовит вас к моему появлению. Так, значит, вы ничего не слышали о нем?

 Нет,  ответила я.

 Значит, его нет в живых,  решительно заявил незнакомец.  Игорь еще никогда в жизни не был неточным. Послушайте, вы хотите помочь мне?

 Да.

 Сколько у вас имеется денег?

Назад Дальше