Вы тут не при чем! Есть духовное завещание, сказал доктор.
Где оно? у кого? покажите, раздались голоса.
А вот сейчас увидите, ответил доктор и, вызвав из спальни приказчика, сказал ему:
Покажите им переданное вам духовное завещание.
Кому прикажете?
Мне позвольте, выступив вперёд, произнёс становой пристав.
Все затаили дыхание. Становой пристав быстро пробежал глазами бумагу, опустил руки, поднял глаза кверху и сказал:
Да-с, вот она, штука-то какая!
Все уставились на его благородие глаза и недоумевали. Становой пристав начал ходить по комнате с завещанием в руках; доктор стоял, прислонившись к стенке и, ухмыляясь, спросил у его благородия:
Что же вы не объясните содержания завещания? Все дожидаются.
Господа, покойный завещает все своё имущество, дом и склад, угадайте кому?
Конечно, нам, нам! заголосили родные.
Нет-с, не угадали, а вот ему, показывая на приказчика, громогласно объявил пристав.
Родственники Акима Петровича подступили к становому, желая взять в руки завещание, но приказчик быстро выхватил у него бумагу и спрятал к себе в карман.
Мы всё-таки просим наложить на всё печати! волнуясь, кричали заштатные наследники.
Не могу, завещание законное, хозяин теперь он, указывая рукою на бывшего приказчика, заключил пристав и направился к выходу.
А мне как прикажете? спросил у него урядник.
Марш за мной! Здесь делать нечего.
Позвольте, г-н пристав, он мне нужен, заявил приказчик.
Я говорю вам, за мной идите, настаивал пристав, и грозно притопнул ногой на урядника, выходя из дверей.
Произошла пауза.
Приказчик уговорил урядника остаться у него.
Скинь этот мундир, надевай сюртук, сказал ему приказчик.
Да разве это возможно? вопросил тот.
Теперь мы хозяева, оставайся у меня, ну их совсем со всей их службой.
Не могу, надо же мне честь-честью отойти: оружие, да бумаги сдать.
Успеешь ещё, цело всё будет.
Урядник подумал немножко, затем, махнув рукой, снял с себя шашку и мундир, напялил вместо него сюртук своего приятеля приказчика и стал исполнять его приказания. Родные Акима Петровича, озадаченные таким неожиданным для них исходом дела по наследству, перешёптывались между собою и исподлобья поглядывали на своего супостата. Между тем в спальне усопшего происходило омовение его тела, которое вскоре вынесено было в залу и положено на стол. К вечеру пришёл батюшка с причтом и отслужил первую панихиду, на которой из родственников Акима Петровича были только две старушки.
По окончании панихиды, молодой наследник значительного состояния пригласил священника в особую комнату, в которой на столе кипел самовар: туда пришёл и размундированный урядник, который и занялся угощением чайком.
Что это, кажись, лицо мне твоё знакомо? обратился к нему батюшка.
Как же! Мы с вами видались, ответил тот.
Где бы это такое? Ах, ты, Боже мой, память-то у меня слаба стала.
Я к вам несколько раз заходил.
Ба, ба! Ведь ты в урядниках, кажись, служил?
Да-с, и теперь пока на службе нахожусь.
Батюшка, рекомендую его вам, как дорогого моего приятеля, и прошу полюбить его, сказал бывший приказчик.
Весьма рад добрым людям. Ну, как же теперь? Пожалуй, для невесты-то квартирка тебе и не понадобится: в своём доме можешь её поместить, улыбаясь, обратился отец Михаил к жениху.
Конечно, так, но всё-таки спасибо вам за ласковое слово. Знаете, как «дорого яичко к Красному дню», так дорого было мне ваше согласие. Я никогда не забуду его и постараюсь, чем могу, отплатить вам.
Я тобой и так доволен.
Нет, позвольте, я в долгу не останусь, только обвенчайте нас.
Сказано слово, а оно у меня олово.
Ну, и спасибо вам, целуя руку у батюшки, произнёс молодец и передал ему два четвертных билета.
Батюшка принял их с великим смирением и, уложив в карман подрясника, возблагодарил дателя низким поклоном и сказал:
Дай Бог царствие небесное Акиму Петровичу! Старик знал, кому оставить своё достояние, и ничуть в том не ошибся. Завтра в восемь часов я буду у вас.
Не откажите, гроб будет готов.
А погребение когда думаете совершить?
На третий день, батюшка, по уставу церковному.
Ну, а теперь пока до свидания, протянул священник, выходя из-за стола.
Прощайте, батюшка, и благословите!
Священник исполнил желание богатого наследника и вы шёл из дому, сопровождаемый присутствующими.
Когда в доме все успокоилось, и только в зале слыша лось чтение псалтиря, приказчик с урядником удалились в особую комнатку, служившую при покойном Акиме Петровиче местом летного его отдохновения. Тут они прежде всего дружески обнялись и поклялись перед иконою никогда друг с другом не разлучаться.
Думал ли я когда-нибудь о таком счастии, которым наградила меня судьба сегодняшний день? сказал жених Степаниды, развёртывая духовное завещание и передавая его уряднику.
Чудеса и только, проговорил тот и стал читать эту грамоту.
Ну, что скажешь? Хорошо теперь жить можно?
Ещё бы; одних наличных денег сорок тысяч оставил, дом, склад, всего, пожалуй, тысяч на семьдесят будет.
Да, пожалуй, ещё с хвостиком.
Ключ от сундука где находится?
Вот он, у меня в кармане.
Пойдём в спальню, да взглянем на капитал-то.
Что ж, можно, идём.
Проходя через залу, в которой лежало на столе тело Акима Петровича, они остановились, отдали по земному по клону и вошли в комнатку казнохранилища, отперли сундук и нашли в нем сорок пачек, бережно сложенных кредитных билетов, по тысяче рублей в каждой. Владелец этой казны взял их в руки, понянчил и опять положил на место. Отперли боковые ящички, там нашли серебряные и золотые старинные вещи, весом не менее пуда, и жемчужное ожерелье.
Поздравляю, теперь ты, брат, богач, а ожерелье кстати пришлось Степаниде: на белую грудь украшением будет, сказал урядник.
Да, порадую я её своим счастьем, нечего сказать.
Сундук был заперт, и друзья возвратились в ту комнатку, из которой они пришли, и улеглись в ней на покой.
* * *
Настал день погребения Акима Петровича. Гроб был обит малиновым бархатом, дорогой парчовый покров красовался на нём. В восемь часов на колокольне приходской церкви ударили к выносу; народу собралось множество, останки купца были вынесены из дому на руках приказчика и урядника, с помощью рабочих при складе. Путь к церкви был устлан можжевельником; литургию и отпевание совершили соборные несколько священников; много было роздано милостыни нищим, словом, похороны были такие, которых не могли запомнить местные старожилы. Поминальный стол был накрыт на сто персон, а на дворе, под открытым небом, не смотря на лёгонький морозец, обедала нищая братия, для которой выставлено было три ведра водки.
Царствие небесное рабу Божию Акиму! слышались на дворе возгласы.
Спасибо и наследнику его, вторили другие.
Между поминающими в доме шли пререкания: родственники Акима Петровича осуждали его за то, что покойный лишил их наследства и отдал его, как они выражались, «мальчишке с ветру»; другие осаживали их и говорили, что на это была его воля. В разговор вмешался батюшка и становой пристав; долго они спорили между собою: становой пристав утверждал, что старик поступил не по закону, а батюшка, наоборот, доказывал, что всякому своё счастье, и что Аким Петрович ничуть не ошибся в своём распоряжении, и что наследник вполне достоин этого счастья. С доводами этими был согласен и доктор, пользовавший покойного.
Вы нарочно, может быть, уморили его, сказал один из родственников Акима Петровича, уже порядком подвыпивший.
И духовное завещание сами написали, поддакнула одна старушка.
Начался шум. Врач протестовал против таких заявлений и просил станового пристава составить о том акт. Молодой наследник старался прекратить беспорядок, но ничто не помогало: многие встали из-за стола, и дело чуть не дошло до драки. Батюшка, не желая впутываться в эту историю, удалился из дому; становой пристав, подогретый напитками, вышел из себя; приказчик отвёл его в сторону, сунул ему в руку две радужных, и тот успокоился, переменил фронт и выпроводил шумевших из дому.
Ну, народец, эти наследники, точно коршуны налетели на добычу, да взять-то им ничего не пришлось, говорил доктор, получивший, в свою очередь, мзду от приказчика.
Бог с ними! сказал урядник.
Становой пристав взглянул на него исподлобья и спросил:
Почему ты не в мундире?
Извините, я его больше не ношу.
Как так?
Очень просто, служить больше не хочу, вот что, отвечал тот.
Пристав вспылил, обещаясь отдать подчиненного под суд, но приказчик уговорил его благородие оставить дело до завтра.
Поздно уже разошлись поминальщики по своим домам и разнесли по селению вести о том, что происходило на поминках. Проводив их, приказчик с урядником занялись приготовлениями к поездке за Степанидой.
Глава 73
На утро, после чаю, урядник сложил в узел казённую амуницию, надел на себя сюртук и пальто своего приятеля и отправился сдавать казенные вещи становому приставу; по дороге он зашёл к себе на квартиру, взял относящиеся к его службе бумаги и, явившись в канцелярию, нашёл пристава сидящим за столом и просматривающим какие-то бумаги. Его благородие, не поднимая глаз, крикнул на него:
Что нужно?
Я к вам, амуницию принёс, ответил тот.
Какую амуницию? А, это ты! поднявши очи, сказал становой пристав, затем встал со стула, упёр руки в бока и сердито произнёс: Почему ты не в форме?
Я вам вчера ещё объяснил, что службу продолжать не желаю.
А знаешь ли ты, какой подвергаешься ответственности за такое самоуправство?
В чём же состоит моё самоуправство?
В том, что без прошения оставить службу ты не можешь.
А если я не в силах продолжать её?
Это всё равно; должен подать прошение.
Извольте, я сейчас его напишу.
Теперь поздно, я его не приму.
Это дело ваше. Я прошу вас взять от меня амуницию и бумаги, которые у меня находятся на руках.
Ты стал ещё и дерзости мне наносить! Эй, сотские, взять его и посадить в арестантскую! крикнул взбешённый ответами урядника пристав.
Вы совершаете насилие.начал было доказывать урядник, но подскочившие сотские, исполняя приказание начальства, схватили молодца и заперли в «крикушу».
Я тебе покажу, как надо обращаться со мною, ворчал становой пристав, бегая по канцелярии из угла в угол, и начал строчить на урядника донесение к исправнику, излагая в нем всякие небылицы.
Урядник, видя своё безвыходное положение, не знал, что делать. Наконец он вынул из кармана клочок бумаги, написал на нем карандашом своему другу записку о совершившемся с ним казусе и упросил одного сотского отнести её по адресу.
Это куда же такое? Я не знаю, ответил мужичонка с бляхою на груди.
К Тихону Петровичу, в винный склад, знаешь, небось, где недавно похороны были.
Теперь найду, только повременить малость надо, а то, пожалуй, хватится: «куда, моль ушёл»? Видите, какой он! Зверь-зверем сделался.
Ну, хорошо, только, пожалуйста, поскорей!
Сбегаю; на чаёк бы за это
Урядник сунул ему какую-то монету, и сотский ушёл в канцелярию осведомиться, можно ли ему будет отлучиться.
Через час к становому приставу явился Тихон Петрович; тот, памятуя о вчерашней от него подачке, принял его с распростёртыми объятиями и пригласить даже в свои покои, где усадил на диван и полюбопытствовал о причине его визита.
Вы приятеля моего, Егора Назарыча, арестовали. Позвольте узнать, за что на него такая немилость вышла?
За нарушение закона по службе.
В чем же он провинился?
Самовольно от службы стал отказываться, покручивая свои седые бакенбарды, отрывисто говорил его благородие. Да ты что об нем хлопочешь? грозно прибавил он.
Так, по-приятельски, протянул Тихон Петрович.
Вон оно что! Так вы с ним заодно! Ладно, мы и тебя к этому делу присоединим, вскочив со стула, заявил его благородие.
Да я-то тут при чем?
Теперь я понимаю! Вон оно откуда всё вытекает! Ты получил наследство и думаешь, что захотел, то и сделал. Нет, голубчик, шалишь, с начальством шутить нельзя!
Какая тут шутка, я к вам не за тем пришёл, чтобы ссориться, а просить у вас милости за Егора Назарыча.
За этого озорника! Никакой ему пощады не будет; сгною под арестом, покажу ему, как с начальством обходиться, не таких объезжали.
Смилостивьтесь, отпустите его без греха.
Не могу, дело по суду пойдёт.
Ну, для меня простите, я ведь его к себе в приказчики беру. Он человек смышлёный, а к порядкам нашим попривыкнет они не Бог весть как сложны всё дело в честности состоит, вынимая из кармана бумажник, негромко упрашивал Тихон Петрович пристава.
Не могу, не могу, отрывисто кричал его благородие, взглядывая искоса на своего собеседника и на его мошну.
Не обессудьте, позвольте за это принести вам наше уважение с презентом, подойдя к приставу и вручая ему радужную бумажку, выразился складчик.
Становой пристав принял её, обозрел, положил в карман и молча стал шагать по комнате. Тихон Петрович стоял, опустив на грудь голову, и ждал от него резолюции.
Эй! кто здесь есть? крикнул его благородие.
Из канцелярии высунулся сотский.
Поди, приведи сюда из арестантской урядника, сказал он.
Ради Бога, извините его: такой случай вышел, он вами всегда доволен и благодарен был, повёл речь Тихон Петрович.
Только для тебя, иначе ни за что бы не простил, продолжая сновать из угла в угол, ворчало начальство.
Вошёл Егор Назарыч, увидал своего друга и прочёл в его глазах, что дело приняло оборот к лучшему.
Привёл, ваше высокородие, отрапортовал сотский.
Ну, ладно, пошёл вон.
Сотский скрылся.
Моли Бога вот за этого человека, остановившись перед бывшим своим урядником и, показывая рукою на Тихона Петровича, сказал пристав, сгнил бы ты у меня в тюрьме, прибавил он.
Тот молчал.
Кланяйся его благородию, толкая приятеля, сказал складчик.
Благодарю покорно, сказал тот.
Я задал бы тебе такого «покорно», век помнил бы обо мне. Пошёл! А за билетом завтра приходи. Да, постой, вещи изволь сдать.
Они здесь, вот, в узле находятся.
Развяжи, да покажи их мне.
Узел был развязан:, пристав пересмотрел всё и приказал сотскому отнести их в кладовую.
Прощенья просим, ваше благородие, кланяясь, сказал Тихон Петрович.
Ступайте, да не забудь прислать мне ведро водки и несколько бутылок наливки.
С нашим удовольствием, сейчас готово всё будет; не прикажете ли ещё чего положить?
Клади, что знаешь, да не забудь фунтика три чайку завернуть.
Кстати и сахарку, небось, потребуется?
Можно и сахарку, буркнул пристав и вышел из своих апартаментов в канцелярию.
Ну, уж идол, нечего сказать, тихо проговорил Тихон Петрович, спускаясь с лесенки на двор и оглядываясь по сторонам, как бы кто не подслушал.
Ты его теперь только узнал, а я с ним два года мучился, и вот за всю службу в остроге хотел сгноить, и сгноил бы, если бы не ты; такой человек зародился, души у него нет, да и плутоват к тому же.
Ух, какой язвительный, страсть, если бы не сотенная, никакие просьбы не подействовали. Теперь, кажись, отпустил совсем.
Кто его знает? Пожалуй, опять придерётся, «мало взял», скажет.
Всё может быть, ненасытная утроба, ему только поддайся.
В таких разговорах приятели добрались до дому и во шли в склад, где уже собралось немало покупателей, встретивших Тихона Петровича с поздравлением о получении наследства.
Благодарствую, сказал им на это наследник.
Мы, вот, к твоей милости за винцом пришли. Отпустишь или нет?
Извольте. Сколько угодно? За вами, кажись, должок состоял?
Есть за мной немного, рублей триста только, сказал один.
А за мной целковых пятьсот, объяснил другой.
Сейчас взглянем в книгу и увидим.
Смотри, не смотри, верно говорим.
Тихон Петрович раскрыл книгу, прикинул на счетах и сказал:
Да, верно. Знаете, чем хочу я вас порадовать?
Чем такое? Не хочешь ли цену на товар накинуть? послышался голос.
Цены набавлять не буду, а все долги ваши Акиму Петровичу прощаю вам, молитесь за него Богу; вот вам и расписки, которые вы ему давали.