После смерти Форреста Тайер погрузился в депрессию. Это объяснимо, но вытащить его из этого состояния в одиночку я не могла. Я знала, что он должен был сделать это сам. А я была обязана позаботиться о том, что мой ребенок рос в безопасности, и я сделала это наилучшим образом, даже если для этого мне пришлось отпустить Тайера.
Я думала Я думала, он меня найдет. Позвонит. Напишет сообщение. Отправит ко мне гребаного почтового голубя, в конце концов, но он ничего не сделал, а я чувствовала себя использованной и выброшенной на помойку.
У меня что-то на лице?
О! Я отпрыгиваю в сторону и ударяюсь об угол барной стойки. Ой!
Осторожно. Чтобы поддержать, он берет меня за запястье. От его прикосновения мою руку пронзает разряд тока.
Я в порядке. Я осторожно вырываюсь из его объятий, не желая выдавать свои чувства.
Он меня отпускает и протягивает бутылку вина, а я и не заметила, что она у него в руках.
Я не знал, что на ужин, но не хотел заявиться с пустыми руками.
О, какая прелесть. Мама улыбается. Спасибо, Тайер. Разве это не мило, Салем?
Очень мило, на автомате повторяю я и отворачиваюсь. Схожу за бокалами.
Если бы я была уверена, что это не так, я бы поклялась, что мама пытается сосватать мне этого красавчика. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что он разбил мне сердце или что он отец Сэды. А раз они друзья, интересно, знает ли он, что у меня есть ребенок? Я думаю, что нет, иначе он бы об этом упомянул, когда мы говорили о моем замужестве.
Тайер болтает с моей мамой, а я ставлю на стол бокалы. Я набираю для мамы тарелку с едой и опускаю ее перед ней.
Возьми себе тарелку сам, говорю я Тайеру.
Салем! ругает меня мама.
Мои щеки вспыхивают.
Я имела в виду, что он может выбрать все, что захочет.
Повернувшись к ним спиной, я беру тарелку и начинаю накладывать еду. Я не слежу за тем, что делаю, пока Тайер не говорит:
Сомневаюсь, что курицу следует накрывать картофельным пюре. Его длинный палец указывает на соус, который я приготовила и который должна была черпать ложкой вместо пюре, и я возвращаюсь к реальности.
От ужаса я закрываю глаза. Теперь для него очевидно, что даже спустя годы я к нему неровно дышу. До сих пор безнадежно в него влюблена Бог знает по какой причине.
Он разбил твое сердце! Он его разбил, и все-таки оно трепещет в моей груди при виде Тайера. Я ненавижу его. Я ненавижу себя. Я ненавижу все это. То, что он здесь, на кухне моей мамы. Что она умирает. Что Сэда в Бостоне. Я просто
Вот, давай я помогу. Он забирает у меня тарелку, отделяет жареную курицу от картофеля и делает все как надо.
Может быть, я хотела, чтобы пюре было поверх курицы, ворчу я.
Он вскидывает бровь.
Вот как?
Ну нет.
Не дожидаясь, пока я скажу что-нибудь еще, он докладывает в мою тарелку еды и несет ее к столу.
Ты собираешься садиться? спрашивает он, выдвигая для меня стул.
Гм-м, да.
Мне не нравится, что он так со мной возится. Как будто я не в состоянии различить, где верх, где низ, где право, а где лево.
Я сажусь, и он задвигает мой стул, а я тихо пищу от удивления. Неужели он не понимает, насколько все это странно? Мама уткнулась в свою тарелку, но я успеваю заметить улыбку на ее губах.
Чему ты улыбаешься?
Ничему.
Лгунья, ворчу я.
Она насмешливо вздыхает, и вздох переходит в кашель, который заставляет меня насторожиться. К счастью, он прекращается до того, как я успеваю разволноваться.
Нельзя называть умирающую женщину лгуньей.
Почему? Я знаю, что Тайер слушает наш разговор, но мне все равно. Если туфелька подходит
Она улыбается. Тайер отодвигает стул рядом со мной, его рука касается моей. Он садится. Мое предательское тело дрожит. Я знаю, что это заметно.
Ты в порядке?
Я стараюсь изобразить улыбку:
Великолепно. Просто немного прохладно.
Он с недоумением смотрит на меня, ведь в доме совсем не холодно. Мама вечно мерзнет и отказывается включать кондиционер.
Аромат потрясающий. Ты приготовила ужин?
Я поворачиваюсь к нему и вскидываю бровь.
А кто же еще? Ай. Ты меня пнула.
Мама невинно моргает в ответ.
Вовсе нет.
Тайер смотрит то на маму, то на меня, явно забавляясь.
Я ценю твое приглашение, Элисон.
Я уже говорила тебе она кашляет, и моя рука с вилкой мгновенно опускается, зови меня Элли.
Элли, повторяет он. Точно, извини.
Ты в порядке? спрашиваю я ее.
Джорджия упоминала, что иммунная система нашей мамы сейчас не работает и она более чем когда-либо восприимчива к болезням.
Я в порядке. Только в горле немного першит.
Я напряженно смотрю на маму, и даже Тайер выглядит обеспокоенным.
В такие моменты я понимаю, что она умирает. Что бы я ни делала, с каким бы упрямством она бы ни сражалась, это ее последняя битва и счастливого исхода не будет.
Одно дело знать, другое быть свидетелем этого.
Может, тебе прилечь?
Она ковыряет еду в своей тарелке.
Я в порядке.
Мам, если тебе лучше лечь
Мы сидим напротив нее, и она смотрит поочередно то на меня, то на Тайера.
А что? Может, мне и правда стоит прилечь.
Я вскакиваю, чтобы помочь, но Тайер возвращает меня на место.
Я ее отведу, тихо произносит он.
Прежде чем я успеваю возразить, он обходит стол, помогает маме подняться и провожает ее в гостиную.
Я сижу, уставившись в свою тарелку, чтобы она не видела моих слез. Возвращается Тайер, и его стул скрипит по покрытому линолеумом полу.
Ты не обязан оставаться, бормочу я, не глядя на него.
Я голоден, хрипло произносит он. И не собираюсь отказываться от домашней пищи. Я слишком устаю и ленюсь, чтобы готовить, и чаще всего заказываю еду навынос.
Я поворачиваюсь к нему, оценивая его фигуру. Он похудел.
Не похоже, чтобы ты питался нездоровой пищей.
Его бровь изгибается, а губы дергаются в улыбке.
Проверяешь меня?
Не льсти себе.
Он усмехается и подносит ко рту вилку с картофельным пюре.
Ты сделала его на скорую руку.
Это не вопрос, но я все равно отвечаю:
Да. Я заставляю себя проглотить немного пюре.
Ты случайно не знаешь, откуда несколько дней назад у моей двери появились кексы? спрашивает он таким тоном, будто уже знает ответ, так что лгать смысла нет.
Я испекла их вместе с мамой, и она попросила меня отнести несколько штук тебе. Вот и все.
И не нужно искать в этом скрытый смысл. Он кивает и вытирает губы.
Салем, я
Не сейчас. Сейчас я не могу говорить. Только не тогда, когда в соседней комнате моя умирающая мать. Сейчас все мое внимание принадлежит ей. Не Тайеру.
Нам нужно поговорить.
Нам нужно поговорить о гораздо большем, чем он думает.
Я мысленно возвожу вокруг своего сердца стену. Только так я смогу общаться с Тайером. Я не хочу, чтобы он добрался до меня с такой легкостью. Не в этот раз.
Ты помнишь? ледяным тоном произношу я. Помнишь тот день, когда мы виделись в последний раз? Что ты мне сказал?
Он морщит лоб и выглядит смущенным.
Смутно.
Ты сказал, что ненавидишь меня. Он в ужасе бледнеет. Честно говоря, это было самое мягкое из того, что ты сказал. Да, ты был пьян и убит горем, но перед этим я переживала и другой вид насилия и не хотела, чтобы ты ранил меня словами.
Салем Я не Черт, я не могу поверить, что так сказал. Он качает головой.
Я знаю, что нам нужно поговорить, невозмутимо продолжаю я. Но я не могу говорить сейчас, когда увидела тебя впервые за столько лет. Я встаю, оттолкнув тарелку и не глядя на него. Что-то у меня аппетит пропал. Закрой за собой дверь.
Я выхожу из кухни, прохожу мимо спящей мамы и поднимаюсь наверх. Я закрываю дверь спальни и поспешно опускаю жалюзи. Делаю все возможное, чтобы отгородиться от ненавистных слов, которые он наговорил мне той ночью.
Он умер из-за тебя.
Я отвлекся, думая о тебе, и вот его нет. Это ты его убила. Это твоя вина.
Я ненавижу тебя. Убирайся.
Лучше бы я тебя никогда не встречал.
Последняя фраза навсегда оставила шрам на моем сердце. Остальные слова причиняли боль одному Богу известно какую, но я знала, что это слова сломленного отца.
Я сворачиваюсь калачиком на кровати и засыпаю.
Утром все остатки еды убраны, на кухне чистота.
На столе записка.
«Прости меня. Т.»
Глава десятая
Тайер
Утром я открываю глаза, и первая моя мысль: «Я сказал ей, что ненавижу ее? Какой же я гребаный ублюдок!»
Салем вправе меня ненавидеть. Я знаю, что после смерти Форреста обезумел от горя. Такое ни один родитель не должен пережить. Бывают дни, когда горе и боль возвращаются с полной силой. Тогда я звоню своим ребятам и предупреждаю, что меня не будет на работе, а сам часами просиживаю в домике на дереве или хожу на его могилу.
Если бы только я не был таким ленивым ублюдком и построил для него домик! Может быть, тогда может быть, тогда.
Черт, со стоном произношу я и хватаюсь за голову.
Я стараюсь не пускать свои мысли по этому пути, но иногда мне это не удается. Я выдергиваю из постели свою ничтожную задницу и иду в душ.
Мое тело жаждет разрядки; я больше не могу игнорировать свой ноющий член. При виде Салем во мне пробудились желания, которые, как я считал, давно уснули. Плотно обхватив основание, я поглаживаю его вверх-вниз, перекатывая запястье вокруг головки.
Я не собирался этого делать, но перед моим мысленным встает Салем. Так было всегда. Даже когда не должно было быть. Даже когда я все разрушил.
Разрядка происходит быстро и мощно, и я в изнеможении прислоняюсь к стене душа. Я заканчиваю мыться и одеваюсь на работу. Натянув рубашку «Ландшафтный дизайн Холмса», я достаю кепку и солнечные очки. Те самые, что подарила мне Салем.
Они рассохлись и все в царапинах, и мне давно нужна новая пара, но я отказываюсь с ними расставаться. Такой уж я сентиментальный дурак.
Зашнуровав ботинки, я спускаюсь и съедаю миску хлопьев. Не самый здоровый завтрак (особенно учитывая то, что мой выбор пал на хлопья с сахаром), но ничего. Сегодня утром у меня нет времени на что-то другое.
Обычно перед отъездом я еще заглядываю в свою оранжерею, но сегодня я потратил время на другое и уже не успеваю туда заскочить.
Быстро сполоснув миску, я беру ключи и спешу к своему фургону. Я не успеваю съехать на дорогу, как в динамиках раздается телефонный звонок. На большом дисплее высвечивается «Лейт».
Мне не хочется разговаривать сейчас с братом, но до работы ехать сорок пять минут, так что можно немного и поболтать. Нажатием кнопки на руле я отвечаю на его звонок и приветствую его простым «Привет!».
Ты трезвый? спрашивает он и смеется.
Это его обычное приветствие.
Я закатываю глаза. Он в курсе, что я уже много лет не пью. У меня нет проблем с алкоголем, но после смерти Форреста я налегал на него слишком сильно. Он стал для меня наркотиком заглушал чувства и помогал уснуть.
Теперь я держусь от него подальше. После выпивки чувствуешь себя так паршиво, что оно того не стоит.
Я всегда трезвый.
А я всегда предпочитаю проверить, ты уж прости.
Зачем звонишь?
Могу и звоню.
Я уже еду на работу, так что если у тебя что-то важное выкладывай.
Он усмехается.
Немного терпения, Тайер. Неужели мне нельзя просто позвонить и узнать, как дела у старшего брата?
Извини, я сегодня опаздываю, и меня это напрягает.
Что меня напрягает, так это то, что я не могу выбросить Салем из головы.
Что-то мне не верится, что твои мысли об этом.
Со стоном я щиплю себя за переносицу. На светофоре загорается красный, и я останавливаюсь.
Салем вернулась.
Это все, что я могу сказать. После того, как она позвонила Лейту много лет назад и он пришел мне на помощь, я обязан ему это сообщить. В ответ этот гад смеется и никак не может остановиться.
О, ты в жопе.
Почему? выдыхаю я сквозь стиснутые зубы.
Не прикидывайся дурачком, братан. Все эти годы ты был зациклен на ней. Она все еще замужем?
Нет, со вздохом признаюсь я.
Нет? Тогда хорошо. Почему у тебя такой недовольный голос?
Вдруг я опять облажаюсь? помолчав, произношу я.
Спокуха, не облажаешься.
Я этого не хочу, но у меня такое чувство, что нам предстоит многое проработать.
На этот раз молчит он. Затем спрашивает:
Она того стоит?
Она стоит всего.
Тогда скажу так: не упусти свой шанс. Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо, кого я знаю.
Брат меня поддержал, и это меня удивляет, хотя и не должно бы. Он всегда меня прикрывал.
Спасибо. Мне пора.
Конечно. Скоро увидимся.
Он заканчивает разговор, и весь остаток дороги я размышляю о том, смогу ли у меня исправить свои ошибки и наконец-то получить эту девушку.
Глава одиннадцатая
Салем
Я скучаю по тебе, говорю я милому личику на экране телефона, закрывая мамин магазин. Он не работал несколько месяцев, с тех пор, как мама сильно ослабела, но в нем до сих пор остаются вещи, которые нужно перевезти и убрать, прежде чем мы решим, что с ним делать. Разумнее всего его продать: Джорджия работает медсестрой и не собирается содержать антикварную лавочку, а я ну, я не знаю, чем буду заниматься. Глупо, но меня коробит от идеи избавиться от него. Этот магазинчик первое, что наша мама сделала для себя.
Я тоже скучаю по тебе, мамочка, улыбается Сэда. Папа сказал, что у нас на ужин пицца!
Ммм, звучит аппетитно. Я отпираю машину и ставлю на заднее сиденье коробку со старыми свечами.
Сомневаюсь, что сохранился хоть какой-то аромат, но мне не хочется оставлять их в магазине. Глупо, я знаю. Я перестала изготавливать свечи, когда уехала из города, а при виде коробки у меня защемило в груди.
Я не готова возвращаться домой, поэтому перехожу на другую сторону улицы. Джорджия заехала за мамой и отвезла ее ужинать к себе домой. Меня тоже пригласили, но я отказалась, чтобы зайти в магазин. Спешить мне некуда, и я решаю, что прогулка по центру нашего городка пойдет мне на пользу.
А что у тебя на ужин?
Пока не знаю.
Я бы хотела, чтобы ты поела с нами пиццу.
Знаю, детка.
Когда мне можно будет навестить бабушку?
Я поджимаю губы.
Не знаю.
Может быть, я придумаю, как привезти маму к Сэде. Я не могу допустить, чтобы она приехала сюда и Тайер увидел ее прежде, чем я успела его предупредить.
Хотя у Сэды светлые волосы, и вряд ли кто-то заподозрит, что Калеб не ее отец. По крайней мере, если смотреть на нее издалека. Но я-то знаю. Я подмечаю в ней черты Тайера каждый день. Изгиб губ, форма щек, выражение лица, которое появляется, когда она о чем-то думает.
Но чаще всего я вижу Тайера в ее глазах. Таких же карих, теплых и умных, как у него.
Папа сказал, что пиццу привезли! Она вскакивает и бежит с телефоном в руке. Я люблю тебя, мамочка!
Я тоже тебя люблю. Она кладет трубку, экран темнеет.
Я иду по улице, рассматривая старые и новые магазины. Что-то заставляет меня войти в один из них, я открываю дверь и вдыхаю аромат лаванды и эвкалипта.
Подождите, я сейчас подойду! раздается радостный голос.
Я беру кусок домашнего мыла и нюхаю его.
Шорох ткани заставляет меня поднять глаза. Высокая женщина лет тридцати-сорока огибает стол и подходит ко мне. На ее голове шапка темных кудряшек, а одета она в расклешенные джинсы и простую белую футболку. Ее запястья украшают браслеты и звенят, когда она двигается.
Здравствуйте, она оглядывает меня с ног до головы. Я вас здесь раньше не видела.
Люблю маленькие городки: если люди тебя не узнают, они сразу тебе об этом сообщают.
Я жила здесь подростком. А сейчас вернулась присматривать за мамой. Она владеет антикварным магазинчиком «Бурное прошлое».
О. Ее улыбка слегка тускнеет. Элисон такая милая. Жаль, что у нее рак.
Да. Я опускаю голову и беру стеклянную банку с солью для ванн с лавандой. У вас прелестный магазинчик.
О, спасибо! Встрепенувшись, она снова радостно сияет. Это была моя мечта иметь собственный магазин.
Что бы вы посоветовали купить? Я указываю на витрину со всевозможными средствами для ванны.
Если любите пенные ванны, то вот это и это. Она берет в руки два предмета и протягивает их мне. Один из них соль, но с ароматом апельсина. Другой какой-то непонятный брусок. Это шампунь. Она указывает на кусок мыла странной формы. Знаю, выглядит странно, но с вашими волосами оно сотворит чудеса.