В карты с ними по вечерам играет. И всё выигрывает и выигрывает подмигнул Море Шкварня.
Одного я не понял зачем государыня личного лекаря к ссыльному отправила? спросил Мора. Помер бы и хрен с ним?
Ах, Мора лукаво улыбнулась прекрасная трактирщица. А любовь? Дюк, конечно, старый дед и характер у него говно на палке, но прежде-то он был красавец. У двух цариц в полюбовниках, говорят, состоял. Правда, давно я тогда ещё и не родилась. Годков мне шестнадцать, а он пятнадцать лет у нас сидит и год, говорят, ещё в Сибири пробыл.
Мора понял, что вот-вот уснёт, поблагодарил хозяев и отправился спать. Ворочаясь на жёстких досках, пожалел было, что отверг непотребную девку, но тут же припомнил, как долго лечился в Кёнигсберге от французского насморка, в нищете и стыде, выброшенный позорным недугом на обочину жизни. Если тело ваш лучший и порой единственный инструмент, можно ли рисковать его здоровьем? Инструмент должен быть исправен.
Мора задумался о своей судьбе судьбе красавца-афериста, волею случая превращённого в посмешище. Как примет его муттер Матрёна нищего, искалеченного, неспособного более очаровывать и пленять? Удастся ли восстановить своё положение? Сможет ли он, Мора, заниматься тем, что умел когда-то лучше всего? Мора не знал, что больше его пугает в грядущем возвращении унизительная жалость, пренебрежение или насмешки. Ему не хотелось идти к Матрёне таким, как сейчас слабым, нищим, уродливым и беспомощным. Вот если бы где-то отлежаться, отдышаться, набраться сил, например на службе у этого вот ссыльного немецкого князя. Но целование княжеской ручки представлялось теперь затеей завирательной и вовсе безнадёжной. Конечно, попытка не пытка
Мора подумал, что неплохо бы заказать себе у аптекаря гуттаперчевый нос, вроде виденного как-то на одном сифилитике, только непременно большой, с горбинкой Этот грядущий гуттаперчевый нос так согрел Море душу, что недавний арестант перестал ворочаться и сдался подступающему сну.
Наутро едва солнце, как говорится, позолотило края туч Мора простился с гостеприимными хозяевами и отправился на поиски счастья. Опираясь на трость, шёл он по улице вдоль реки и ступал так легко и по-кошачьи плавно, что девки с вёдрами, обгоняя, норовили оглянуться и зыркнуть ему в лицо и аж отпрыгивали в брызгах своих вёдер, завидев повязку.
«Нужен, нужен нос!» решил Мора.
Возле дома немецкого князя дежурили два солдата. То был обычный купеческий дом, большой, конечно, но не замок и не дворец белый, но словно бы насупленный, в сумрачной тени, высокие окна глядели на Волгу, и в саду облетала листва. Мора подошёл к солдату и спросил, дома ли хозяин, прекрасно понимая, что, если хозяин и дома, никто его, Мору, не примет.
Их светлости нет дома, гуляют, отвечал солдат и собрался было добавить ещё что-то, обидное, но тут дверь распахнулась, и на пороге возник изящный поручик.
С книгой в руке, с обескураженным лицом человека, только что вынырнувшего из воды, поручик зевнул, прикрывая книгой розовый рот, и уставился на Мору.
Ты тот антик, что Ронсара на плотине читал?
Тот самый, господин капитан-поручик, смиренно отвечал Мора, потрясённый определением себя как антика и Вийона как Ронсара.
А что есть Prince clement?
Милосердный герцог.
Наш-то? Ага, сейчас! Так ты цыган? спросил поручик, прикидывая про себя что-то.
Потомственный цыган Мора Михай, склонился услужливо Мора, гадания, привороты, порча, сглаз
Увод коня продолжил поручик. А можешь ты, цыган, девицу приворожить?
Я же цыган, ответствовал Мора, приворожу к вам кого угодно. Только доложите обо мне хозяину.
Я тебе что лакей? поручик смешно сморщил нос. Да и нет его дома. А что нужно для приворота?
Мора собрался было ответить, что для приворота нужен непременно хрен моржовый, но тут ворота раскрылись и явилась процессия, одновременно величественная и забавная.
Первым на вороном коне на Люцифере-втором влетел старый князь, важный, как наследный принц. Следом на своих двоих вбежал красный солдат с ведром и с удочками а коня ему не досталось. Из ведра свисали рыбьи хвосты.
С добрым утром, поручик, по-русски поздоровался князь и тут увидал Мору, гнилым зубом торчащего возле крыльца, вгляделся, близоруко прищурясь, и узнал: О, попрошайка любитель поэзии! Что за нелёгкая тебя принесла?
Итак, князь по-русски всё-таки говорил, но получалось у него из рук вон плохо. Мора еле разобрался в этом ворохе гортанно-рычащих и шипящих.
Я осмелился выразить благодарность вашей светлости за участие в моей
Молчи! зашипел, как змея, «ваша светлость».
Старик спешился вполне грациозно для своего возраста и злобно сверкнул глазами на бедного Мору. Передал коня подоспевшему слуге и продолжил уже по-немецки:
Ты губишь мою репутацию!
«Злодея?» подумал Мора, но благоразумно промолчал.
Идиотский спектакль! Старый гриб, попрошайка и вертухаи! Ступай за мной! Пропустите его, велел князь солдатам и вошёл в дом.
Мора поспешил за ним, поручик тоже.
Старый князь пронёсся по коридорам, и вихрем летел за ним плащ с лисьим подбоем Мора ещё подумал, как роскошно должен смотреться такой плащ на фоне удочек и банки с червями.
В комнате просторной, с окнами на реку, с кривоногой мебелью и причудливым пюпитром для письма князь остановился, сбросил на кресла свой дивный плащ и повернулся к Море.
Ну и?
Поручик тоже вошёл, хлопнул на столик книгу, уселся в кресло и внимательно слушал такова уж была его работа.
Позвольте облобызать вашу руку, начал Мора.
Не дам. Мне лишаёв твоих не хватало, добродушно отвечал князь. Дальше?
Ваша светлость, разрешите отплатить вам за вашу доброту, медово, но без особой надежды продолжил Мора. Уверен, я смогу быть вам полезным.
Мора быстро глянул благодетелю в глаза и увидел страх? Стремительный огненный отблеск горечи ли, смерти в чёрном зеркале. Тень пробежала по лицу князя, он словно припомнил что-то и произнёс, обращаясь даже не к Море, а к кому-то в своей голове:
У русских есть поговорка на грабли не стоит наступать дважды. И ещё люди не прощают сделанного им добра. Так, кажется. Мне не нужна твоя благодарность. Ступай вон.
Ещё раз спасибо вам, Prince clement, Мора поклонился как можно изысканнее. Прощайте.
И пошёл было прочь.
Кланяешься как лакей, проворчал князь. Постой!
Мора встал на пороге, повернулся.
Князь спросил сердито:
Откуда ты знаешь Вийона?
Прослушал два курса в кёнигсбергской Альбертине, признался Мора, и голос его зазвучал насмешливо и совсем уж непочтительно.
В чёрных глазах князя заплясало адское пламя.
Врёшь! Какая фреска была на потолке в библиотеке?
Тю! Баба в шлеме, на коне и с голым задом. Уж прошу прощения, ваша светлость
Минерва, болван, старик вгляделся в Мору и недоумённо: Но ты же цыган?
Мать моя была цыганка, ваша светлость, а отец граф Делакруа. Он хоть и не признал меня, но образование моё исправно оплачивал.
Де Ла Кроа? усмехнулся князь. Не Виллимом ли звался твой отец?
Нет, ваша светлость, он был Гастон Делакруа. Может, и сейчас ещё живёт в Кёнигсберге.
Знаешь, юноша, фамилии де Ла Кроа не очень-то везёт в этой варварской стране, особенно после смерти. Один лежит в стеклянном гробе уже полсотни лет, голова другого плавает в кунсткамере в банке со спиртом Может, стоит тебе вернуться на родину, в Кёнигсберг, и не гневить бога?
И рад бы, но нельзя Мора понизил голос, чтобы поручик не услышал: Ведь в Кенигсберге я убил человека.
У князя стало такое лицо, что Мора всерьёз забоялся не хватит ли деда родимчик.
Да ты врёшь! Не может такого быть!
Дурное дело нехитрое, чуть смущённо отвечал Мора.
Или ты шпион? Хотя кому это надо? Кому мы нужны? сомнамбулически задумчиво проговорил князь. Все мои враги далеко, дальше даже, чем я, один в Пелыме, другой в Берёзове Третий в Соликамске.
Мора чутким ухом поймал паузу между вторым и третьим врагами, но не знал ещё, к чему она, просто запомнил.
Готов поспорить, ты толком и не знаешь, с кем говоришь? догадался князь, и Мора не без облегчения кивнул.
Грешен, не знаю. Дик, туп, неразвит.
Ничего, расскажут тебе, старик явно повеселел. Так ты хочешь остаться при мне?
Если есть место псаря или конюха. Ваша светлость видели, как я обращаюсь с собаками.
Надеюсь, у тебя и в самом деле нет лишая. Мой псарь, Франц Айсман, помер недавно. Повезло тебе, цыган. Ступай в дом через дорогу, к Готлибу, вон Булгаков тебя проводит.
Поручик взвился в своём кресле и выкрикнул на дурном немецком:
Ваша светлость, он колодник! Цыганва! Рваные ноздри! Такой псарь всех собак, всех лошадей у вас сведёт!
Люди всё отдавали мне сами, по-русски шепнул ему Мора. Зачем красть, если дают и так?
Старый князь расхохотался как демон.
Вот и следи, чтобы он никого не свёл. Тебе за то и платят. Проводи его к Готлибу.
Я вам не лакей! зарделся поручик.
Ты мой тюремщик, мой цербер, мой мучитель. А теперь отведи этого le criminel к Готлибу. А я постараюсь за это время от тебя не сбежать.
Мора вгляделся в профиль князя и понял наконец, какой формы гуттаперчевый нос будет заказывать.
Поручик и в самом деле проводил Мору до ворот. Далее показал изящной ручкой направление, куда идти, и опять завёл речь про привороты:
Так ты мне и не ответил, что нужно, чтобы приворожить девицу?
Платок или чулок искомой особы, ещё лучше волосы или кровь, отвечал Мора.
Вечером приду, погляжу, как ты устроился, многозначительно пообещал поручик.
Может, изволите выдать мне малую толику в счёт будущего жалованья? со сдержанной наглостью спросил Мора и услышал в ответ:
Вот вечером и получишь.
Псарь Готлиб встретил Мору почти так же, как трактирщик Шкварня сперва перекосился при виде завязанного носа, но тут в роли серебряного ефимка выступила немецкая речь. Сам Готлиб родом был из Кёнигсберга, но уехал ещё прежде Моры. Общих знакомых у них не нашлось, но и подёрнутые паутиной и пылью городские сплетни Готлиб слушал как новости.
Вскоре Мора узнал, что сегодня вместо псарни им предстоит кладбище псарей ангажировали нести гроб усопшего Айсмана. Немецкая Морина речь ввела Готлиба в заблуждение, он отчего-то решил, что Мора такой же лютеранин, как и прочие слуги старого князя. Мора же в бога вообще не верил.
Гроб несли шестеро два псаря, два егеря и два конюха. Мора побоялся сперва за свою спину, но в гордыне промолчал и потом не пожалел об этом спине ничего не сделалось, зато на лютеранском кладбище попались на глаза весьма примечательные персоны.
Первой персоной была супруга пастора, красавица с кожей ещё более тёмной, чем у самого Моры. Начистоту пасторша была черна как головёшка, но прелестью могла поспорить с Минервой на приснопамятном кёнигсбергском плафоне. Возле пасторши вился давешний поручик Булгаков, посылал красотке томные взгляды и трижды умудрился припасть к чёрной ручке и плевать, что похороны, горе, колокол звонит и всюду грязная земля.
Мора мгновенно догадался, кто же должен пасть жертвой его цыганского приворота.
Чуть позже Мора увидал и псарню и понял, насколько хуже жилось ему в бараке по сравнению с княжескими собаками. Впрочем, вечером явился поручик и, действительно, выдал Море кое-что в счёт жалования, частично восстановив справедливость. Идея приворота не оставляла Булгакова юный повеса принёс платок с вышитой латинской «С». Готлиб, по-русски понимавший так себе, посмотрел на обоих как на идиотов. Мора платок забрал, пообещал скорый результат только плати, но делать, конечно же, никакого приворота не стал.
Наутро Мора отпросился у Готлиба якобы за вещами, но на самом деле хотел при содействии трактирщика Шкварни передать весточку в Москву, Матрёне, и кое-что из своего жалованья для вспоможения арестантам.
Солнце ещё толком не взошло, брезжило за садом. Мора вышел на улицу, под мелкий дождик. Морось носилась в воздухе, трость вязла в грязи.
Перед домом князя стоял с потерянным видом юноша в немецкой одежде, тянул тощую шею, косился на солдат и ни на что не решался. Мора вспомнил себя не так давно, приблизился и спросил по-немецки, по внезапному вдохновению:
Потерялся, любезный?
Я ищу дом господина фон Биринга, отвечал юноша.
Лицо его, мелкое и круглое, как перепелиное яичко, было уже всё в каплях дождя.
Тут целый выводок этих фон Бирингов, но тебе, наверное, нужен старый князь?
О да!
Поздравляю. Видишь солдат на крыльце? Они не пустят тебя. Ещё и проверят, что у тебя в котомке, нет ли тайного письма от заговорщиков.
Юноша поблёк лицом и едва не сел в грязь. Потом зайцем припустил по улице.
Мора догнал его и крепко взял под руку.
Отвечай, пока цел! Что ты хотел? Передать письмо? Или на словах что?
Ты лихой человек? проблеял юноша.
Заори он сейчас «караул» и Мора отпустил бы его, но бедняга совсем пал духом и даже трясся.
Было, да сплыло. Сейчас я слуга в этом доме, не шпион, не цербер Мора волей-неволей влёк жертву туда, куда направлялся и сам к трактиру Шкварни. Или ты хотел просить о чём-то князя?
Мне говорили, что князь ваш живет свободно, ходит куда захочет
Он и ходит. С поручиком.
Что в гости ездит и охотится
Тоже с поручиком. Или с гвардейцем.
Но мне говорили Выходит, меня обманули Юноша в отчаянии закатил глаза, и Мора покрепче придержал его не дай бог повалится в обморок. Но граф так просил меня, а когда он просит, отказать невозможно
Где живёт твой граф, в столице? взвился Мора.
Слово «граф» подействовало на него опьяняюще.
В Соликамске
«Третий в Соликамске» и пауза, глубокая, как могила, перед словом «третий».
Мора как на крыльях внёс жертву в заведение Шкварни, не разжимая когтей, потребовал освободить для них укромный угол, вдвинул, как вещь, в этот угол своего спутника, уселся рядом и выпалил:
Рассказывай. Иначе живым не уйдёшь. Кто ты, что тебе нужно от князя?
Я Юлиус Шмит, признался юноша.
Прекрасно! Просто блестяще! И что Юле Шмиту нужно от его бывшей светлости? Милостей? Или места?
Ничего Наш граф, когда узнал, куда я еду, просил передать одну записку. Он даже позволил прочитать, чтобы я знал, что это не заговор.
И ты читал?
Обязательно! Я всё равно был против, но вы не знаете нашего графа! Если он просит, ну, никак невозможно отказать
У тебя, значит, граф, а у меня князь, недурной бестиарий И что же в записке?
Толком не помню, что-то о прощении. О том, что каждый наказан по-своему, и вроде как про мир на краю могилы.
Отдавай записку, и можешь быть свободен. Я сам передам её, я кое-что должен князю, вот и сочтёмся. И расскажи, что у тебя там за граф имя-то было у него?
Он не граф более, все мы просто зовём его так.
Так и князь наш не князь.
Граф Лёвольд, тоже ссыльный, но ему сидится похуже, чем вашему. Ему и вовсе нельзя гулять, только в церковь и обратно, под надзором поручика. Моя сестра замужем за тем поручиком. Если бы не она, меня и граф бы не уговорил.
Амур у ней с графом? попробовал угадать Мора.
Что вы, граф старый! Юля Шмит впервые улыбнулся. Он милейший человек, очень вежливый и любезный, но Полинька ему во внучки годится. У него и борода седая
И плешь, наверное, предположил Мора.
Нет, плеши нет, улыбаясь, отвечал горе-посланник. У графа длинные чёрные волосы. И дивные глаза.
У нашего князя тоже дивные глаза. Разок посмотрит и можно уносить, усмехнулся Мора. Давай записку и беги. Куда бежишь-то?
На переправу. Я в Москву еду. А вы точно не шпион?
Много ты видал шпионов с рваными ноздрями? Давай, на переправу опоздаешь.
Юноша вытянул из котомки потрёпанное письмо, тщательно запечатанное. Мора взглянул на печать и верно, графский герб и убрал письмо за пазуху.
Беги, несчастный