Однажды ей поручили подготовить с детьми «воспитательный концерт», как выразилась завуч Марианна Владимировна. «Нужно поругать детей за то, что они изводят бедных родителей своими капризами и ноют по пустякам. Пусть и в праздничной форме.» Но Лилит хорошо знала, по каким «пустякам» ноют ее ученики и какие «бедные» у них родители. Одна девочка как-то сказала: «Почему тебя принимают, только когда ты хорошая. Можно же иногда быть злой или грустной?»
Потому «воспитательным» концерт делать Лилит отказалась, пусть и покивала с милой улыбкой Марианне Владимировне. Она собрала классы, у которых вела рисование и устроила «вечер объятий души». Так она его назвала. «Глупо, но то, что в голову пришло значит, так оно и должно быть! Сказала себе Лилит». Они сидели в классе со стенами, пёстрыми от работ, пятен краски, мольбертов и разноцветных баночек и говорили. Каждый передавал соседу горящую свечу, рассказывая, что его тревожит. Лилит узнала много интересного: кого-то били, кто-то не хотел возвращаться домой, потому что его снова могли начать «просить быть другим», кто-то боялся грохота бутылок и криков неизвестных людей, которые почему-то оказывались у них дома. А кто-то говорил: «Я бы так хотела, чтобы меня со школы встречала и мама не только бабушка». Плакали многие, почти все: даже самые замкнутые мальчишки, которые рисовали лишь мелкие детали, робко орудуя кистью. И Лилит сказала:
Я бы очень хотела быть в такие минуты рядом и обнимать каждого из вас. Но, к сожалению или счастью, у каждого из нас своя семья, свои родители, своя отдельная жизнь. И справляться с трудностями мы должны сами. Так вы становитесь старше, сильнее Родители должны помогать вам в этом, но, понимаете иногда они сами очень слабы внутри. А как может тот, кто сам встать, простите за повтор, не может, другого поднять? Вот именно, никак. Потому сейчас им должны помочь мы. Но сразу скажу: не надейтесь, что они хоп! и изменятся, будто им ведро другой краски на голову вылили. Это, может, и хорошо Тут Лилит осеклась, услышав тихие одобрительные смешки, кхм, в общем. Давайте им вместе прочитаем стихотворение? Нашла я тут недавно, оно несложное, учить немного, вы у меня точно справитесь. Называется, кстати, интересно: «Маме, которая ждёт малыша».
Зачем ты нахмурилась и вся сжалась?
Зачем смотришь вдаль совсем без тепла?
Я приду, и хочу чтобы ты улыбалась.
Чтобы смеялась и пела. Ты же меня ждала.
Ты, может, боишься, что буду несчастлив,
Что вдруг заболею и буду грустить?
Не бойся. Мой папа любые ненастья
Рукой отведёт. Нам его ли просить?
Деревья сомкнулись, чтоб ты не промокла,
А чтоб не боялась,
Космос зажёг звезду.
Слышишь? Как нежно вибрируют стёкла
Это я к тебе по тучкам иду.
Красиво!
Оно такое доброе.
Интересное, доносилось со всех сторон. И все эти возгласы были сказаны с улыбкой, за которой скрывался печальный взгляд.
Но это совсем не про мою маму, озвучил общую мысль Виктор, обычно весёлый мальчик с взъерошенными чёрными волосами и носом, испачканным краской. Ребята вокруг согласно закивали, а кто-то ещё сильнее притих и замолчал.
Лилит закусила губу и незаметно нахмурилась, отчего стала ещё больше похожа на разноцветного воронёнка. Да, нельзя забывать, что перед тобой дети. Они ещё не могут строить настолько косвенные и тонкие логические связи Немного помолчав, Лилит сказала:
Может, сейчас вам кажется, что это стихотворение не про вашу маму но оно может быть про вас. Про тех вас, которые выросли и тоже ждут своих детей. Только в ваших силах все сделать по-другому: так, чтобы ваши дети приходили домой не в крики, а в песни, мультики и разговоры о том, куда пойти на выходные. Или о чем-то ещё, что важно
Лилит посмотрела на ребят, давая им обдумать услышанное. Виктор и Марк, мальчик, чьи родитель ни разу не были на родительском собрании, улыбались, опустив глаза. Остальные смотрели кто на Лилит, кто на разноцветные пятна на стенах, мольберты и листы разнофактурной бумаги, кто друг на друга. Кажется, ни на одном уроке дети не выглядели настолько сосредоточенными и задумчивыми. Лилит продолжила:
Так вот. Не унываем. И помним, что не наши родители определяют нашу жизнь, нашу семью и то, в кого мы вырастем. Родители нам только что-то дают: еду, дом, люлей кхм. Да. Но не могут же они дать нам мужей, жен и характер?
Это даже потрогать нельзя, подхватил кто-то из ребят. Ну жену наверно можно но когда она будет.
Вот-вот! Потому и дать нельзя. Только построить самим. А это стихотворение читайте его себе. Себе будущим, взрослым. Чтобы не взрослеть в душнил кхм, в тех, кому больно. Понимаете ваши мамы и папы думают, что так показывают любовь. Через то, что ругаются, вечно просят не мешать и подождать, бьют, ещё что это их язык такой. Просто представьте, что они иностранцы. А этот стих это как будто вы их учите, как на вашем языке говорить.
Что же это они, двоечники, получаются? спросил Саша.
Верно, улыбнулась Лилит, двоечники. Ну мы-то с вами знаем, что двоечников далеко не знания классными людьми делают, Лилит чуть не ударила себя по губам. Но потом вспомнила, что она, вообще-то, учитель Творчества. А это вовсе никакой не учитель. Вот как творчеству можно научить? В нем можно только сопровождать. Значит, и душнить нечего. Так вот. Учим стихотворение. Только Марианне Владимировне, если спросит, тсс! Это тайна.
Концерт прошёл на ура. Пусть и с ноткой неожиданности для многих, для Марианны Владимировны и коллег Лилит уж точно. Родители, пусть и снова пришли не все, улыбались и плакали. Даже папы. Дети потом обступили Лилит в коморке за раздевалкой и долго разговаривали, держа в руках шапки и ботинки. Фразу «Представляешь, Лилия Вольдемаровна, мама улыбнулась!» или «Я так люблю, когда папа со мной говорит он впервые это сделал!» Лилит услышала раз 200. Как и сообщений с благодарностями за прекрасный вечер в родительском чате получила множество. Даже презрительный взгляд Марианны Владимировны из-под строгих толстых чёрных очков, сопровожденный словами «Чтож, ваши выходки, Лилия Вольдемаровна, снова сошли вам с рук Снова вы берёте харизмой, а не трудом!» не испортил радости. Лилит просто улыбнулась и пошла искать Тензи, которая уже в слезах бежала обниматься.
В актовом зале недавно проходил «какой-то кусок линейки» в честь первого сентября, как рассказывала Лилит. Стулья здесь стояли рядами, образуя деревянное море покосившихся спинок. В окна заглядывал ещё не успевший посинеть вечер. Наглухо задернутый желтоватый занавес Лилит приказала Тензи «отштопорить», но в итоге они просто под ним пробегали, ныряя в объятья старой тяжёлой ткани и пыли.
Кошмар, Лилит упала на ковер возле рояля, чтобы отдышаться. С этой работой можно самой в стул превратиться. Я на своих мадамов смотрю сидят, скрючившись, что-то все листают, печатают, шепчут А жить когда будут?
Смотри! Тензи подскочила к окну и отодвинула тяжелые складки занавесок, Там листик уже с уголка красный Это что, осень?
Лилит в два прыжка оказалась у окна и вперилась взглядом в маленький кленовый лист, едва держащийся на ветке. Реально Блин, ещё только август кончился! Что, уже ноябрь включили?
Да уж скоро наше место, глядишь, инеем покроется, потом там сугробы будут
Ага. Мир поседеет, мы поседеем
У тебя волосы цветные, незаметно будет.
А ты думаешь я их крашу, чтобы радостнее казаться? У меня там уже вся башка седая, вот и скрываю голубым, фиолетовым
Тензи хихикнула. Они вспомнили о месте, куда приходили летом почти каждый день. Брали пледы, два термоса чая, фрукты, бутерброды словом, все, что могли найти дома. Кроме телефонов. Их они оставляли, за что потом Тензи попадало от папы, который весь день не мог дозвониться до дочери. Было так приятно лежать, подставив лицо небу. Казалось, будто это не облака плывут, а Лилит с Тензи балансируют на потоках ветра. Только трава и холод земли, просачивающийся сквозь плед, выдавали земное присутствие.
Тензи скучала по лету. В зелени деревьев на проселочной дороге, с видом на шумящий далёкий лес и под шёпот поля в их любимом месте было легче верить в себя. Легче чувствовать, что идёшь верным путём и работа в магазине лишь новый шаг к тому, чтобы творить. И чтобы однажды смочь уехать к папе. Осень словно оголяла не только деревья, но и страхи, которые прятались за пушистой кроновой энтузиазма. С ними предстояло справиться.
Я так скучаю по папе, выдала Тензи. Понимаю, что часто тебе это говорю и прости, что ною Но иногда ненавижу себя за то, что творю. И за то, что ему вру. Но ещё больше себе не прощу, если он расстроится
Эй, Лилит заключила подругу в крепкие объятья, и за локоны Тензи зацепилась пара пайеток с вышивки на плечах ее кожанки, ты все делаешь правильно. Как чувствуешь. Папа конечно всегда прав но что его, от этого всегда слушать теперь?
Тензи улыбнулась.
Может, ты права Но мне все равно больно его расстраивать. Понимаешь, он столько всего для меня делает и на работу в большой город устроился, чтобы я ни в чем не нуждалась и спокойно училась, могла не работать а мне ещё что-то надо. Творчество. Оно всю мою жизнь переворачивает.
Если чувствуешь, что не можешь ему все рассказать хоть стреляй! не говори. Ну нужно тебе потанцевать по граблям, что делать. Без этого ты не дойдёшь до чего-то важного.
Танцевать по граблям, оказывается, так страшно
Только если танцуешь не с подружкой! сказала Лилит и легонько покружила Тензи в объятиях.
Они ещё долго вальсировали, смотря, как сумерки опускаются на панельки Домишка. Небо заволакивало серо-лиловыми разводами вечера с каплями звёзд. Вся эта красота проглядывала сквозь ветки и красный лист. Затем Лилит резко вспомнила о куче тетрадей на ее столе, и они с Тензи метнулись в опустевший класс. Там они провели остаток вечера, изредка смеясь, переговариваясь и отвлекаясь на то, чтобы восхититься розовым облаком, пушистым котом, принарядившимся к холодам, или найти в листьях очертания звезд. Они даже увидели, как листочек оторвался от ветки и полетел куда-то к полю. На их место.
Глава 3
Тензи сидела в школьном коридоре и болтала с маленькой девочкой. Она ждала Лилит, чтобы забежать в магазин, в котором работала посменно. Ее сменяли лилововолосая бабушка и задумчивая женщина в леопардовой кофточке. Он назывался «24 часа», а закрывался в 22:00. Они с Лилит должны были зайти за яблочным щербетом в банке и пойти к ней домой. Дом Лилит был гораздо роднее пустой квартиры, куда из-за работы всё никак не мог доехать папа.
У меня совсем не получается, вздыхала юная собеседница, этот новый учитель, Эдгар Львович, говорит: «ты так стихи читаешь, как будто у тебя слова скачут».
И правда, скачут, отвечала, улыбаясь, Тензи, как будто под дождём Потому и получается так чудесно. Если ты будешь читать ещё и ещё, то научишься так, как мечтаешь. А Эдгар Львович Представляешь, как ему, наверное, грустно и одиноко? Он такой угрюмый, всегда один, ещё и не любит танцевать. Мне кажется, он сам о чём-нибудь мечтает, но не верит, что обладает огромной силой.
А у него она правда есть?
Да. Как и у тебя. И вы оба обязательно всё сможете. Вы сейчас вместе, потому что помогаете друг другу исполнить мечты.
Вот он идёт, смотрите! Девочка вскочила и подбежала к учителю, Эдгар Львович, не переживайте, вы очень сильный и всё-всё сможете! Мы с вами помогаем друг другу
Едва Тензи взглянула на Эдгара, как для неё пропали все звуки, кроме гула собственного сердца. У нового учителя была тёмная борода и добрые, пусть и сощуренные, карие глаза. Он был точной копией Капитана из её сказки, только одет в чёрный пиджак, высокие сапоги и пальто с высоким воротом. Ну и с карими глазами, да. Даже за всеми тёмными одеждами невозможно было не разглядеть его силы и доброты. Так Тензи подумала.
Пока учитель стоял, как громом поражённый неожиданным всплеском искренности ученицы, к нему подошла Тензи:
Здравствуйте. Вы очень похожи на героя моей сказки. У вас такая же борода и глаза
Кхм, оч-чень хорошо, очнувшись, ответил Эдгар, решив, что это очередная его поклонница из старших классов. Он сменил много городов и мест работы, и в каждом случалось подобное. Он не мог себе простить того, что такие слова продолжали выбивать его из колеи.
А Тензи не хотелось уходить от своего Капитана, но она не знала, что ещё ему сказать. Он забыл, что он капитан, который собирает песни душ со всего мира и учит других открываться. Он прошёл столько штормов и бурь и спас от них столько людей, и всё это забыл
Пока она думала, Эдгар произнёс:
А теперь прошу меня простить, мне пора.
И оставил растерянную Тензи. Она так и смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом коридора.
Лилит сама не знала, зачем порой убегает на станцию. Да ещё и посреди рабочего дня, в обед. В этом месте станция как раз заканчивалась: Лилит приходилось взбираться сквозь ограждение. Отсюда было совсем недалеко до школы, к тому же, можно было незаметно улизнуть. Благо, просветы между ржавыми железными прутьями были большие. Немножко мешал снег и небольшой слой льда на бетоне об него скользили варежки но Лилит все равно вскарабкалась. Вот бы ученики, а особенно коллеги посмеялись бы, думала она. Лилия Вольдемаровна карабкается на станцию в неположенном месте! Как будто есть место, где на неё положено карабкаться вот и пусть не лезут с советами, где это делать, а где нет. Пусть сначала место специальное для этого построят, а потом советы раздают.
С этими мыслями Лилит зашагала вдоль станции, к скамейкам под покосившимся навесом. Далеко зайти было не страшно: все равно почти никто не ждал поезд, не сходил и не садился. Все жители Домишка словно не знали о мире за их маленьким городком. Словно для них этот мир отключили.
Лилит всегда улыбалась, заметив вдалеке плечистую фигуру. Андриан всегда оказывался здесь, стоило появиться на станции Лилит. Она куталась в ярко-розовый шарф и чёрную блестящую куртку.
Они равнялись друг с другом и останавливались. Только спустя время Лилит осознает, что они даже не смотрели друг на друга. Иначе она бы помнила, как на его носу забавно замерла снежинка, как несколько таких вплелись в ресницы и были похожи на звёзды на фоне его темно-карих глаз. Как он улыбался из-под низко нависшей синей шапки. Но нет. Ни одного этого воспоминания не было в голове Лилит. Зато она хорошо помнила его голос. Андриан начинал говорить обо всем и ни о чем, и было ощущение, что снег прекратился, и по станции затарабанил звонкий и одновременно усыпляющий дождь.
Ты наверное устала, спрашивал он.
Ещё только час дня, какой устала, отвечала Лилит.
Конечно. А ты с 8.30 со своими спиногрызами. У тебя душа проветриться хочет, а не все время в затхлом классе сидеть.
Ничего он не затхлый! Отвечала Лилит, борясь с желанием добавить «может, я просто хотела увидеть тебя?»
Затем они много говорили об искусстве, сестре и маме Лилит, отце Андриана. Кроме Тензи, Андриан был единственным жителем Домишка, кто мог поговорить о Ван Гоге и Поле Гогене, а самое главное кардинальных различиях их творчества. Тензи даже ей Лилит не доверяла чулан своей души, куда затолкала воспоминания о маме и Эрике. Когда она пыталась их вытащить, на неё падало чувство вины, словно пакеты с антресоли. За Это Лилит себя ругала. И вид на белое снежное поле, делившее горизонт с облачным небом их с Тензи место словно упрекал своей бескрайностью. Они с Тензи все делали вместе. И может, именно сейчас Тензи ищет подругу по школе, бегает в поисках поддержки или пишет в мессенджер, а Лилит даже не хочет доставать телефон. Вместо этого она выбирает пустые разговоры с Андрианом. Лилит мрачнела.