Шилин, по причине раннего прибытия в районный центр, ходил по нему, по знакомым улочкам, примечал: что нового в нём появилось; что где построилось или, наоборот, обветшало и порушилось. Встречал изредка знакомых, здоровался, делился впечатлениями, новостями из своей жизни, а также из жизни общих знакомых.
На горе возле универмага встретил бывшего односельчанина, Егория Кислицина, у которого лет тридцать пять назад был прицепщиков в посевную и копнителем на комбайне на уборке зерновых. Тогда это был парень на три года старше, окончивший СПТУ по специальности «тракторист-машинист широкого профиля», на деревне уважаемый кадр, да и сам по себе он был человеком дельным, не балованным. Завидным женихом. Но по старой традиции если армию не отслужил, ещё не мужчина, не мог жениться, да и девки скептически относились к таким женихам, как к недорослям. И поэтому два года до призыва он дергал рычаги трактора или крутил штурвал комбайна, то есть полевого корабля, как называла пресса.
Егорий, как его уважительно называли односельчане, не злоупотреблял алкоголем и к работе относился серьезно. За что его ценили в колхозе и абы кого ему в помощники не направляли. С ним работать было легко, да и трудодни были немалые. Кислицын почти всегда ходил в передовиках. Потом этого «капитана» призвали на три года в армию, и опять на сухопутную технику механиком-водителем танка.
Пока Егорий дослуживал, подошёл срок службы Шилина. За время службы первого и второго хлебороба, колхоз стал хиреть, народ разъезжаться, уехал и Егор. Павел тоже в деревню не вернулся. Оба осели в прилегающих в «перспективных» хозяйствах. Встречались, но очень редко. А встретившись, всегда были друг другу рады. Делились и радостными и горестными событиями, подбадривали друг друга, советовались. И Павел Павлович всегда высоко ценил мнения своего старшего товарища, коллеги. И теперь был рад поделиться своим новым житьём-бытьём на пенсии и тем, что привело его в райцентр.
Ты представляешь, рассказывал Павел Павлович, год с лишним мурыжили с пенсией. Федьку Борисова отпустили, а меня нет, и всё тут, ёлки-моталки. Как прокажённый. Так полтора года почти украли.
Егор кивал поседевшей головой, сочувствовал и приговаривал:
Этак-этак Бюрократическая машина это брат, тяжелее танка будет. Её гранатой не возьмёшь. Да и не всякий под неё пойдёт. Тут с умом надо.
Вот-вот Я и взялся за них. Такую им гранатку наладил.
Не знаю, Паша, поможет ли, но действовать как-то надо.
Вот-вот, ёлки-моталки, горячился Шилин. Нет на них никакого сладу, совсем распоясались. Что хотят, то и воротят. Но не на того напоролись. Я им покажу!
Егорий с пониманием отнёсся к его затее. Но и предупредил.
Будь осторожен. Не подгребла бы эта бюрократия тебя под свои гусеницы? Хитрющая эта вражина, ох хитра
Ничё, и мы не лыком шиты!
Время ещё было достаточно, и до приёма в райсобесе Павел Павлович успел немало с кем повидаться и где побывать. Едва ли не весь городок обежать. И с кем он делился своим отважным поступком, подбадривали:
Правильно! Пусть знают наших!.. Не перевелись на земле Русской ещё такие люди, что способны всяким там бюрократам по мозгам проехать. Правильно, Паша.
К назначенному часу, ещё за полчаса до окончания обеда, Шилин сидел в райсобесе на деревянном диване с откидными сидениями. Был он наполнен важностью и значимостью пребывания здесь и смотрел на сотрудников с уважением.
Это были в основном женщины, и Павел Павлович провожал их тёплыми взглядами, как коллег, сотоварищей по духу и делу. Он вообще любил хозяйственных женщин, а тут такие да ещё умницы.
Они выходили из кабинетов: кто по своим надобностям в туалет и он (мысленно) желал им облегченьица; кто-то со сковородками, с подносами, на которых стояла посуда, бывшая в употреблении и он желал им приятного аппетита.
В большом и прохладном коридоре стоял домашний дух, со знакомым приятным запахом, который содержал в себе ароматы жареной картошки, лучка, душистого хлеба и мягкие ароматы духов.
Домашний компот! смеялся он про себя. У него, когда дочери жили с ними, каждый день в квартире стоял такой запах.
Ему не тяжко было сидеть остаток обеденного перерыва в прохладном коридоре. Правда, немного подсасывало у самого в желудке, неплохо бы перекусить, и было волнительно. И волнение это он понимал отчего, поэтому с душой наполненной благородного порыва, ласково поглядывал на людей, перемещающихся по коридору.
Стали подходить посетители, и Павел Павлович на всякий случай сказался первым. Хотя и предполагал, что его вызовут без всякой очереди. С важными вопросами людей не задерживают в коридорах. А раз его вызвали, чуть ли не повесткой, а про себя он это письмо так и представлял, то ему тут засидеться не дадут. Но на всякий случай «застолбился». Скорее, подсознательно, поскольку у нас без очередей нигде не обходится.
Очередь, действительно, не понадобилась. Его первым выкликнула какая-то пигалица, девочка. Едва приоткрыв двустворчатую дверь, спросила тонким голоском, как чирикнула:
Шилин здесь?
Павел Павлович подскочил.
Я тут!
Зайдите.
Кабинет оказался большим, столы в нём были по всему периметру штук шесть, и в центре свободная площадка. Лобное место. На него и выкатился Павел Павлович, переминая в руке белую хлопчатобумажную кепочку, стянутую с головы.
Не зная к кому обратиться, девочка села сразу же за дверью, он растерянно обвёл глазами столы. Сидевшие за ними женщины были погружены в работу, шелестели бумажками и, казалось, не замечали посетителя.
Я, это, Шилин Вот, это, повестка Павел Павлович показал листочек, слегка приподняв его и поводя им из стороны в сторону.
Мы так и поняли, сказала женщина, сидевшая слева, и голос её примагнитил посетителя к месту. Отчего-то он показался уж больно строгим. Давайте документы.
Павел Павлович выдернул из внутреннего кармана пиджака паспорт и трудовую книжку, подал женщине. Лицо женщины было с тонкими чертами, стрижка «карэ», как у его старшей дочери. Пальчики длинные, ноколочки покрашенные малиновой краской. Привлекательная бабёнка, отметил он.
Так вот, гражданин Шилин, заговорила женщина, просматривая документы и сравнивая их данные с записями на листе в подшивке. Мы вас вызвали, чтобы сообщить вам, что с первого числа текущего месяца, решением комиссии при исполкоме районного совета, вам прекращена выплата пенсионного обеспечения.
К как это?..
Вот справка, ткнула пальцем, как указкой, в лист с печатями, выданная отделом кадров вашего предприятия, в которой указывается, что Шилин Павел Павлович был направлен на пенсию ошибочно.
Шилину показалось, что грудь его, до этого широкая и гордая, вдруг сузилась, и её как будто бы притянуло к лопаткам, дышать стало нечем. В голове зазвенели колокольчики, и невольно захотелось перекреститься.
О, Господи Иисусе!
Да вы что? Тттоваррищистка!.. То есть э-э, товарищ женщина. Я же не для этого вам пис-сал, елки-моталки. Вы, наверное, не поняли моё письмо?
Женщина улыбнулась, то ли на его заикание, то ли на бестолковость посетителя.
Да, у нас есть ваше письмо. Мы с ним ознакомились и обратились на ваше предприятие, и получили обстоятельный ответ. На основании которого, собес не можем продолжать вам выплату пенсии.
«Подгузник! Он крутил год! Он и тут достал! Ох, одиозная скотина!» пронеслось в голове Шилина.
А за то, что предприятие вас раньше срока направило на пенсию, ему будет произведён начёт, и все выплаты, что государство в результате этой ошибки вынуждено было вам начислять, предприятие будет погашать в установленном порядке.
«Вот ни себе хрена!.. Это ж Нет, я ж не об этом просил! Нет, они, чем тут занимаются?!.» Павел Павлович приходил в себя от растерянности.
Гражданочка, вы же ни хрена не поняли! Я об чём вам писал? Чтоб вы мне помогли разобраться, чтоб они над людями не издевались. А вы?..
Гражданочка была лет тридцати и, по мнению Павла Павловича, молода, и потому, наверное, не могла понять сути вопроса. И, ища как бы понимания со стороны, он стал оглядываться на женщин, на него смотрящих. Но взгляды их тоже были какими-то не такими, не сочувствующими, а скорее, наоборот, насмешливыми, ироничными, ему даже показались хитрыми, и от этих взглядов стало даже неудобно стоять на «лобном» месте.
«Да они, однако, все здесь спелись! догадался Павел Павлович. Татарков и здесь всех охмурил!»
Нет, бабоньки, так дело не пойдёт! елки-моталки.
Он затоптался, словно ему стало припекать пятки. И твердо заявил:
Я это так не оставлю!
Видите ли, муж-чина мы не занимаемся выяснением ваших отношений, ваших претензий к предприятию.
А на кой вы тогда тута? накинул на лысину кепочку и приобрёл как будто бы решительность.
А на той, чтобы подобные нарушения выявлять.
Ха! Выявили, ёлки-моталки. У меня, за мои почти пятьдесят семь лет, только общего стажа почти сорок пять. В войну ещё начал работать, пацаном. В цехе «муки» двадцать пять лет. И всё на шаровых мельницах. Чё, думаете, шутка что ли?
Да, но у вас нет этого в трудовой книжке, красотка приподняла от бумаг его трудовую книжку и стала перелистывать странички. У вас записано, что вы являлись в начале мельником-кочегаром. А потом машинистом помольного оборудования. А эти специальности не подпадают под вредности списка номер два. Вы не относитесь и к агломерации и обогащению3.
Павел Павлович никогда не слышал о подобных производствах (агломерация и обогащение), и отнёс замечание женщины на свой счёт, обидный. «Нагломерация и Обогащение!» закружилось в голове.
Был я, барышня, машинистом шаровых мельниц, и только. И нагломерацией и обогащением никогда не занимался. Честно работал и сейчас не наглею, своё требую.
Но мы же не можем верить вам на слово. Выясняйте, почему вам в трудовой книжке такую запись сделали? Вас что, не вызывают в отдел кадров для сверки записей в трудовых книжках?
Что вы! У нас же, секретное предприятие?.. Да ни в жизть! ёлки-моталки.
Хм, усмехнулась женщина, губки слегка подкрашенные дёрнулись в кривой усмешке. («Нет, она точно с Татарковым кадрит!») Если ваше предприятие относится к среднему машиностроению, это не значит, что отдел кадров под строгим запретом. Разъяснительную работу он обязан проводить. Поэтому обратитесь в него за разъяснениями.
У ково? У Подгузника! У этой одиозной личности?.. Да я Но, я узнаю!
Ну, вот и, пожалуйста.
Шилин почти выхватил из рук женщины документы и энергично запихнул их в карман пиджака. Волна возмущения его переполнила настолько, что будь перед ним сейчас мужик, он, наверное, заехал бы ему в лоб кулаком. Тут же от возмущения прорычал:
Такие красивые Вы как сюда попали?.. По блату! Через што?..
И выскочил из кабинета.
Заряжённый на действие, полный энтузиазма, Павел Павлович не шёл, а почти бежал по райцентру на автостанцию. И всё время, пока ожидал рейсовый автобус, и пока ехал домой, в Республику, не находил себе места.
«Ну, нет! Не-ет! Это вам не пройдёт! ёлки-моталки. Сейчас с Крючком обмозгуем это дело. Он парень Он парень с головой, он умеет. Он!..» Павел Павлович сотрясал кулаком. Содрал с головы кепку, обтёр ею лицо, лысину, и вновь надел на голову.
18
Приехав в республику Татаркова, Павел Павлович прямо с автобуса поспешил в управление комбината.
Посёлок, местным населением в шутку, был когда-то переименован в Республику. В его создании и становлении было некогда грозное полувоенное ведомство Министерство Среднего машиностроения. Следовательно, предприятие являлось градообразующим, и всё, что находилось на его территории, становилось собственностью ведомства и засекреченным документы, производства, деятельность всех и каждого. И даже, наверное, на известняковую пыль налагалось табу, если бы её частички можно было выловить из воздуха. Нет, аппараты пылеуловители имелись, но их улавливающая способность была не столь избирательной, нежели способность Особого Отдела в структуре Отдела Кадров предприятия.
И, находясь под крышей Средмаша, данный производственный объект оказывался неподконтрольным местным органам власти, Советам районного и областного значения, а то и Союза. И тут многое чего оставалось сокрыто мраком, то есть тайной. И порой некомпетентность одного сказывалась на другом, а то и на десятках людей. Как пример заполнение трудовых книжек инспекторами ОК (Отдела Кадров).
Подгузник был на месте. И, увидев Шилина у себя в кабинете, ехидно усмехнулся.
Шилин пока ехал в автобусе, пока шёл в Управление комбината кипел от негодования. Тут ухмылка Подгузина, как меткий выстрел, вдруг сбила с него спесь, и надломил упругий стержень, что нагрелся в нём, как дамасская сталь в горне. И что-то противное завибрировало под горлом. Вместо того чтобы, как хотелось, обрушить на начальника ОК громы и молнии, а может и въехать ему по одиозной физиономии, вдруг проговорил, едва не мямля:
Здрасте Андрей Андроныч, вы, это, как это?.. Вы ж меня, это, без ножа зарезали
Дурак ты, Шилин. Обнаглел, вот и одурел. А такими дураками, только в карьере бут долбить. Вот туда и отправляйся. Ты что же думаешь, тебе пенсию просто так дали?
Да она мне по вредности положена!
Кем это положена?.. И с положенными ты знаешь что делают? Нет у тебя вредности, понял? И не было.
А как же у Федьки Борисова?
У него была. А у тебя нет.
Шилин почувствовал, что к нему начало приходить самообладание, стал выравниваться голос.
Это вы тут чего-то наколбасили, заявил он, не то в трудовую книжку мне вписали. У вас, где очки были, еслив глаза не видят? Почему нас на сверку в кадры не вызывали?
Хм! Много чести будет. Ты забыл, к какому мы ведомству относимся? Подгузин многозначительно возвёл пальцем к потолку. Вот то-то.
То-то передразнил Шилин. Засекретились, а теперь за вас страдай.
От дурости ты страдаешь, своей дурости. Понял? Директор на свой риск тебя уважил, чем-то ты его достал. Отправил его на пенсию. А он? Захотел немножко поднажиться, да? за счёт предприятия? Обогатиться? Не вышло!
Справедливости я хотел добиться, а не обогатиться. Мне чужого не надо, но и моё верните.
Добился? Вернул? Вот и бегай. Тебе сейчас делать не хрен.
На Шилина вновь накатила волна возмущения.
И добьюсь! Восстановите меня на пенсии.
Давай, давай. Скорее крякнешь, чем добьёшься.
Да-а! Вот даже как? Ну Ну, Андрей Андроныч Ох хотел сказать: «»Ну, Подгузник, одиозная же ты личность!» но сдержался из последних сил, а что-либо ещё добавить, не нашёлся.
Резко развернулся и выбежал из кабинета.
На улице дважды набрасывал на голову кепочку, и дважды та отчего-то не угадывала на лысину, соскальзывала.
Я вам покажу нагломерацию и обогащение! Я вам Вы ещё пожалеете, что со мной связались
Шилин был твердо убеждён, что, как рабочий шаровых мельниц и как рабочий дробильно-сортировочного завода, он должен идти на пенсию по вредности. На подобных производствах, такие работники уходят на пенсию по второму списку. Но почему с ним такая не справедливость? никак не мог понять.
Путь его лежал к Геннадию Крючкову. На счастье, застал того дома.
19
Гена внимательно выслушал Шилина, и как человек сострадательный и понимающий, нашёл в действиях ОК предприятия беспечность и несправедливость: вначале человека отправить на пенсию, а потом отказать в ней?..
Злость пробирала Павла Павловича до самых мозгов костей, заставляла действовать, суетиться. И в то же время он испытывал позднее раскаяние ну, вот кто его дёрнул писать ходатайство? Какого рожна? Ха! Нашёл управу! на самого себя