Дикарь и лебедь - Филдс Элла 6 стр.


Синие глаза распахнулись и тут же прищурились, губы расползлись в улыбке. О звезды, какие у него были безупречные зубы, ослепительно-белые и в темноте  даже его длинные острые клыки.

 Сочту это за комплимент.  Его улыбка увяла.  Хотя что ты можешь в этом понимать?

Я набрала в руки земли и приготовилась метнуть ту ему в глаза, если понадобится, а затем скинуть его с себя, но тут меч Клыка упал рядом со мной, а сам он приподнялся. Лишь немного. Волосы ниспадали ему на лоб. Его мощные руки перекрывали мне путь к отходу.

Никогда прежде я не чувствовала себя миниатюрной. Подобное вообще меня раньше не тревожило.

До этой минуты.

До того мига, когда я ощутила силу, первобытную и кровожадную, которую излучало все его существо. У меня перехватило дыхание, стыдливо вспыхнуло лицо.

Я так ничего и не сказала, и он, вероятно, ощутив жар моих горящих щек, тихо спросил:

 Он поцеловал тебя?

Я не сразу вспомнила о существовании принца, и хотя ответом я Клыка не удостоила  это его не касалось, он прочел все по моим глазам и ощупал взглядом мое лицо.

 Куда?

 Слезай,  сглотнув, хрипло выдохнула я.

Еще одна возмутительная ухмылка.

 Ты ведь этого не хочешь. Говоришь так, только чтобы избежать позора.

Я заскрипела зубами от злости и все-таки призналась:

 Он поцеловал меня в щеку.

Клык без предупреждения припал ко мне и принялся водить кончиком носа вдоль моих щек, пока не учуял то, что искал,  хотя с тех пор я умылась уже не раз,  и с силой втянул воздух. А затем, когда я запустила руки ему в волосы  поразительно мягкие,  чтобы оттянуть его голову от себя, лизнул мою кожу.

 Ты  что?..

 Тихо,  сказал он  коротко, словно гавкнул,  и, снова припав ко мне, лизнул еще раз.

Меня пронзило судорогой удовольствия. Ощущение сродни щекотке перышком переместилось из груди в живот. Затем мягкие, словно розовые лепестки на солнце, губы воина нежно коснулись моей щеки, исследовали каждый ее дюйм, а из горла его вырвался тихий рокот, и я запустила руки глубже в шевелюру Клыка.

Еще. Я хотела еще.

Словно почуяв это, он мучительно неспешно приблизил свои губы к моим.

Наши взгляды встретились и на пару мгновений задержались друг на друге  кажется, сердце у меня в этот миг остановилось. Его глаза потемнели. Зрачки расширились, чернота почти слилась с океанской синевой. Меня пробрала дрожь, и тут его ресницы опустились  а вслед за ними и губы.

Та щекотка превратилась в жидкое пламя.

Губы воина мягко, несмело прижались к моим, ища удачный угол соприкосновения  и нашли его. Низкий стон прозвучал в унисон с моим вздохом, мой рот приоткрылся  достаточно, чтобы принять его губы. Я схватила Клыка за волосы.

 У меня это впервые,  хрипло признался он и косо посмотрел на меня, будто я вытянула из него эти слова и я же заставила его улечься на себя и поцеловать.

Этот взгляд, этот нервный прищур сообщили мне, что дозорный не лжет. И поцелуй его, пусть и лишивший меня воли, его робость и неспешность подтверждали то же самое.

Я оцепенела. И потеряла дар речи: этот безжалостный юный бог не был целован сотнями женщин или  о, звезды  даже мужчин. Да как такое возможно?

Клык закусил губу, наблюдая за мной. Затем попытался отстраниться  но я не выпустила его из своей крепкой хватки.

 У меня тоже,  наконец прошептала я.

Ноздри его раздулись, глаза вспыхнули, лицо озарила восторженная улыбка, какой я у него еще не видела. Улыбка, которая сообщала о безмерной радости  или даже облегчении.

 Слава треклятым звездам,  низким голосом произнес он и снова приник к моим губам.

От робости не осталось и следа. Он целовал меня так, будто выполнял самое важное задание на свете: его губы слились с моими  у меня зашлось сердце,  а затем его бархатный язык проскользнул мне в рот.

Когда твердый стержень в его паху вжался в мою мягкую плоть, я застонала  и мне было все равно, как это звучит. Он медленно провел ладонью вдоль изгибов моего тела и, подхватив бедро, закинул мою ногу себе за спину.

Низкий стон окутал мой язык, и я жадно проглотила его, как и последующее ругательство. Он вдавил член в мое тело прямо через одежду, наши языки сплелись, мы впились в губы друг друга.

Мой рот наполнил вкус меди  ну и что с того. Я пропала в темной манящей бездне, где не было ничего, кроме этой радуги чувственных ощущений. Его жар, его дыхание  обычно размеренное, оно стало прерывистым и согревало мои губы с каждым толчком его бедер.

Я открыла глаза  Клык тоже смотрел на меня. Когда он схватил зубами мою губу, мне показалось, что меня уносит стремительный поток ветра  хотя в тот миг я лежала на твердой земле. Вкус крови вернулся, и Клык резко отстранился, будто я схватила меч, что валялся рядом, и пронзила его.

Он пристально смотрел на меня  сердце мое колотилось как бешеное, я не контролировала свои мысли, не говоря уже о словах. Его губы в пятнах крови приоткрылись, грудь заходила ходуном  он уставился на меня так, словно у него на глазах я отрастила еще голову.

А затем, не говоря ни слова, подобрал свои забытые мечи и на неверных ногах зашагал к выходу из пещеры. К дереву, сквозь которое проходил его путь через ущелье.

 Постой,  кое-как выдохнула я, опершись на локти.  Клык.


Шаг его сбился, но он так ничего и не сказал, так ничего и не сделал  просто растворился в ночи.

* * *

Когда он ушел, повисла оглушительная тишина  она отняла у меня тот драгоценный воздух, который все еще оставался в легких.

Пошатываясь, я поднялась с земли, стряхнула пыль с волос и приказала влаге, подступившей к глазам, высохнуть.

Я поцеловала его. Он поцеловал меня.

Это было не просто запрещено. Без доказательства, что отношения начались еще до второй войны, связь с багровыми теперь считалась государственной изменой.

Но меня пугало не это. Нет, больше всего пугало поселившееся внутри чувство опустошения, словно он отнял у меня то, чего я не могла описать, не могла осознать  и сомневалась, стоит ли даже пытаться.

То, чего я, возможно, уже не смогу вернуть.

Возле устья пещеры я опустилась на четвереньки и выползла наружу, но, заметив что-то в траве, остановилась. Подойдя поближе, я пнула туфелькой матерчатый мешочек.

Из него высыпались перченые орешки  мне даже принюхиваться к ним не пришлось: чужеродный запах и так висел в воздухе. В наших землях такого не ели.

Потому что такое ели там.

Мир съежился и искривился, мысли, что затуманились по вине Клыка, мгновенно прояснились.

О, звезды. Он ведь

Оглянувшись на вход в пещеру, я глубоко вдохнула и пошла по следу чужих запахов, тех знаков, что упустила ранее, ибо была целиком поглощена попытками опомниться и взять себя в руки, которые позже пришлось повторить  уже по вине Клыка.

Из лесной чащи донесся вой, и я побежала со всех ног, зная, что не успею, зная, что до источника воя еще много миль и что мой единственный шанс успеть  это перекинуться.

Что я и сделала  сердце взбрыкнуло и на секунду замерло у меня в груди.

Кровь взревела и загудела, зрение помутилось, чувства резко обострились  раньше, перекинувшись обратно, я часами страдала от рвоты. Неуклюжая из-за паники и с непривычки, я чуть не влетела головой в дерево, но все же успела расправить крылья и, обогнув его, устремиться ввысь.

Я поднималась все выше и выше, и за считаные минуты кроны деревьев остались далеко позади. Слева от меня над замком взошла луна, но я летела на юг, вдоль лесной чащи и зеленой поросли, что окаймляла ущелье.

Краем глаза я заметила, что от городка за воротами замка исходит мягкое оранжевое свечение; в деревушках, расположенных между городскими стенами и лесами, что проплывали подо мной, было сонно и темно. Картина менялась по мере приближения к Эррину, человечьему королевству на материке, расстояние до которого, казалось, никак не хотело сокращаться. В свете звезд поселки, фермы, крошечные города и старая шахта казались пустыми оболочками, обителью тьмы, над которой уже никогда не взойдет солнце.

Быстрее. Нужно было лететь быстрее.

В юности я поднималась в небо бесчисленное множество раз, пока училась делать это незаметно, управлять своим даром, который родители скорее считали проклятием,  но никогда не летала так быстро. Ледяной, пробиравший до самого пуха ветер бросался на меня, пытался развернуть обратно  на север, домой. Но мне нужно было на юг.

Не в силах совладать с собой, я посмотрела вправо, на ущелье за лесами  туда, где острые скалы и деревья были четко различимы даже в ночи. За ними лежали земли Вордана. Богатые, лесистые, мрачные. В сердце страны, как россыпь далеких звезд, мерцали огоньки  город, а через реку от него дворец, что надзирал за Ворданом с северной его окраины.

Цитадель тьмы.

Много лет минуло с тех пор, как я в последний раз видела ее сверху. Я никогда там не бывала. Мы бы на такое не решились. Явиться туда было все равно что добровольно согласиться на преждевременную смерть.

Эта мысль поблекла, когда ветер донес до меня вопли с юго-востока. Заложив вираж, я снизилась и вскоре увидела собственными глазами все, что там творилось.

Пожары, резню, убитых

Всю ту кровь.

Ни следа принца и его солдат. Они пересекли границу и, видимо, уже были дома. Здесь же был лишь мой отец со своим маленьким отрядом, совершавший обратный путь.

Звенела сталь. Звери припадали к земле. Кровь, словно дождь, орошала все вокруг и, как дождь, собиралась в лужи.

Сердце полыхало у меня в груди, горло забил пепел.

Я опоздала.

Было слишком поздно, однако я развернулась, дабы остаться незамеченной, и, скрывшись за деревьями, снизилась и пролетела сквозь пустой амбар и сломанный забор. Приземление вышло жестким  трава под лапами оказалась не мягче камня. Но я не перекинулась.

Спрятавшись в тени большого гнилого пня, за которым рос чертополох, я беспомощно наблюдала за происходящим  ничего другого мне не оставалось.

Много. О, звезды, как же много их там было. Волки разных мастей  массивные и помельче, некоторые с крыльями, большинство вдвое крупнее человека  рычали, нападали и рвали на части

Как же много их под покровом ночи пересекло природный мост, переброшенный через ущелье, или реку.

Я споткнулась о собственную перепончатую лапу.

Клык.

Я.

Это моя вина.

Волк, больше любого из виданных мною, приземлился на прогалину, и пасть его отверзлась с таким свирепым рыком, что сотряслись все мои перья и каждая залитая кровью травинка на том лугу.

Этот рогатый зверь вскинул светлые мохнатые крылья, почерневшие от запекшейся крови, и, сложив их, выступил из толпы.

Кровавый властитель.

Битва не прекратилась  но это была и не битва. Солдаты отца, фейри, которых учили сражаться со дня достижения зрелости, падали как мошки под натиском гигантских лап.

Это была бойня.

Действовать. Я должна была действовать, но, присоединившись к этой схватке, я, несомненно, погибну, и моя смерть неминуемо повлечет за собой куда более значительные и далеко идущие последствия.

Я  единственная наследница. Наследница, которая должна продолжить род.

Но тут отец, который с яростным ревом отбивался сразу от трех волков, получил удар в бок. Его седина с золотистыми прожилками была вся в крови, я едва узнавала его лицо Я не могла его бросить.

Я не могла бросить их.

Если я перекинусь обратно, кинжал, вероятно, будет все там же  у меня на бедре, хотя толку от него в схватке с бестиями, вчетверо превосходящими размерами даже рослую меня, будет не много.

Самый крупный зверь  король  ступал по павшим, давя их своими гигантскими лапами, словно жертвы его уже обратились в прах и принадлежали этой земле и ничему больше.

Отец, отражавший одну атаку за другой, слабел с каждой секундой и не замечал его приближения.

Я закричала  немногим громче, чем гогочут дикие птицы, призывая себе подобных,  тщетно и бессмысленно.

Но он услышал.

Отец взглянул в мою сторону, и в глазах его уже читалась не ярость, а беспримесный страх. Страх за меня. Его глаза взметнулись к деревьям, моля меня улепетывать отсюда.

Стоило бы прислушаться к нему, хотя вряд ли он думал, что я буду способна сдвинуться с места. Но тут волк поднялся на задние лапы и, схватив отца за шею, поднял над землей.

Его когтистая мохнатая лапа вошла глубоко отцу в грудь  и волк перекинулся.

Зверь  вернее, мужчина в знакомом черном плаще  присел и, не выпуская отца из своей хватки, что-то вырвал у него из груди. Отец тихо вскрикнул, и глаза его невидяще уставились в небо.

Клык.

У меня внутри все сжалось, в глазах помутилось  безжизненное тело отца упало наземь, а его блестящее сердце осталось в руке багрового дозорного  кровавого короля.

Восторженные крики и вой разорвали воздух, пронзили меня, забывшую, как дышать, насквозь, а король  Клык  поднес сердце отца ко рту и впился в него зубами.

Теми же, которыми всего пару часов назад покусывал мои губы.

Отцовская кровь смешалась с его собственной и потекла по подбородку, король воздел руку с мертвым сердцем к ночному небу, и все вокруг затопили громогласные злобные вопли его братии.

Тем немногим нашим солдатам, что пока еще были живы, помочь было уже нельзя. Это я понимала.

Поэтому, когда отцовское сердце упало в траву рядом с его бездыханным телом, я попятилась, скользнула обратно во тьму, дабы отправиться на поиски спасительного света, что развеет этот извращенный кошмар.

Он лгал.

Все это время я встречалась не со своенравным воином из вражеского королевства. Не Клыку я шептала на ухо заветные слова. О звезды, его ведь и звали вовсе не Клыком.

У монстра из Вордана было множество имен.

Кровавый властитель. Король волков. Король Дейд.

А я  треклятая дура.

Не успела я добраться до амбара или остова усадьбы, как ощутила на спине чей-то взгляд. Выгнув шею, я оглянулась: король стоял у забора там, где только что стояла я  именно там, откуда я наблюдала за тем, как он убивает моего отца. Лицо его было в крови, плащ реял на ветру, синие глаза превратились в бездну, в которую мне больше не хотелось погружаться.

Он не знал. Ему неоткуда было знать, что это я.

Он видел лишь крупного черного лебедя.

Поэтому я отвернулась и полетела в лесную гущу, надеясь, что та укроет меня, что крылья донесут меня до дома, несмотря на камень на сердце, тянувший к земле.

Знай он, что это я, непременно пустился бы в погоню  но нет, я улетела оттуда одна.

5

Дни сменялись медленно, один за другим  как семена растений, что опадают в почву.

Тело отца в конце концов было возвращено и, словно огромное семя, предано земле позади замка под вишневым деревом рядом с моим братом. У подножия вишни распустились ослепительно-белые цветы  ковер их простерся до самых наших ног, словно небосклон с сотнями крошечных звезд.

Мать плакала рядом со мной, но с глаз ее не упало ни слезинки.

Наверное, это худший вид душевной боли  когда невыносимо настолько, что слезы не идут и горе отказывается покидать твое тело. Ибо если оно выйдет наружу, внутри не останется ничего. Ничего.

Потерять того, кого любишь; ни больше ни меньше, а свою половинку

И это была моя вина.

Я ничего ей не рассказала. Я сомневалась, что вообще когда-либо смогу рассказать, как меня обманули, какой дурой я оказалась. Как проводила время с врагом, не зная  не подозревая,  кто он на самом деле.

Он  наша погибель.

Посмотри на меня, пчелка.


Я запретила себе лить слезы. Но не по той же причине, что и мать. Я не решалась скорбеть по отцу, поскольку этого не заслуживала.

* * *

От нашей армии остались жалкие крупицы, и страх заполонил коридоры замка, будто раньше времени пришла зима.

Некому было сплачивать народ, разрабатывать стратегию укрепления наших границ и призывать новобранцев, будь то фермеры, торговцы или кто-то еще. Безмолвие, царившее в замке, стало до того удушливым, что я задавалась вопросом, не убьет ли оно всех нас раньше, чем король Дейд.

Назад Дальше