К счастью, Сара сменила тему, и объяснять ничего не пришлось.
Это твоя бабушка, Брингильда, сказала Сара, представив женщину, не соответствовавшую никаким ожиданиям.
Брин всегда воображала свою бабку злобной каргой, еще более уродливой сестрой Тэтлинской ведьмы. Эта миловидная женщина выглядела моложе Сары.
Я бы пришла к вратам, сказала Брингильда, но ты бы меня все равно не узнала. А ведь это я дала тебе имя. Так давно хотела с тобой познакомиться, милая.
Женщина обняла Брин.
Твои дядья и их семьи наверняка подойдут попозже, продолжала Сара. Все захотят узнать, что происходит в мире, так что будь готова: тебя забросают вопросами. Хоть на какое-то время это тебя развлечет, а то дни здесь обычно все одинаковые. Скучновато, когда нечем заняться.
Почему? Брин огляделась.
Это место ожидания, громко произнес отец и, как будто в доказательство своих слов, опустился на стул рядом с полным дров кострищем. Место без всяких желаний.
Но это же хорошо, разве нет? То есть вам не нужно постоянно трудиться в поте лица, верно? Не нужно колоть дрова, работать на ферме. При жизни вы оба работали не покладая рук, так что заслужили отдых. У вас больше нет ни трудностей, ни страхов.
И делать нам нечего, сказала Сара. Я никак не могла дождаться, когда же дети вырастут и мы с вашим отцом наконец сможем передохнуть. В какой-то момент я поняла, что этого никогда не будет. Всегда что-нибудь найдется. В этом вся жизнь: только разберешься с одним, тут же на смену приходит другое. Борешься и страдаешь, чтобы достичь цели, а потом понимаешь, что всему этому конца-края не видно. Из-за нескончаемой череды испытаний и несчастий жизнь казалась мне бедствием. Но теперь я понимаю, что в этих трудностях весь смысл жизни. Если их убрать смысл исчезает. Как будто жизнь игра, но теперь состязание закончилось. Мы все здесь, ждем, слушаем про тех, кто еще может играть. Это не ужасно, но и не увлекательно.
В чем-то теперь лучше, сказал Дэлвин. Мы, похоже, забыли об этом, но ты права. Нет страха и беспокойства. Появилось много времени, чтобы отдохнуть, поговорить, подумать.
Брин показалось, что отец изо всех сил старается приукрасить их теперешнее существование.
И, может быть, как раз для этого Рэл и предназначен. Он дает время остановиться и порассуждать, задуматься о жизни, о том, что мы сделали не так, что могли сделать лучше.
Сара вытерла чистые руки полотенцем без единого пятнышка.
Ни наше существование, ни мир не должны были быть такими. Мир сломан, и мы продолжим так существовать, пока его не починят. Ну, во всяком случае, так говорят. Все должны были жить вечно вон там. Она указала на потолок.
Брин? позвала снаружи Мойя. Нам пора.
На секунду Брин почудилось, что это происходит много лет назад: Мойя пришла позвать ее прогуляться по берегу реки, или пройтись вдоль кромки леса при свете светлячков, или пуститься в очередное приключение. Об этом Брин никогда не писала в своей книге, хотя, наверное, стоило бы.
Книга! Я же им не рассказала!
Я записываю все, что происходит в мире! выпалила она и покачала головой, удивляясь собственной глупости. Они же не поймут. Я делаю отметки на
Брин! Таким тоном говорила не сирота, которую приютила семья Брин, но Щит кинига.
Что такое? Выйдя за порог, Брин с удивлением обнаружила там почти всю компанию.
Нам пора. Мойя опасливо осмотрелась и прибавила потише: У нас неприятности. Она кивнула в сторону Дождя. Среди гномов ходит слух, что правитель этого царства ищет тех, кто открыл врата, которые он приказал запереть.
В Рэле есть правитель?
Мойя кивнула:
И судя по всему, он недоволен.
А где Тресса? спросила Брин.
Я думала, она с тобой.
Брин покачала головой:
Ты же не думаешь, что она В смысле как думаешь
Не знаю, но ее нужно найти и поскорее.
Тресса дошла до самых врат. По правде говоря, она никого не искала и даже рада была, что не объявились ни Коннигер, ни ее родители. Никого из них она видеть не хотела, а потому во избежание каких-либо вопросов села на траву и сделала вид, что сосредоточенно поправляет ремешки на сандалиях, которые ни в чем подобном не нуждались. Наверное, со стороны это выглядело очень глупо ну сколько времени можно поправлять ремешки? Она чувствовала себя ребенком, который один не получил подарка на Праздник Зимы. Это смущало и расстраивало ее, но не потому, что ей чего-то не дали, а от сознания, что все остальные свои подарки получили.
Тресса понимала, о чем думали все, кто бросали взгляды в ее сторону.
А она-то здесь как оказалась?
Ей тут не место.
Для таких, как она, есть другое место.
Следующее место, подумала она, гадая, почему не попала сразу в Нифрэл.
Тресса понятия не имела, откуда она это знает возможно, оттуда же, откуда знала, что Малькольм бог, но была уверена: стоит ей войти в следующий мир Пайра, и обратно она не вернется. Вот подходящее для нее место Нифрэл, «под Рэлом», самое дно. Там она встретит множество друзей друзей и родных.
Как это обычно бывает? Люди, которым суждено попасть в другие миры, как по волшебству оказываются в Нифрэле либо Элисине, стоит им пройти через Врата Рэла? Может, души разделяют не сразу. Или, может быть, за мной кто-нибудь придет, чтобы проводить к месту вечного упокоения.
Все эти мысли казались Трессе неправильными, и она задумалась, уж не вмешивается ли ключ в естественный ход вещей. Наверняка она знала лишь одно: вряд ли ей удастся разгадать эту загадку. Может, Роан удалось бы, но не ей.
А что будет, если я просто не пойду в Нифрэл?
Она могла бы отдать ключ Мойе и остаться в Рэле навечно, вроде как обвести смерть вокруг пальца. Вот только это было бы сродни тому, что мог бы сделать Коннигер, а его планы никогда не срабатывали. Кроме того
Меня отправил сюда Малькольм. Должно же это хоть чего-то стоить
Она носила ключ при себе, но до сих пор так и не поняла, почему Малькольм отдал его именно ей или почему остальные с этим согласились. Хотелось верить, что это ее второй шанс, возможность что-то изменить, но она понимала: это пустые мечты. Об этом Малькольм не сказал ни слова, никогда ни на что подобное даже не намекал. У нее не было ничего, кроме ощущения, которое шло рука об руку с уверенностью, что все закончится в Нифрэле.
Обязательно либо одно, либо другое?
Она вздохнула и нахмурилась. Наверное, сначала одно, потом другое. Так логичнее. Она нужна Малькольму, а когда выполнит работу, он выбросит ее, как обгрызенную куриную косточку.
Никто, кроме меня самой, в этом не виноват.
Она могла найти немало доказательств, опровергавших эту мысль, однако понимала, что сама себя обманывает. При куче недостатков Тресса отнюдь не была глупой. Люди всегда находили оправдания своим действиям и считали собственное поведение приемлемым, даже когда ненавидели других за то же самое. Но поддерживать такой самообман стало слишком затруднительно. Когда она вошла в трясину, все казалось очень ясным, но теперь ее сознание снова затуманилось. У нее было время, чтобы обзавестись новыми мыслями и свежими сомнениями.
Если Малькольм бог и знает все на свете, почему он вообще допустил, чтобы все так запуталось? Почему гибнут хорошие люди? Например, почему он убил
Тресса?
Услышав голос, она встала и обернулась.
В нескольких футах стоял и таращился на нее Гэлстон. Он выглядел точно так же, как когда она приходила в Приют Пропащих. Она стучала в дверь, но он не отвечал. Тогда она заходила сама. Увидев ее, он замирал на месте без всякого выражения на лице, будто ничего не понимает. В хорошие дни он помнил ее имя, но кроме этого, как правило, ничего. В плохие дни он вообще ее не узнавал, поднимал шум, кричал, велел ей убираться из его дома. Это всегда сбивало с толку: дом ведь был не его.
Тресса внутренне подготовилась к худшему: озадаченное выражение лица Гэлстона означало, что сейчас начнутся обычные вопли. Но на сей раз этого не произошло. Напротив, он сделал кое-что настолько неожиданное и поразительное, что Тресса совсем растерялась.
Он заплакал.
В его глазах появились слезы, потекли по щекам. Он не пытался их сдержать или хотя бы вытереть. Просто стоял на месте, пока она тоже не прослезилась. Затем Гэлстон неожиданно подошел и крепко обнял ее. Он был высокий, и ее лицо оказалось прижато к его груди. Она ощутила, как большая, широкая ладонь нежно обхватила ее затылок. Его тело содрогалось от всхлипов, и он обнимал ее, как будто
Спасибо, Тресса, наконец сумел прошептать Гэлстон, когда ему удалось сделать вдох вдох, который ему явно не был нужен. Я пытался Я хотел Я так давно хотел тебе это сказать. Он снова сделал резкий вдох. О, Великая Праматерь, благодарю, что позволила увидеться с ней. Я никогда не сумею выразить, как Словами не описать, как я тебе благодарен за все, что ты для меня сделала. Я так боялся, что ты пробежишь по Рэлу на пути к Двери, и я не успею тебе сказать.
Он отпустил ее. Подняв голову, она встретилась с ним взглядом.
Ты знаешь?
Я был с тобой, когда Малькольм все объяснил, помнишь? дрожащим голосом ответил Гэлстон. Я был там, но ничего не мог сказать. С того несчастного случая я чувствовал себя таким одиноким. Настоящий кошмар. А потом появилась ты. А я к тебе так ужасно относился. Я не мог управлять собой, собственным телом. Кричал, вопил, швырялся вещами. Даже ударил тебя Нет. Он помотал головой. Все гораздо хуже. Я тебя избил. Да, избил. Помню, ты едва могла открыть глаза. Ты вернулась на следующий день и почти ничего не видела. На лице у него отразился ужас.
Тресса вытерла глаза, всхлипнула и кивнула:
Ты не виноват. Ты испугался, принял меня за незваного гостя. Ты ты решил, что какая-то чокнутая вломилась к тебе домой. Оно и понятно, с чего тебе думать иначе?
Гэлстон покачал головой. Из глаз у него снова потекли слезы, да с такой силой, что все лицо стало мокрым.
Мне так жаль. О, Тресса И ведь ты никому не рассказала!
Она пожала плечами:
Меня никто не слушает. К тому же это никого, кроме нас с тобой, не касалось. На самом деле, это был не ты. Я знаю.
И ты возвращалась день за днем. Я так боялся, что ты не придешь. Но ты приходила каждый день, ни одного не пропустила. Ты была для меня единственным лучиком света в океане тьмы. Тресса Он взял ее лицо в ладони. Я люблю тебя, Тресса.
Он снова обнял ее, и тут она поняла, что они не одни.
Отстранившись, она увидела всех остальных. Роан, Гиффорд, Брин, Тэкчин, Дождь и Мойя все они наблюдали.
Ну надо же, сказала ей Мойя. Годы тщательно поддерживаемой стервозности сведены на нет простым добрым делом.
Поцелуй меня в задницу, Мойя!
И тут она услышала звон, звук в ушах, заглушавший все прочие. Судя по лицам ее спутников, они его тоже услышали.
Кто-то из их знакомых скончался и прибыл к вратам.
Глава пятая
Жрица-лебедь
У Сури и Арион были сложные отношения с матерями. Может, на том они частично и сошлись. Мистик провела со своей всего несколько часов, а миралиит предпочла бы, чтобы с ней было так же.
«Книга Брин»
Новые покои Сури, куда ее поселили после недолгого пребывания семечком, посаженным в лесу, оказались самым приятным жилищем, какое ей до сих пор предоставляли. Ей нравилось, что, в отличие от грандиозного чертога в башне Авемпарты, эта комната оставляла приятное впечатление жилого помещения. Удобную кровать с матрасом и деревянным изголовьем покрывало лоскутное одеяло с бело-коричневым ромбовидным узором. На затертом деревянном полу просматривалась затоптанная дорожка, ведущая от двери к кровати. Стены были сложены из оштукатуренных балок, в окнх стояли единые толстые стекла. Обстановку дополняли пустые полки и непокрытый стол. Сури заметила чистые от пыли места, свидетельствовавшие о том, что из комнаты поспешно убрали какие-то личные вещи. Конечно, постель из травы и потолок из звезд больше пришлись бы ей по душе, но времена, когда она испытывала непреодолимый ужас перед стенами, канули в прошлое.
Она нашла оставленную на полке веревочку и сложила петлю. В эту игру она не играла уже много лет, и ей нравилось сидеть на кровати и сплетать пальцами различные узоры. Вскоре отворилась дверь, прервав ее развлечение, и вошел Вэсек в сопровождении женщины.
Незнакомка показалась Сури очень миниатюрной, даже для фрэи. Длинной шеей, тонкими чертами лица и грациозными движениями она напоминала лебедя, как напоминала его Арион. Приглядевшись, Сури заметила, что сходство на этом не заканчивается: тот же маленький нос, тонкие губы, выразительные глаза и высокие скулы. Единственным существенным различием были волосы. Арион брила голову, а у гостьи волосы были длинные, белые как снег.
Настоящий лебедь.
Подобие Арион вошло в комнату, держа в руках завязанный веревкой сверток. Рядом с этой женщиной Вэсек казался огромным и неуклюжим. Сури встала с кровати. Она надеялась, они примут это за знак уважения, первый шаг на пути к исполнению плана Арион.
Это Нирея, сказал Вэсек. Как всегда, голос его звучал не дружелюбно, но и не холодно, скорее вежливо и равнодушно. Это была его работа, одно задание из многих. Возможно, он служил тюремщиком сотен пленных. Глава нашего религиозного племени подумал, что тебе следует с ней познакомиться. Это мать Арион.
Нирея озадаченно посмотрела на Вэсека:
Она тебя не понимает. Это рхунка.
Арион что?
Сури и Арион редко обсуждали своих матерей и почти никогда на них не жаловались. Арион лишь говорила, что они с Ниреей далеки друг от друга.
Голос Ниреи показался Сури очень похожим на голос Арион, однако тон был совершенно другим. Арион была теплой и дружелюбной, а в словах Ниреи сквозило ледяное превосходство. Ей не нравилось быть здесь, и она хотела, чтобы Вэсек знал о ее недовольстве.
Далеки.
Уверяю тебя, она говорит по-фрэйски, но убедись в этом сама. Вэсек указал в сторону Сури.
Нирея разинула рот от возмущения:
Неужели ты рассчитываешь, что я стану разговаривать с этим?
Да.
Нирея вскинула брови, рот ее претенциозно округлился.
Какой абсурд! Я не собираюсь делать вид, что веду беседу с животным!
Тогда Сури заговорила:
Я не животное, хотя беседовала со многими из них, и большинство вполне приятны в общении. Конечно, иногда натыкаешься на рассерженного барсука или белку, которая слишком занята, чтобы болтать. Но в целом я нахожу их весьма радушными.
Нирея сделала шаг назад. Лицо ее вытянулось от изумления.
Губы Сури тронула легкая улыбка. Она поняла, что Вэсек пытается ею манипулировать. Он хотел заставить Сури говорить, и она готова была подыграть ему. Не для того, чтобы шокировать Нирею, и не потому, что Сури много времени провела в одиночестве. Она делала это, потому что Арион хотела начать переговоры с фрэями. Персефона попросила ее помочь заключить мир, но Арион ставила более великую цель. Она верила, что Сури поможет изменить мнение, уничтожить предрассудки, порожденные невежеством. Даже выиграй Персефона войну или заключи она шаткий мир, ненависть между рхунами и фрэями никуда не денется, а может, даже усилится. Фрэи будут просто терпеть перемирие. Они не примут его как должное, ибо не видят в людях равных себе. Первый шаг на пути к истинному взаимопониманию двух народов это развенчание их заблуждений. Нирея, казалось, идеально для этого подходила. Далекая мать Арион прекрасный пример настоящей войны, той, которую видели, наверное, лишь Сури и Арион.
Я вас покидаю, чтобы вы могли познакомиться. Задержавшись на пороге, Вэсек протянул руку, чтобы закрыть дверь.