Он поворачивается ко мне снова, и я больше не вижу перед собой того язвительного придурка, с которым я имела дело весь вечер. Вместо этого передо мной стоит очень усталый парень.
Спи, Грейс. Я хочу одного поспать. С этими словами он ложится в постель, укрывается одеялом и поворачивается спиной к середине кровати.
Для него это просто еще один способ показать, что он совсем не опасается меня. Меня охватывает смущение еще до того, как он говорит:
Ты можешь спокойно лечь на другой стороне. Обещаю, что оставлю клыки при себе на то время, пока ты будешь спать.
Я опасаюсь не твоих клыков, отвечаю я прежде, чем успеваю подумать. И мое смущение превращается в ужасное унижение, когда эти слова повисают в воздухе между нами.
Боже. Поверить не могу, что я это сказала.
Мои щеки горят, и это еще до того, как он бормочет:
Что ж, этого ты тоже можешь не опасаться. Сейчас голос у него впервые стал таким же усталым, как и вид. Спокойной ночи, Грейс.
Я не отвечаю ему, но ясно, что он этого и не ожидает. Об этом говорит уже хотя бы то, что он закрывает глаза и сразу же засыпает.
Во мне опять просыпается острое желание бежать. Если у меня есть хоть один шанс убежать от него, шепчет мне часть моего мозга, то этот шанс надо использовать сейчас. Сейчас он измотан, не готов к неожиданностям и ему слишком больно, чтобы беспокоиться о моем исчезновении.
Но снаружи по-прежнему летает дракон. Я слышу, как хлопают его крылья, когда он кружит над крышей, и в моей душе отдаются его жуткие крики.
Я оказалась в ловушке между двумя суперхищниками.
Да, тот, кто сказал, что наверху пищевой цепочки стоит человек, явно был глупым оптимистом.
Глава 12
Грейс на блюдечке
Грейс
Не знаю, сколько времени я наблюдаю за тем, как Хадсон спит.
И секунды кажутся мне минутами.
А минуты часами.
Но время идет, и становится все очевиднее, что Хадсон действительно спит. И собирается спать дальше.
Это хорошая новость отличная новость, и я начинаю дышать свободно, впервые с тех пор, как мы оказались здесь. Я отхожу все дальше от зоны, которая служит здесь спальней.
Мне все еще хочется есть я так и не съела то яблоко, которое взяла из холодильника, и я иду в сторону кухни. Я двигаюсь медленно, стараясь ни во что не врезаться и не делать резких движений, которые могли бы разбудить Хадсона. Или, хуже того, завести его.
Едва я оказываюсь в кухне, как мой живот снова урчит, как будто он ждал именно этой минуты, чтобы привлечь к себе внимание, минуты, когда почувствовал себя в безопасности когда я сама почувствовала себя в безопасности. Но безопасность понятие относительное, когда ты находишься в одной комнате с социопатом, так что я не чувствую себя так уж спокойно.
Я продолжаю поглядывать на него, тихонько шаря в выдвижных ящиках в поисках предметов первой необходимости. Я нахожу консервный нож, зарядку для телефона, и наконец натыкаюсь на самое нужное: нож. И не абы какой, а сверхострый мясницкий нож.
Я подумываю о том, чтобы вместо него взять один из топориков, которые Хадсон метает по мишени, но их всего четыре. Шансы, что он заметит пропажу одного из них, весьма высоки, а я этого совсем не хочу.
Разумеется, я понимаю, что, если Хадсон решит напасть на меня, меня не защитят ни топор, ни нож. Но я не собираюсь преподносить ему себя на блюдечке.
Кровь Грейс как и все остальное, что во мне есть не достанется ему и не значится в его меню. Лучше умереть, сражаясь, чем прекратить сопротивление и позволить старшему брату Джексона убить меня. Он и так уже нанес моей паре достаточно вреда. И я не дам ему отнять у Джексона еще меня.
Во всяком случае не сделаю этого, не оказав сопротивления.
Нож лежит рядом со мной на кухонном столе, когда я беру хлеб и быстро сооружаю сандвич с сыром. Я съедаю его стоя, глядя на спящего Хадсона. Он не шевелится.
Закончив есть, я беру из холодильника банку «Доктора Пеппера» и иду к тому дивану, который стоит ближе всего к двери и дальше всего от кровати. Улегшись, я ставлю банку на стол, а нож кладу между подушек. После этого я опять достаю из кармана телефон.
Играя с приложениями на телефоне единственным, что работает, поскольку я не могу ни позвонить, ни отправить сообщение, я жду, когда Хадсон устанет от игры, в которую он играет, и превратится хищника, которого, как я знаю, он собой представляет. Притом он даже не пытался скрыть это от меня.
Но проходит час, а он так ничего и не предпринимает. Вместо этого он продолжает лежать в кровати так неподвижно, что я несколько раз приглядываюсь, чтобы проверить, дышит ли он. И убеждаюсь, что, к сожалению, да, он дышит.
Меня охватывает усталость, она накрывает меня, как цунами, притупляя решимость бодрствовать и бдеть. И последнее, что я делаю, прежде чем заснуть, это вывожу на экран нашу фотку с Джексоном.
Я сделала ее три дня назад в его комнате. Мои занятия с Мэйси и Гвен закончились раньше, чем мы планировали, и, вместо того чтобы вместе с Мэйси вернуться в нашу комнату, я зашла в башню, чтобы пожелать Джексону спокойной ночи.
Он только что вышел из душа и выглядел и пах восхитительно. Его черные волосы были мокрыми и облепили щеку со шрамом, его обнаженная грудь еще оставалась немного влажной, и на его лице играла заразительная улыбка.
Поэтому на этой фотке я и прижимаюсь к его груди находясь к нему спиной и моя улыбка сияет ярче северного сияния, мерцающего в окне на заднем плане. Он пытался уговорить меня бросить затею с селфи и улечься в разобранную постель справа от нас, но я стояла на своем.
Хотя мы многое пережили вместе, наши отношения начались совсем недавно. А значит, у меня очень мало совместных фотографий. Поэтому я хотела сделать это фото и постаралась объяснить это ему.
И теперь, сидя в одиночестве на диване, я так рада, что все-таки настояла на своем. Потому что это дает мне что-то, на чем я могу сосредоточиться посреди всей этой непонятной хрени. Что-то, к чему я хочу попытаться вернуться.
И я держусь за телефон и за фотографию в нем так крепко, как только могу.
И пытаюсь вспомнить, как звучит голос Джексона, когда он говорит, что любит меня.
Глава 13
Моя жизнь это открытый телефон
Грейс
Я просыпаюсь медленно, чувствуя тепло и слыша голос кузины, говорящей, что она ждет не дождется, когда я прибуду в Кэтмир.
У меня уходит минута на то, чтобы вспомнить, где я нахожусь и с кем. И, вспомнив все те ужасные вещи, которые произошли со мной вчера, я сажусь так резко, что едва не падаю с дивана.
Мэйси? зову я, убирая с лица непокорные кудри и молясь о том, чтобы все это оказалось сном. Чтобы вся та странная хрень, которая случилась вчера, оказалась просто самым замысловатым кошмаром, который мне когда-либо снился. Что тут происх
Я замолкаю, заметив три вещи. Во-первых, я накрыта на редкость мягким и теплым одеялом. Во-вторых, Мэйси тут нет. И, в-третьих, Хадсон Вега держит в руках мой телефон. Хуже того, похоже, он воспользовался тем, что я спала, чтобы просмотреть его содержимое. Вот ублюдок.
Эй! кричу я, пытаясь выхватить у него телефон. Но в горле у меня пересохло, я едва успела продрать глаза, и в моем нынешнем полусонном состоянии моя координация не идет ни в какое сравнение с координацией вампира. Тем более такого вампира, как Хадсон.
Он вскакивает с дивана и оказывается в середине комнаты еще до того, как я успеваю выбраться из-под этого чертова одеяла, которым, по-видимому, накрыл меня он. Это кажется мне странным, непонятным то, что Хадсон сделал для меня что-то хорошее, хотя я смутно помню, что в середине ночи я замерзла.
Какого черта? Что ты творишь? ору я и, не обращая внимания на мое бешено стучащее сердце и позабыв о спрятанном в диване ноже, бегу к нему. Одна половина моего сознания кричит, что злить его опасно, но другая так же громогласно требует, чтобы я вернула свой телефон.
И я прислушиваюсь к этой второй половине, потому что я ни за что не соглашусь торчать здесь с Хадсоном, все время испытывая перед ним страх, каким бы страшным он ни был.
Отдай, говорю я, пытаясь забрать у него телефон.
Успокойся, принцесса, отвечает он, держа его так, чтобы я не могла его схватить. Я просто проверял, нет ли в нем чего-нибудь такого, что мы могли бы использовать, чтобы выбраться отсюда.
Например, чего? Секретного кода, о котором я забыла? брезгливо спрашиваю я.
Может, и так. Он пожимает плечами: Чего не бывает насколько мне известно, случались и более странные вещи.
А тебе не пришло в голову спросить об этом меня вместо того, чтобы вторгаться в мое личное пространство?
Это при том, что ты, похоже, вообще не понимаешь, что творишь? парирует он, прислонившись к ближайшей стене. Нет, я об этом не подумал.
И тут он опускает мой телефон и проигрывает еще одно видео то, на котором мы с Джексоном лепим снеговика.
Мое сердце трепещет, когда я слышу голос моего бойфренда. Звучный, теплый, счастливый. Мне так нравится видеть Джексона счастливым ведь он так много страдал, и это воспоминание было одним из лучших в моей жизни. Все в нем было безупречным.
Черт возьми! Я подумываю вернуться к дивану и взяться за нож. Хадсон уворачивается от моих рук, не переставая смотреть на экран. Перестань смотреть мои видео!
Но малыш Джекси выглядит тут таким забавным с этой своей вампирской шапкой. Это ты связала ее для него?
Нет, не я. Но я в восторге от нее. И от того, что он принес эту шапку для нашего снеговика и еще больше мне нравится выражение его лица, появившееся, когда мы отошли назад, чтобы полюбоваться на свое творение.
А теперь Хадсон просматривает это видео с бесстрастным лицом, перетряхивая мои глубоко личные воспоминания в поисках подсказок, которых не существует. Он судит Джексона и меня, хотя наша жизнь это вообще не его дело. Я начинаю ненавидеть его еще больше.
На этот раз, когда я пытаюсь забрать у него мой телефон, он поворачивается ко мне спиной, и я окончательно выхожу из себя. Я хватаю его за плечо, чтобы развернуть лицом к себе, кипя от злости.
Даже если у тебя нет никого, кто захотел бы слепить с тобой снеговика или снять видео, это не дает тебе права подсматривать за другими.
Тот факт, что я вложила в этот рывок всю свою силу, а Хадсон все равно не сдвинулся с места ни на дюйм, злит меня неимоверно. Как и то, что он надменно поднимает бровь и смотрит на меня сверху вниз, будто спрашивая, с какой стати я так разъярилась. Что возмутительно, если учесть, чем он занят.
Но, когда наши взгляды встречаются впервые после того, как я проснулась, я невольно делаю шаг назад. Потому что в его глазах горит сдерживаемая ярость причем такая, какой я еще не видела ни у кого. По сравнению с ней тот хищный взгляд, который он бросил на меня вчера вечером, кажется пустяком.
Я продолжаю пятиться, от страха у меня перехватывает дыхание, и я оглядываюсь в поисках какого-нибудь оружия.
Он в ящике, скучающим тоном говорит Хадсон. И ярость в его глазах сменяется той отрешенностью той пустотой, к которой я уже начинаю привыкать.
У меня обрывается сердце.
Что в ящике? спрашиваю я, хотя мне кажется, что я уже знаю, о чем он говорит.
Не изображай неведение, Грейс. От этого мы оба выглядим дураками.
Он отодвигается от стены и бросает мне мой телефон. Я ловлю его онемевшими пальцами, пока он лениво идет прочь.
Куда ты? спрашиваю я, чувствуя, что меня охватывает паника. Мне тошно от того, что я оказалась заперта здесь вместе с ним, но перспектива того, что он сейчас уйдет и я окажусь здесь одна, внезапно начинает казаться мне намного хуже.
Я собираюсь принять душ. Его голос сочится высокомерием. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне.
Моя паника снова превращается в гнев.
Ты отвратителен. Я никогда не разденусь перед тобой.
Кто говорит о том, чтобы раздеваться? Он открывает дверь ванной. Я просто подумал, что это дало бы тебе отличную возможность вонзить тот нож прямо мне в спину.
Глава 14
Дневник юного вампира
Грейс
Я смотрю на закрытую дверь ванной, и меня охватывает что-то, очень похожее на стыд. В тоне Хадсона прозвучала скука, а не обида, но я не могу не вспоминать о той минуте, когда я увидела ярость в его глазах.
Чем же она была вызвана тем, что я могу попытаться убить его?
Или тем, что я могла подумать, что мне придется это сделать?
Что-то подсказывает мне, что дело не в первом, а во втором, и мне становится еще больше стыдно. Хотя мне абсолютно нечего стыдиться, уверяю я себя.
Ведь это он убил всех тех людей в Кэтмире. Это он едва не убил Джексона.
И это он нагло просмотрел содержимое моего телефона, как будто у него есть право вторгаться в мою частную жизнь.
Разумеется, я имею полное право защищаться от убийцы. Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, сделал бы то же, что сделала я.
И сделаю снова. Он может злиться, сколько ему угодно. Однако это только делает его еще больше опасным.
Эта мысль заставляет меня пройти через кухню и приблизиться к дивану, в котором я вчера спрятала нож. Часть меня ожидает, что его там нет, но он лежит там, где я его оставила. Хотя лезвие, разумеется, согнуто, так что острие касается конца рукоятки. И, когда я опять проверяю содержимое ящика кухонного стола, оказывается, что точно так же согнуты и все остальные ножи, кроме ножа для чистки овощей и фруктов, который согнут лишь наполовину.
Хадсон испортил их все, сделав ножи бесполезными, а меня беззащитной. И то, что в моем возможном противостоянии с ним от них было бы мало толку, значения не имеет. Важно другое он готов разбиться в лепешку, лишь бы лишить меня даже намека на ощущение безопасности. И это низко.
Я хочу задвинуть ящик резко, с грохотом, но затем решаю, что не доставлю Хадсону такого удовольствия. Даже с включенным душем он, скорее всего, услышал бы этот грохот, а я не хочу, чтобы он знал, как я рассержена и как мне страшно.
Поэтому я задвигаю ящик медленно и пытаюсь сосредоточить внимание на том, что я могу контролировать, но таких вещей немного. У меня опять урчит живот от стресса мне всегда хочется есть, так что я беру пачку вишневого печенья и яблоко и опять иду к дивану, на котором спала.
Ночью было холодно, во всяком случае до тех пор, пока Хадсон не накрыл меня одеялом хотя непонятно, почему он это сделал, если учесть, как зол он был сегодня утром, а затем мне стало тепло и очень удобно. И теперь мне тоже надо устроиться поудобнее и почитать.
С этой мыслью я подхожу к книжным полкам и начинаю рассматривать книги. Книги служили мне утешением всю мою жизнь, и мне повезло, что здесь где бы ни находилось это место меня окружают тысячи книг.
Я съедаю яблоко и начинаю ходить вдоль полок. На них стоят многие из моих любимых книг «Над пропастью во ржи», «Голодные игры», сборник стихотворений Сильвии Платт, а также множество произведений, которые я хотела прочесть, но до которых у меня не дошли руки. Еще больше здесь книг, о которых я никогда не слышала.
Я останавливаюсь, дойдя до ряда томов в переплетах из потертой винно-красной кожи. Тут их по меньшей мере сотня, и, хотя некоторые из них выглядят намного старше других, очевидно, что все они часть одной коллекции. Это следует не только из одинакового цвета переплетов, но и из одинаковых пометок на корешках. Когда я снимаю с полки несколько томов, оказывается, что у них еще и одинаковый золотой обрез.
К тому же каждый том снабжен замком. Может, это чьи-то дневники? И если да, то чьи? Вряд ли я когда-нибудь это узнаю, ведь они заперты, но мне интересно об этом поразмышлять.
Замки на них красивые, старинные, изящной работы и, вертя один из томов в руках, я не могу не провести пальцем по маленькой замочной скважине. К моему изумлению, едва мой палец соприкасается с ней, замок отпирается.