Поев сыра, Генрих лениво откинулся на спинку кресла, отпил порядочный глоток из кубка, наполненного крепким виноградным вином, и подозвал мажордома.
Любезнейший, чем вы повеселите нас в эти два часа? спросил он.
Ваше величество, у нас в программе выступление артистов, которые хотели показать вам отрывок из трагедии Софокла, напомнил королю мажордом.
Да, да Но два часа смотреть Софокла! Надо сократить представление, пусть вначале будет музыка и танцы, а уж потом Софокл. Кстати, насчет Софокла У меня появилась неплохая идея. К черту Софокла, смогут ли ваши фигляры наскоро выучить и представить нам небольшой отрывок из пьесы, который я им передам?
Полагаю, что смогут, ваше величество, понимающе улыбнулся мажордом.
Генрих VIII и Анна Болейн на охоте в Виндзорском лесу.
Художник У. П. Фрайт.
Вот и чудесно! Пусть подойдут ко мне, я скажу, что им надо будет сыграть Постойте, еще одно: если моим гостям будет угодно послушать, как их король музицирует, я готов доставить им эту маленькую радость. Вы понимаете меня?
О, конечно! Я понял вас, ваше величество. Все будет исполнено, мой повелитель!
Король сделал жест, разрешающий мажордому удалится. Отпив еще глоток из кубка, Генрих, щурясь от яркого солнца, осмотрел ряды своих придворных. Разомлевшие от сытной еды, упоенные ароматами осеннего леса, согретые теплом погожего дня они лениво болтали между собой, не обращая внимания на своего государя.
Генрих увидел, как сэр Джеймс о чем-то оживленно беседует со своими приятелями, и услышал уверенные интонации его голоса. Взгляд короля скользнул и по мрачной физиономии сэра Томаса, который сидел в одиночестве в глубокой задумчивости.
Генрих с досадой отвернулся от него и в следующее мгновение невольно улыбнулся: он увидел леди Энни, взор ее чудесных глаз был устремлен на короля. Генрих выпрямился в кресле и погладил свою аккуратно подстриженную бороду.
Актеры, ваше величество, раздался голос мажордома.
Генрих милостиво кивнул им:
Очень рад, господа артисты. Надеюсь, вам объяснили, чего мы от вас ждем?
Мы готовы исполнить все приказания вашего величества, ответил ему старший из них с глубоким поклоном.
Прекрасно, прекрасно! Вот вам текст из пьесы, который случайно оказался у меня. Автор нам неизвестен, но это и неважно: нас заинтересовали характеры и ситуация. Речь здесь идет о любви некоего мудреца к молодой девушке, с которой его разделяет немалое число лет, но, несмотря на это, она отвечает ему взаимностью.
Что девушка нашла в нем, чем он тронул ее сердце? Величием и мудростью, так говорится в пьесе, и я согласен с автором. Молодость и красота женственности, зрелость и значимость мужественности прекрасно сочетаются друг с другом, вот главная мысль сочинителя, которую вам надлежит донести до зрителей. Действующих лиц в пьесе, соответственно, двое Философ и его возлюбленная по имени Леда; кроме них, как того требует от нас традиция, присутствует Хор, разъясняющий публике смысл происходящего на сцене и делающий правильные выводы из действия. Сможете ли вы примерно за час выучить этот отрывок, чтобы затем разыграть его перед нами?
Не сомневайтесь, ваше величество, благороднейший из государей! Дабы угодить вам мы выучим это отрывок и за меньшее время! воскликнули артисты.
Итак, берите текст и приступайте! В нужный момент вас позовут, сказал им король и обратился к мажордому: Любезнейший, я ведь просил вас еще кое о чем.
Мог ли я забыть ваше приказание, государь? Соблаговолите сообщить мне, когда вы захотите музицировать.
Когда? Да прямо сейчас, черт возьми! Генрих с беспокойством отыскивал взглядом леди Энни, куда-то исчезнувшую за время его разговора с артистами.
Слушаюсь, ваше величество, мажордом подмигнул кому-то за столом, и немедленно раздался возглас: Ваше величество, простите за дерзкую просьбу и за то, что я осмелился обеспокоить вас, но клянусь спасением души, никто не играет на лютне лучше вас! Окажите великую милость, порадуйте нас своей игрой, ваше величество!
Очень просим, ваше величество! Мы так давно не слышали вашей чудесной игры на лютне! присоединились к первому голосу другие голоса.
Прошу прощения, дамы и господа, но сегодня я вряд ли смогу сыграть. Я слегка устал на охоте и боюсь, что мои руки будут плохо слушаться меня, сказал король, по-прежнему отыскивая взглядом леди Энни.
Но мы очень просим вас, ваше величество! Пожалуйста, пожалуйста, окажите нам милость! продолжали упрашивать придворные.
Тут лицо Генриха просияло от удовольствия: он увидел леди Энни, вернувшуюся на свое место.
Ладно, дамы и господа, я сыграю, если вы настаиваете, согласился он. Но не судите слишком строго мою игру.
Королю немедленно принесли лютню, взятую на время у музыкантов. Генрих попробовал, как она звучит, потом, сделав паузу, пристально посмотрел на леди Энни и принялся играть песню, напевая при этом:
Поговаривали, что эту песню сочинил сам король, и она была действительно очень хороша.
Взяв последний аккорд, Генрих отодвинул лютню и застыл, глядя поверх голов своих придворных.
Замечательно! Великолепно! искренне закричали они. Ваше величество играет на лютне лучше всех на свете.
Вы преувеличиваете, господа. Я всего лишь умею перебирать струны, и только, возразил король.
О нет, ваше величество! Вы отличный музыкант, не соглашались с королем придворные. Умоляем вас, сыграйте еще!
Ну, не знаю, не знаю Разве что, вот это я попробую исполнить. Это свободная трактовка веселого лангедокского танца.
Король заиграл, и улыбки появились на лицах придворных. Задорная музыка разогнала печаль, навеянную грустной песнью; сразу захотелось танцевать, и многие начали отбивать пальцами по столу такт мелодии. Генрих выразительно посмотрел на музыкантов: они подхватили мотив танца, и тогда король, отложив лютню, поднялся, подошел к леди Энни, подал ей руку и вывел на середину поляны. Зардевшаяся Энни облокотилась на руку короля и грациозно прошлась с ним, приседая и кланяясь, как того требовало искусство хореографии. Король тоже танцевал на удивление изящно; они были прекрасной парой.
Придворные зашептались: разлад в королевской семье ни для кого не был секретом, и подчеркнутое внимание короля к леди Энни могло стать предвестником больших перемен в политической обстановке при дворе. Сэр Джеймс, не скрывая ликования, перемигивался с друзьями, а сэр Томас, напротив, помрачнел еще больше.
После окончания танца у придворных появился новый повод для пересудов: король отвел леди Энни к своему столу и усадил рядом с собой. Это было неслыханно, это был прямой вызов королеве, которая, хотя и не присутствовала на охоте, но отнюдь не утратила положенные только ей привилегии.
Леди Энни, чувствуя десятки взглядов, устремленных на нее, сидела ни жива, ни мертва, поэтому с первого раза не услышала то, что сказал ей Генрих.
Дорогая леди, я безумно влюблен в вас. Выходите за меня замуж, повторил он.
Энни испуганно взглянула на него:
Помилуйте, ваше величество Я не понимаю вас. Вы шутите? Как же можно так, сразу К тому же, вы женаты.
Какие пустяки! Я разведусь, я давно собираюсь развестись. Я не люблю жену: более того, я ненавижу ее!.. Я люблю вас! пылко сказал Генрих. Чего мне ждать? Пока я состарюсь? Увы, ведь я не молод Надо ловить каждое мгновение жизни!
Но, ваше величество, я вовсе не уверена, что хочу выйти за вас замуж, пробормотала Энни.
Я понимаю. Подумайте Видит Бог, я люблю вас так, как никто не будет любить! Я сделаю вас счастливой, моя дорогая леди, клянусь вам! Генрих коснулся ее руки.
Энни, совершенно растерянная, не знала, что сказать.
Подумайте, повторил Генрих. А теперь я хотел бы развлечь вас. Актеры собираются показать нам какую-то пьесу. Посмотрим?..
Он подозвал мажордома и шепнул ему:
Ну, что, готовы эти бездельники?
Почти, ваше величество.
Дьявол их раздери! Я не желаю ждать, пусть начинают, и сейчас же! Извольте распорядиться, любезнейший.
Мажордом направился к артистам и не позже чем через минуту объявил:
Ваше величество! Дамы и господа! Извольте посмотреть небольшое театральное представление отрывок из пьесы о жизни некоего философа! Актеры просят вашего всемилостивейшего внимания!
Под большим дубом, стоявшим на поляне, была натянута занавесь, за которой скрывались актеры. По знаку мажордома загремели барабаны, заревели трубы, и оттуда вышел тучный и высокий трагик, исполняющий роль Философа. Он прошелся перед занавесью с видом глубокой задумчивости, затем остановился, прижал левую руку к груди, а правую вытянул в сторону зрителей. Трубы и барабаны стихли; трагик, дико вращая глазами, мрачным громовым голосом начал читать свой монолог, в котором говорилось о его любви к юной девушке.
Вслед за тем из-за занавеси вышел исполняющий роль Леды молодой человек, ибо женщинам строго запрещалась участвовать в представлениях. Он был одет в женское платье и ярко раскрашен; раскачиваясь и жеманно хихикая, он приблизился к трагику, изображая смущение и робость, которые обычно испытывает молодая девица на первом свидании с мужчиной. Зрители засмеялись и захлопали, а Генрих, насупившись, проворчал:
Проклятые фигляры! Превращают высокую любовную историю в фарс!
Молодой актер прокашлялся и тоненьким голоском прочитал свой монолог, где тоже было признание в любви. Затем в дело вступил Хор. Он пропел гимн влюбленным и пожелал им радости и счастья.
Заиграла музыка. Актеры поклонились зрителям; король захлопал в ладоши, и тут же раздались дружные аплодисменты всех присутствующих. Довольные актеры удалились.
Повернувшись к леди Энни, Генрих спросил ее:
Понравилось вам представление, мой ангел?
Да, ваше величество.
Мне тоже. Стихи, признаться, довольно скверные по форме, но они исполнены глубокого смысла. Отрадно видеть союз мудрой зрелости и прекрасной юности. Понимаете, к чему я клоню?.. Выходите за меня замуж, моя милая, любимая, драгоценная леди Энни! Клянусь, что стану любить вас до гробовой доски! Генрих снова взял ее за руку.
Ваше величество, дайте мне время, неопределенно сказала она.
Генрих нагнулся и поцеловал ее руку. Затем, распрямившись, он громко произнес:
Пора продолжить наш пир. Мне не терпится попробовать оленя, которого я убил, а дамы, полагаю, заждались сладкого. Мажордом, распорядитесь!
Часть 3. Письмо королевы Екатерины
Королева Екатерина плакала у себя в спальне. Предыдущей ночью она долго дожидалась возвращения короля с охоты: невзирая на сложные отношения с ним, Екатерина продолжала беспокоиться о Генрихе, когда он задерживался дольше положенного, а тем более на охоте, где всякое может случиться. К тому же, существуют правила приличия, нарушать которые не позволено даже королю, как можно настолько пренебречь женой, чтобы не оповестить ее о своем возвращении, не зайти к ней и не пожелать доброй ночи!
Да, она выходила замуж не по любви, но двадцать три года супружества не отбросишь просто так. Со временем у нее возникла привязанность к мужу и, возможно, даже что-то похожее на любовь. У Екатерины все еще теплилась надежда на то, что их супружеская жизнь каким-нибудь образом наладится. Именно потому, что эта надежда существовала, Екатерине особенно больно было видеть, как Генрих безжалостно уничтожает последние остатки того, на чем еще держался их брак.
Отослав камеристку, Екатерина провела жуткую бессонную ночь, и самые страшные мысли приходили ей в голову. В сущности, позднее возвращение короля не было чем-то из ряда вон выходящим, также как и его нежелание зайти лишний раз в покои королевы, но Екатерина, измученная постоянным невниманием к ней Генриха, раздраженная против него, уже не могла воспринимать спокойно ничего из того, что делал король. Страдания Екатерины были безмерны, если бы она не была ревностной христианкой, она, наверное, выпила бы яд, или постаралась отравить Генриха.
Наступило утро, и обычные ритуалы одевания несколько отвлекли королеву от ее переживаний. При свете дня у нее вновь проснулась надежда на благополучный исход затянувшегося конфликта с мужем, на возрождение разрушенной семьи, и тем ужаснее стал для королевы доклад ее любимой фрейлины Сью о поведении короля на охоте, о возмутительных недопустимых знаках внимания, оказанных им леди Энни.
В глазах у Екатерины потемнело, она замахала руками на служанок и дам из своей свиты, чтобы они поскорее покинули ее спальню, и зарыдала, как только последняя из них закрыла дверь. Екатерина плакала, облокотившись на стол и закрыв лицо руками; она плакала все горше и горше, растравливая себя совершенно лишними сейчас воспоминаниями о бесчисленных обидах, причиненных ей Генрихом, о жестокой судьбе, сделавшей ее женой этого чудовища, и о своей молодости, погубленной им.
Наплакавшись, она взглянула на себя в зеркало. Вид у нее был хуже некуда, постаревшая осунувшаяся женщина с морщинами на лбу, около глаз и в уголках рта, с тусклым серым цветом лица, с дряблой кожей на шее и руках. Конечно, Екатерина и в молодости не была красивой, но тогда ее кожа была нежной и гладкой, а тело стройным. Она была привлекательна и вызывала желание в мужчинах, и Генрих желал ее, прости, Господи, за греховные мысли! Боже, как быстро проходит молодость, как быстро увядает женская красота!
Старуха, я уже старуха! сказала себе Екатерина и опять заплакала.
Вскоре на смену слезам пришла злость.
Негодяй, мерзавец, грязный развратник, еретик! ругалась Екатерина, вытирая красные, опухшие от слез глаза. Разве это король? Грубый мужлан, скотина, ожиревший боров, похотливая обезьяна! Говорят, в его роду были свинопасы; если бы не та злосчастная междоусобная война, никогда бы его семья не пришла к власти!.. Долго я терпела ваши гнусности, ваше величество, но теперь все, теперь я покажу вам, чья я дочь! Можете попрощаться с короной и с королевством: о, я покажу вам, как я умею мстить! Вы меня плохо знаете!
В дверь постучались.
Кто там? крикнула Екатерина.
Фрейлина Сью заглянула в спальню и сказала:
Простите, ваше величество, но вас ожидает Бенедиктус. Он говорит, что вы назначили ему аудиенцию.
Пусть подождет. Бумагу мне, перо, чернила! Я напишу моему отцу. Скажи сэру Фердинанду, чтобы он был готов немедленно отправиться к императору. Но о его поездке никто не должен знать, подчеркни это.
Через час письмо было написано, но Екатерина решила пока что не отправлять его. Излив в этом послании свой гнев и свою горечь, она немного приободрилась и велела позвать монаха Бенедиктуса, а сэру Фердинанду было приказано ждать.
Лицо Бенедиктуса имело, по обыкновению, серьезное и многозначительное выражение, взгляд был потуплен, а руки теребили веревочный пояс темно-коричневой сутаны, мешком висевшей на длинном и тощем теле монаха.
Что ты можешь сказать мне, Бенедиктус? Ты гадал сегодня ночью? спросила Екатерина.
Пресветлая королева хочет обидеть меня, угрюмо ответил он. Гадание темное и недостойное занятие, сродни колдовству и волхованию. Я никогда не гадаю, я молюсь святым угодникам, чтобы они открыли мне истину. Иногда святые нисходят к моим мольбам и дают мне дар предвидения.
Я никогда не связалась бы с тобой, если бы здесь была замешана хоть капля колдовства, желчно заметила Екатерина. Не придирайся к словам, монах, говори о том, о чем тебя спрашивают!