Она отперла дверь, подперла ее поддоном с моющими средствами и вытащила пылесос. Это была относительно легкая работа. Галерея большой, пустой зал. Поднимать, протирать, обходить почти нечего. Фанни убрала поддон дверь с громким стуком захлопнулась и обернулась в пространство зала.
В следующий момент она пронзительно закричала.
* * *
Ну, как?
Голос Патрика звучал хрипло, как будто весь его рот был устлан наждачной бумагой.
Никак.
Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений в искренности.
Черт, это поэтому мы больше не веселимся?
Поэтому и из-за трех маленьких детей, простонала Эрика, поворачиваясь к мужу.
Ее дыхание заставило Патрика поморщиться. Но он скривился еще больше, когда понял, что с его собственным дыханием дело обстоит не лучше.
Не знаю, о чем я думал, когда столько пил, пробормотал Патрик, не в силах оторвать голову от подушки.
В моем случае виноват, конечно, Уле, сказала Эрика. Он явно поставил себе задачей завалить меня под стол. Как мы вообще добрались до дома? Неужели шли пешком?
Патрик напряг память, но та молчала. Так или иначе, они дома и даже добрались до постели.
Когда мы должны забрать детей? спросил он, прочистив горло.
Мы договорились на одиннадцать, но, думаю, придется просить Анну и Дана об отсрочке еще на несколько часов.
Эрика натянула одеяло выше подбородка, причмокнула и поискала бутылку с водой, которую всегда держала на прикроватной тумбочке. Осушив половину, передала бутылку Патрику, который с благодарностью ее принял.
Похоже, я слишком стар для такого Он вздохнул и попытался разобраться с собственной головой: осталась ли в ней хоть какая-то здоровая часть?
Так или иначе, ты должен признать, что вечер удался, отозвалась Эрика. Может, и не настолько, чтобы окупить твои страдания, но все-таки
Согласен, но прежде всего за счет моего присутствия за столом и речи младшего сына в стиле Нурена[9].
Ты упомянул Нурена? Неужели все эти годы я жила с подпольным интеллектуалом?
Эрика улыбалась. Светло-русые волосы обрамляли ее лицо, и Патрик про себя отметил, что его жена чертовски привлекательна даже в таком состоянии.
Я всегда был интеллектуалом, ответил он, умудрившись, опираясь на локти, приподнять верхнюю честь тела. Другое дело, что коммерческие писатели не в состоянии оценить тонкости моего юмора.
В голову ему полетела подушка, и все вокруг заходило ходуном. Оправившись, Патрик принялся щекотать Эрику. Так, постепенно, супруги пробуждались к жизни. Достаточно было одной таблетки альведона с ипреном, чтобы довести процесс до логического завершения. Но тут зазвонил телефон на тумбочке. Поначалу Патрик решил не обращать на него внимания.
Это могут быть Анна и Дан, сказала Эрика и приподнялась на локте, так что одеяло соскользнуло с одной груди.
Патрик остановил на жене долгий взгляд, после чего неохотно потянулся за трубкой.
Это не Дан и не Анна. Это с работы.
Он несколько раз прочистил горло, прежде чем ответить:
Да, это я Что ты такое, черт возьми, несешь?.. Хорошо, где?.. Я выхожу прямо сейчас. Криминалисты уже в пути?.. Хорошо, я подожду их там.
Похмелья как не бывало. Патрик откинул одеяло и поднялся с кровати.
Что случилось? спросила Эрика, медленно принимая сидячее положение.
Патрик уже надел джинсы и футболку, отрыв то и другое в ворохе одежды на полу возле кровати.
Труп в галерее в Галербакене.
Труп? Чей? Вивиан? Рольфа? Эрика тоже начала одеваться и бросила мужу пару черных носков.
Ничего не знаю, Патрик замотал головой. Уборщица сегодня утром обнаружила в галерее труп. Звонила Анника. Я выхожу прямо сейчас. Ты заберешь детей?
Я все сделаю, Эрика уже натягивала через голову студенческий свитер. Держи меня в курсе! напутствовала она мужа.
Слишком поздно. Дверь за ним уже захлопнулась.
Стокгольм, 1980 год
Лола слышала, как Пютте осторожно, чтобы не разбудить ее, выскользнула из комнаты. Вчера Лола работала дольше обычного, и веки словно налились свинцом, но топот легких ног Пютте по деревянному полу в сторону кухни заставил ее улыбнуться с закрытыми глазами.
Лола часто спрашивала себя, знает ли Пютте, что она для нее всё? Пютте была как свет, просачивающийся сквозь белые гардины. Как хруст гравия под ногами после долгой зимы.
Лола потянулась в постели. Вчера в «Алексасе» выдалась тяжелая ночь. К ним вломилась группа пьяных, озлобленных мужчин. К счастью, такое случается не так часто. В целом их клуб приличное место. Лоле нравилось там все и коллектив, и работа. Нравилось быть любимой вот так просто. Это стоило всего остального. Но вчерашние мужчины этого не понимали жалкие, ограниченные существа
Судя по звукам, Пютте уже вовсю орудовала на кухне. Лола почувствовала запах кофе и с неохотой начала просыпаться, хотя знала, что может спать сколько захочет: Пютте справится одна. Но Лоле хотелось быть с ней. Время с дочкой это святое.
Лола включила радио «Dont do me like that». Том Петти и «Хартбрейкерс» заголосили на полную катушку, и она поспешила приглушить звук, пока соседи не заколотили в стенку. Раздернула гардины, за которыми уже сверкал под лучами утреннего солнца летний Стокгольм. Лоле посчастливилось снять эту квартиру через вторые руки. Одна из коллег в «Алексасе» несколько лет тому назад переехала в Лос-Анджелес и захотела сдать «двушку» в Васастане в особняке постройки рубежа столетий. Последний этаж. Утреннее солнце над стокгольмскими крышами. Лола согласилась тут же. Для нее и Пютте это был идеальный вариант. Не то что мрачная лачуга в Бандхагене, где они жили до того.
В ногах кровати на вешалке белоснежный халат. Белый с раннего детства любимый цвет Лолы. Может, потому, что когда-то у нее был белый пони. Или просто ее медно-рыжие волосы хорошо смотрятся на белом фоне Крашеные, но какое это имеет значение?
Что за вкуснятину ты готовишь, дорогая?
Возле кухонного стола Лола чуть не споткнулась о розовый рюкзак Пютте с Барби на кармашке. Дочка всюду брала его с собой, и Лоле строго-настрого воспрещалось смотреть, что там. Притворно вздохнув, она прислонила рюкзак к стене, устроилась за дорогим сосновым столом и закурила. Пютте поставила перед ней чашку с кофе, после чего торжественно огласила меню:
Яичница-болтунья, стокгольмский батон с домашним сыром и никакого масла. И бекон. Настолько прожаренный, что можно заболеть раком от одного его вида.
С чего ты это взяла, дорогая? перебила ее Лола. Никто не заболевает раком от бекона. Весь рак от атомных электростанций, будь они неладны.
Она выпустила несколько идеальных дымовых колец, специально для Пютте, которая маленькой так любила ловить их на палец.
Ну, теперь я готова. Давай подкрепимся.
Пютте хмыкнула. Она любила слово «подкрепимся».
Начни с яичницы, папа.
Да, босс. Я начну с яичницы.
Лола поднесла вилку ко рту.
Это бесподобно!
И осторожно вынула изо рта яичную скорлупу, когда Пютте повернулась к плите.
Вивиан с удовольствием пошевелила пальцами ног, лежа в постели. Она гордилась тем, что сумела постоять за себя и заставила Рольфа с ней считаться пусть маленькая, но важная победа.
В остальном мир все так же вращался вокруг него: его выставок, поездок, друзей, клуба «Бланш». Вивиан была не более чем винтиком в этом сложном механизме. И все-таки вчерашняя ночь что-то переломила. Вивиан повеселилась на празднике, не будучи при этом тенью Рольфа.
Она оглядела комнату. Как и во всех номерах «Большого отеля», темой интерьера был один из крупных портовых городов мира, в данном случае Токио. На стенах в каждой комнате письма некоего капитана Классена, адресованные его сестре, с описаниями японской столицы. Вивиан была разочарована, когда узнала, что Классен вымышленное лицо. Но номер ей нравился.
Вообще с отелем повезло. Все номера были забронированы задолго до вчерашнего праздника, но как раз перед тем, как Вивиан наудачу спросила на регистрационной стойке, кто-то позвонил и отменил бронь. Вивиан это не особенно удивило. Положение Луны в этот период обещало успех в делах, даже если Рольф считал астрологию полным бредом.
И вчера в зале Вивиан чувствовала мощные энергетические потоки. Что-то происходило по ту сторону реальности, но что именно, Вивиан так и не смогла уловить приглушенными алкоголем рецепторами.
Она надеялась, что Элизабет и Хеннинг не разочаровались в празднике. Вивиан любила Бауэров. Они близко общались с Эстер, когда та была замужем за Рольфом, но и Вивиан приняли в свой круг с распростертыми объятиями. Бауэры, конечно, поселились в одном из «люксов».
Поначалу Вивиан тоже хотела снять «люкс» для себя и Рольфа, но тот отказался ночевать в отеле ради прихоти. Рольф всегда говорил, что достаточно пожил в гостиницах по всему миру в связи с работой.
Вчерашнее платье аккуратно развешано на дверце шкафа. Вивиан спала в длинной поношенной футболке. Ей не меньше десяти лет, но ничего более удобного под рукой не нашлось.
Она встала с постели и раздернула шторы. Неба не видно, вместо него густая, кашеобразная дымка. Окно выходит на Галербакен. Галерея справа, но отсюда не просматривается, как ни крути головой. И все-таки сквозь туман Вивиан чувствовала: там что-то происходит. Обычно в это время года спуск к площади Ингрид Бергман пуст, за исключением разве случайных прохожих. Но сегодня по нему потоком текли люди и автомобили. Вивиан не могла понять, отчего сжался желудок в недобром предчувствии. Ее удивило, что до сих пор не было эсэмэски. На протяжении двадцати лет, вне зависимости от того, были ли они в ссоре или нет, если доводилось спать порознь, в семь утра Рольф присылал эсэмэску: «Доброе утро, сердце мое!» Но только не сегодня.
Это должно было насторожить ее раньше, но до первой чашки кофе мозг Вивиан как вязкий сироп. Лишь теперь вовсю засигналила тревожная кнопка.
Вивиан быстро достала из сумки брюки и свитер и оделась. Заплетенная на ночь коса растрепалась, но это уже не имело значения. Словно неудержимая сила тянула Вивиан вниз, к галерее.
Она сбежала по лестнице, натягивая кардиган поверх свитера. Девушка за регистрационной стойкой окликнула ее, но Вивиан, ничего не слыша, продолжила путь в сторону спуска и вдруг резко остановилась. Внизу, на крохотной парковке под круто обрывающейся скалой, стояло множество полицейских машин и «скорая». Ничего не видя перед собой, Вивиан побежала через дорогу и чуть не попала под машину, водитель которой сердито засигналил. Только возле галереи она была остановлена сурового вида пожилым мужчиной.
Вам туда нельзя.
Мой муж Рольф пробормотала Вивиан; ее ноги вот-вот были готовы подкоситься.
Галерея принадлежит вашему мужу? спросил седовласый мужчина.
Нет, он фотограф. Должен здесь выставляться.
Вам лучше подождать здесь.
Вивиан поплотней закуталась в кардиган, но ничто не могло защитить ее от распространявшегося изнутри ледяного холода.
* * *
Когда прибудут криминалисты? спросил Патрик, осторожно переступая порог галереи.
Он хотел как можно скорее получить представление о ситуации и в то же время боялся уничтожить какие-либо следы или улики.
Будут с минуты на минуту, ответил Йоста и показал на пепельную блондинку в объемной кофте и голубых брюках, вперившую напряженный взгляд внутрь галереи. Это как будто его жена. Если, конечно, он и есть фотограф, который должен был здесь выставляться.
Это он, кивнул Патрик. Рольф Стенкло, я узнал его.
Мне распорядиться, чтобы о ней позаботились? Йоста повернулся к женщине, у которой, похоже, зуб на зуб не попадал от холода.
Мартин здесь?
Будет через пять минут.
Передай ее ему, у него лучше получается с людьми.
Мне позвонить Пауле и Мельбергу? для порядка спросил Йоста.
Нет, слишком много народа для места преступления. Я попросил Аннику вызвать их в отделение. Пусть подождут нас там.
Йоста показал вверх окутанного туманом спуска:
Сейчас будут криминалисты.
Отлично, отозвался Патрик и попятился к двери.
Он пытался снять на телефон место преступления, насколько это было возможно, не проходя вглубь галереи. Рамки с подписями на стенах. Мертвый Рольф Стенкло на полу и тоненькая струйка крови из его головы.
На Торбьёрна можно положиться, сказал Патрик.
Да, но Йоста замялся, это не Торнбьёрн
Всем доброе утро! послышался задорный женский голос. Ну вот, кажется, мы на месте. Женщина помахала им рукой. Меня зовут Фариде Мирза. Теперь я вместо Торнбьёрна Рууда.
Вместо Торнбьёрна? удивился Патрик. И тут же вспомнил, что разговор об этом действительно был.
Торнбьёрн ушел на пенсию по выслуге, объяснил Йоста и успокаивающе положил руку на плечо Патрика.
Тот стиснул зубы.
Так что у нас с местом преступления? снова заговорила Фариде. Насколько его можно считать нетронутым, я имею в виду?
Она строго посмотрела на Патрика, и тот невольно выпрямился. Вне сомнения, у этой женщины сильная энергетика.
Его обнаружила уборщица сегодня утром. По ее словам, она вошла в дверь и тут же выбежала, не притронувшись к телу. Был дежурный врач, который констатировал смерть.
Хорошо. А вы?
Она подозрительно оглядывала Патрика и Йосту. За спиной Фариде два криминалиста в полном вооружении ждали сигнала к началу работы.
Я прошел, но не больше чем на шаг от двери, ответил Патрик. А Йоста стоял снаружи.
Отлично; значит, не все так плохо. Фариде шагнула через порог галереи и обернулась к Патрику: В следующий раз не входите вообще.
Хорошо, смутился он, почувствовав себя нашалившим школьником.
Так-то восхищенно прошептал Йоста вслед решительной Фариде.
Патрик неопределенно хмыкнул. Он скучал по Торбьёрну. Ну почему мир так непредсказуемо изменчив?
К месту преступления приближался судмедэксперт.
* * *
Таблетка самарина громко зашипела, погружаясь в воду. Может, и не так громко на самом деле, но в раскалывающейся голове Эрики это было подобно Ниагарскому водопаду. Самарину предшествовали альведон и ипрен, но, как видно, они еще не успели вступить в бой. Боже мой, это в самом деле невыносимо Даже если вина вчера было многовато, пару лет назад Эрика не ощутила бы ничего, кроме легкой пульсации в лобной части. Зато теперь в голове играл симфонический оркестр. Особенно усердствовали ударные.
Она положила самарин на место. При этом из шкафчика над кухонной вытяжкой выпала другая упаковка, на которую Эрика уставилась с угрюмым видом. Это лекарство она получила от свекрови Кристины, после многочисленных жалоб на странные ощущения в теле, которые проявились, можно сказать, внезапно. Если не за одну ночь, то, по крайней мере, за несколько дней, что, по-видимому, тоже было своего рода нормой.
Пременопауза. Одно это слово заставило Эрику содрогнуться от отвращения. Так или иначе, такой диагноз поставил ей «Гугл», и Кристина с ним согласилась, после чего снабдила Эрику набором натуральных средств, якобы облегчающих дискомфорт в этом состоянии.
Эрика и сама не понимала, почему ей так неприятно думать об этом. В конце концов, не такие уж они с Патриком старые. Или все-таки Когда же это произошло и жизнь покатилась под гору? Менструации перестали быть регулярными, Эрика часто потела и не узнавала своего вечно разгоряченного тела. Что-то стало по-другому, она сама не могла уловить суть изменений.
У мужчин все проще. Они преодолевают этот рубеж без гормональных изменений, беспокоясь разве что о редеющей шевелюре да лишних килограммах на талии. Но с некоторых пор Эрика стала замечать, как Патрик все больше укореняется в своих привычках, воспринимая изменения как нечто невозможное. Что это, как не признак старости?