От обиды от омерзения бросало в жар. Она сдвинула штору, малость не выдернув с гвоздиков, запуталась в ней и, распалившись, развернулась на каблуках к невыносимой парочке. Бархат обмотал стопы, она пошатнулась.
Арканист цыкнул.
День порчи моего имущества, а?
Реплику от Эйвилин разгромную упредил донёсшийся откуда-то звук удара. За ним кряхтение.
Развлёкся? Свет где, позёр? Не наугад же перевязывать.
С тобой не забалуешь.
От вышивки на наряде Сонхи отделилась бабочка. Лимонные крылья сияли, но неравномерно: они пульсировали в такт взмахам.
Брысь! Я тебя не для эстетики вызывал, прогнал её с носа творец. Насекомое вспорхнуло, перекочевав на лампу. Правильно. Нечего бездельничать.
От его фаланги до тельца бабочки повисла мерцающая нить.
Позёр, пробубнила Лис.
Что плохого в фокусе? Порадую нашу маленькую госпожу, сообщили ей.
По мере включения фонарей крылышки блёкли. Создание плод волшебства обессиленно приземлилось на костяшку Эйвилин, перебрало лапками, щекоча, и рассыпалось искрящейся пылью.
Спасибо, не впечатлило, объявила она.
А я под впечатлением, почесал подбородок арканист. Нить тоже исчезала, будто подожжённый фитиль.
Лис плюхнулась в кресло, затолкав тряпьё в угол. Обнажённая, сплошь и поперёк изрезанная шрамами, в ошейнике, она царапала корочку на ране.
Не трогай, одёрнула принцесса: в тюрьме говорила, и почему-то обхватила себя за талию.
То-о-очно, зевнула магиструм. Её клонило в сон. Сонхи, перебинтуй сначала Эйви. Я потерплю.
Не утруждайтесь. Я в порядке. И не смей сокращать моё имя. Я запрещаю.
Она и правда спряталась за диваном, обложившись подушками. Подозрения не оправдались: Сонхи болтал без умолку, Лис вскрикивала, ругалась и твердила, что шить по-человечески за сотни лет «кое-кто» не научился. Сладость в воздухе переменилась на противную горечь растворов.
За полночь девушка улеглась на расстеленное одеяло.
«Эйви», звала сквозь дрёму магиструм.
«Э-й-в-и», отбивали дробь колёса повозки.
«Э-э-эйви, ласкал ненавистный голос. Я тебя догоню, Эйви. Ты ждёшь меня?».
Засыпая, она ощущала на щеке невесомый поцелуй.
«Беги, беги от меня. Я найду».
***
тэмес, 13, 1905 годПолчаса назад Азеф спустился в зал гостиницы, заказал тибу́ и занял диван за цветочным горшком. Широкие листья растения закрывали его от ранних посетителей, забегавших за булочками или перекусывавших бутербродами с чаем перед рабочим днём. Они обращались к девушке за прилавком по милому прозвищу «Пэнни»20, здоровались с людьми за соседними столиками, если замечали приятелей, и делились местными новостями. Не о политике, не о войне о бытовых вещах вроде набежавших в подвалы мышей, любовнике чьей-то жены, застигнутом в шкафу без трусов, ремонте квартиры.
Судачили и о глобальном: через сутки Высокая Палата назначила присягу канцлеров зрителей предвиделось немерено. Кости ставленникам парламента перетирали с предусмотрительной сдержанностью; персоны прославленные, они позиционировались наиболее подходящими кандидатурами. Слыша о себе, мужчина усмехался: разыскиваемый преступник, «ярый радикал», добрался до первостепенной государственной должности! В десять он мечтал составить депешу императору с откровениями о бедствиях народа, в двадцать добиться политических свобод через диалог с властью. К тридцати о дипломатии не велось речи: он удостоился чести украсить своей физиономией листовки полиции с ремаркой «особо опасен!». Император боялся его гласа сорнийцев, который призывал посыпать порохом столпы монархии и запустить в них спичку. Не напрасно. Подпиленные у основания диверсиями, под взрывами они не выстояли.
Азеф отхлебнул из стакана. Поморщился. В реальности затейливые метафоры олицетворялись в кровавых потрясениях. Без романтики. Без прикрас. Воевали против своих брат на брата, дочь на отца. Неизбежная жертва моралью. Её в храме не замолишь потомки припомнят.
Революция прорезала лбы бороздами, закралась сединой в вихры, исполосовала шрамами да не переломила. Оправились, взбодрились и о житейском. Вилы, коловшие «государевых законников», воткнули в сено для коров; изрешечённые пулями вагончики для материалов переправили на заводы для плавления; ларьки застеклили на средства, реквизированные у знати. В стране восстанавливался порядок.
«Зримость порядка», осадил себя мужчина.
Проблем у них с запасом до преклонного возраста.
За полчаса немудрёной трапезы к нему подступали шесть человек: солдаты, доносчик, младшие министры и подчинённый Элерта. От хлопот за цветком не схорониться тиба́ остывала, он вникал в рапорты. Мистер Катлер с присоединением затягивал.
Приехал он поздно, вернее, ворвался в номер Азефа всклоченным котом, выдворил его из кровати и выдал в свойственной ему манере: «Эйвилин покинула Сатгрот». Росс поперхнулся слюной, а Элерт добил: «Погибли охранники. Хольм Ландег прикончил напарника». Схематичный пересказ излагал хронологию, не заводя в дебри. Сержанты, прибывшие из тюрьмы, в рапорте фокусировались на расследовании, из которого наклёвывался сюжет сказки для непослушных детей. Восставший труп перевоплощается в монстра, разрывает друга и с воем бродит по крепости диковинка жанра.
Он бы прописал выволочку следователям за наведение суеты и склонность к фантазёрству, не подкрепляйся версия сбивчивыми показаниями свидетеля. Для наглядности солдаты привезли его с собой посмотреть, без преувеличения, было на что. В Сатгрот кого попало не набирали. Надзиратели отличались опытностью, ладными физическими данными и крепкой психикой. Виргин, действующий начальник тюрьмы, за обновлённый штаб ручался: люди проверенные. Ни за кем из них не отмечалось предрасположенности к срывам. Вываливавшимися органами их не пронять, ружья под гвалтом взрывов не выпускали. Бывалые.
Красные от лопнувших сосудов белки, тремор, запинающаяся речь в критерии «устойчивости» не укладывались. Мужчина, прописывалось в формуляре, не достиг сорока седина и морщины прибавляли ему лет пятнадцать. Он озирался, просил не гасить лампу и не изымать у него оружие.
Вам не угрожают. Закурите?
Азеф положил перед ним коробку сигарилл и отослал солдат «проветриться» к стойке для выдачи заказов. Свидетель с благодарностью чиркнул спичкой поймал воздух вместо тёрки, выматерился и, поднатужившись, зажёг.
Рот он открыл на четверти скрутки.
Я, сэр, д-дерьмо видал, но чтоб п-ер-ревёртыш из тр-рупа вылезал Яяка21 милостивая, чуть не п-помер! Она ев-во по горлу, он очертил разрез, он брык, г-готов! Ружьицо-то я вскинул п-п-р-ристрелить мерзавку наш помеш-шал. Б-быс-стрые, с-суки. Не-не приц-ц-целился. Там этот, Х-хол-льм Д-давай давай под-дыматься! Я-я ж видал: чик по горлу к-кровища фонт-таном!
Дождь лил. Не померещилось?
Я-я ж думаю: померещилось, ш-што л-ле. Дуло оп-п-пустил. Д-дык у него голова за-зап-прок-кинута, из ло-лоп-паток х-х-хре-реновины торчат. И кр-ряхти-и-ит!
Покусывая сигариллу, Азеф сверился с отчётом: показания от него не отклонялись.
Что вы предприняли?
Свидетель побагровел.
Обделался я. Тр-руханул. Он оно па-парня разломало и на девку пе-пер-рем-ме-метнулось. Ну я-я-я за-за мер-мерлоном у бочек залё-лёг.
Его затрясло. Азеф, упреждая ухудшения, мягко постучал ему по спине.
Я вас не виню. Не спрячьтесь вы, мы бы лишились троих бойцов. Никчёмный героизм добра не делает.
Бедняга утёр пот платком. Из ноздри у него текло, лохматая борода кое-где собралась сосульками. От невозмутимого мужчины на фото в формуляре уцелела оболочка из типовых параметров.
Азеф соврал: трое ими утрачены безвозвратно.
С перевёртышем разделалась девушка?
Н-нет. Её оно с-с-смело. К-ко-костей не соберёшь п-п-после п-по-поцелуя с бру-русчаткой.
«По свидетельству очевидца, неопознанное существо ликвидировано заключённой», фигурировало в записях.
Несостыковка усматривалась с ходу, но от обвинений мужчина воздержался. Ротозеи, включённые в состав следственной комиссии, второпях не организовали бы повторный допрос солдат пребывал в шоке, они накинулись на него без предварительной подготовки, выдавили информацию и сослали приводить себя в надлежащий вид. Полицейская закостенелость перекочевывала из эпохи в эпоху и пока что эволюционировать не стремилась. Под грозным оком разыскание истины продвигалось плавнее, нежели под приятельским. Побочные показатели в расчёт не брались: человек от давления на него к выдумкам бывал склонен изливал в признаниях то, чего от него добивались, вместо фактов.
Значит, был сообщник? Вы опознали его?
Замявшись, свидетель понизил голос. Знание о ком-то третьей переменной в их задачке волновало его почище монстра в солдатской форме.
Он н-не сообщник. Д-д-демон.
На реплику Азеф грянул стаканом по деревянному подлокотнику. Этот солдат болен свихнулся от потрясения. Насочинял небылиц и выдавал за чистую монету отборную ересь. Либо вчера спятил мир.
Вы за кого меня держите? Какой, нахрен, демон?! Он под крышей на жёрдочке куковал, крылья под дождиком намочил?! Феи ночью хороводы в тюрьме не водили?!
Мужчина вытаращился на него. Лепет смешался во что-то бессвязное.
К-к-клянусь! Д-демон. Из-из те-те-темноты вы-вылетел! Он она там п-п-послушайте! Чёрный, м-мо-морда белая! Вылетел! Не-не-не с ней не-не-не спасал!
Азефу пришлось закурить. Спустившись, Элерт проведёт ему лекцию о том, что друг курит дрянь, и заворчит на вонь: сигариллы он не переносил, чего не скажешь об алкоголе.
Под скрутку соображения раскладывались по полочкам проще. У него в висках трещало: они отпустили принцессу, закопали людей, набрели на очередную неведомую тварь и обзавелись психом в свидетелях.
Банк чудес сорван, господа! Лавочка прикрыта!
Он Оруилом22 не представлялся? хмыкнул мужчина.
К-кто? не уловил юмора свидетель. Я не-не-не за-за-запомнил всего. Белое на-на чёрном. Кры-крылья как как у пере-ревертыша.
Азеф затянулся, выпустил чадное облачко оно, извиваясь, преобразовалось в кривую.
И закашлялся.
«Подозрительное, сэр? Нет, без происшествий. Хотя патруль застал Призрака в десятом часу. Сообщил, что нарушает режим из-за поручения капитана Катлера», докладывал ему старший сержант, присланный Виргином.
Приведи я вам «демона», опознаете? полюбопытствовал он.
Наверное опешил солдат.
Поступим так: вам выписан отпуск, поезжайте к семье. Жена, дети? свидетель рассеянно закивал. Отлично. Навестите их, отдохнёте, полечитесь. Проживаете в столичном округе? Нас сопроводите как раз. Следователь оформил подписку о невыезде для вашей безопасности, для нашего спокойствия. Найдём «демона» пригласим на допрос. Не уклоняйтесь от него, привод не отменяли. В Тэмпль отчаливаем после обеда. Не опаздывайте.
Он снял с пальто мужчины кармину «купола»23 и выпроводил под надзор солдат. Тиба́ остыла. На рапорте серели разводы от напитка. Неаккуратно выведя пометки на свободном клочке, он ущипнул себя за переносицу. Недосып вырезал зазубрины на нервах.
Скатерть усыпали хлопья пепла. Азеф забарабанил по пачке. Половина. С его темпами до столицы опустеет. Дрянным пристрастием он обзавёлся в ссылке. Мать бранила, рвала, выменивала на хозяйственные мелочи: носки, нитки, уголь курево в мерзлоте северо-восточных поселений-лагерей бесценнее купюр. Он не бросил за подработки надсмотрщики расплачивались сигаретами. Умиротворение они приносили, усмиряли издёрганность. Какой бросать
Прополощи рот с мылом.
Перед ним приземлилась булочка-плетёнка. На подрумянившейся корочке пекарь выложил узор из голубики.
Lá aṕṕet, shér immé24, отвесил ему полупоклон Элерт.
Я позавтракал.
Не умаляй мои старания. Мисс Пэнни выманила угощение для тебя у пирожника по моей просьбе. По шестицам они не пекут с ягодами.
Проштрафились, мистер Катлер, и сладостями искупляете? Не прокатит, пробурчал Азеф, отламывая кусочек. Аромат стоял восхитительный. Выспался?
Устроившись с ним на диване, друг подавил зевок. За цветком их не видно мимолётных слабостей скрывать не приходится. Без подсказок ясно: с отдыхом у них не задавалось в равной степени.
Нет. По ощущениям кости ломали заново. В кабинете забыл обезболивающее.
Азеф сдвинул брови. О самочувствии Элерт не распространялся: подорванное здоровье восстанавливалось неохотно, увечья зарубцевались, шрамами он запасся на жизнь вперёд в застенках не деликатничали. Закулисный девиз «Плохо и плохо пройдёт» он, не стесняясь в формулировках, растолковал «опекунам» на больничной койке. Переживания порождали суету, от которой он открещивался и за которую наделил друзей титулами «куриц-наседок». Их любовная возня с ним одобрения от него не снискала через неделю они сдались под градом из брани и каламбуров.
Элерт талантливо пускал песок в глаза, отыгрывал почище актёров в театре люди велись на смену масок, не подозревая за ними подвоха.
У легенд не гнулась спина, не тряслись колени, не приключалось астении. На публике.
Легенды прикрывали ослабевшие, искалеченные пальцы перчатками, хлебали таблетки по рецептам докторов и в непогоду выли в подушку от боли. Вполне по-человечески.
Вынув из кармана пузырёк с надписью «Вильмин»25, Азеф передал его Элерту.
Твой подчинённый принёс. Не хотел тебя будить.
Спасибо.
Он откупорил склянку и добавил в чай несколько капель. От острого запаха лекарства Азеф поморщился, но Элерт с невозмутимым видом осушил чашку в два глотка. Затем, не меняясь в лице, открутил крышку фляги и запил горечь вином.
С каких пор доктора прописывают употреблять лекарства с алкоголем? хмуро поинтересовался мужчина, выхватив флягу у друга. Не рискуй.
Рисковать, дружище, это по палубе в открытом море без штанов щеголять. А вино, чтобы ты знал, рекомендовано к ежедневному распитию в оздоровительных целях.
В оздоровительных целях я его реквизирую. Бросай дурить.
Бросай курить дрянь, подражал ему Элерт.
Доедали в тишине.
Что Призрак забыл вчера после девяти во дворе Сатгрота? По твоему приказу.
Азеф разбалтывал на дне гущу от тибы́. Она покрывала грани смазанными волнами. У капитана обязано отыскаться объяснение: отряд демоны с белыми мордами подчинялся ему беспрекословно. Показания свидетеля в связке с рапортом не попахивали бреднями они указывали на конкретного участника, понадеявшегося выйти из воды сухим.
Потяни за ниточку и клубок развяжется.
Патруль не с Призраком пересёкся. Со мной.
Складывать слова в предложения человека обучали ещё в раннем детстве. На это неминуемо накладывался отпечаток логического мышления главного, по утверждению учёных, отличия разумного существа от животного. Поэтому примерно в том же возрасте дети обзаводились умением делать из сказанного выводы похлеще взрослых, ведь их уста не скрепляли хитрость, вежливость и прочие заморочки. Однако при том, что Росс за тридцать с лихвой мастерски наловчился схватывать на лету и в процессе анализировать, он опешил. Думы, которые расставлялись по полочкам на протяжении получаса, выветрились, и в голове сделалось звеняще пусто. Впервые за несколько недель ему искренне хотелось посмеяться.
С тобой, повторил он.
Улыбку он всё-таки с трудом удержал. Элерт смотрел на него до того невозмутимо, что руки против воли тянулись к его плечам хорошенько встряхнуть. И затем закричать в лицо: «Ты из ума выжил?! Какого беса с тобой?!». Объяснение у капитана, безусловно, имелось. Непробиваемое, хитроумное такое, какому обычно нечего противопоставить.