Да уж это порядок известный, отвечали женщины.
Нет, на других огородах есть матки-стряпухи, или хозяйки стряпают, а я живу без хозяйки, у меня хозяйка в деревне. Мы ведь тоже сюда только к февралю приезжаем, чтоб парники набить да огурцы посеять и там разное прочее, а с осени живем в деревне. К маю месяцу артель-то скопится. Вот после Пасхи мужики понаедут. Теперь у меня трое, а летом бывает десять работников. Тоже чтобы обстирать их и меня. Не нанимать же нам прачек. Это тоже которую назначу Так вот уж, чтоб не пятиться, наперед говорю.
Да уж коли ежели другие бабы согласились, то что ж И мы отступать не будем, опять ответили женщины, переглянувшись между собой.
Само собой, все на одном положении.
Пятнадцать-то копеек в день только уж очень, господин хозяин, дешево, сказала безбровая женщина.
Сунься, поищи, где подороже. К лету, может статься, цены и поднимутся, а теперь весна. Куда баба-то сунется, окромя огорода? Да и огород-то надо такой, который с парниками. Где без парников огород, так хозяева еще и ворот не отворяли. Ведь земля не везде еще оттаяла. Гряды будем делать только после Фомина воскресенья. Ну, давайте паспорты, коли решили оставаться.
Женщины полезли в котомки за паспортами. Хозяин взял паспорты и принялся их рассматривать.
Которая из вас Акулина? Которая замужняя-то? спросил он.
Я, отвечала безбровая женщина. Ребеночка, голубчик, свекрови в деревне оставила, прибавила она, слезливо моргнув глазами. Ребеночек-то грудной, махонький Вот все думаю, как он там на соске. Двух старшеньких-то мне не жаль. Те уж бегают, а этот самый махонький-премахонький. На Спиридона Поворота я его родила. Спиридоном и звать. Мальчик. Да мальчик-то такой хороший! Четвертый месяц ему еще только, а уж все понимает, глазенки такие шустрые.
Безбровая женщина умолкла и утерла глаза кончиком головного платка.
Ну, у свекрови мальчик, так чего ж горевать? Свекровь бабушка и подчас бывает лучше матери. У свекрови все равно что у Бога.
Без груди-то, милый человек, о-ох как трудно ребенка поднять! Вас, господин хозяин, как звать?
Ардальон Сергеич.
На соске-то, Ардальон Сергеич, голубчик, ой-ой как трудно трехмесячному ребеночку.
Обтерпится, привыкнет. Ну а вы три девушки? спросил хозяин, ухмыльнувшись, других женщин.
Девушки, отвечали те в свою очередь, хихикнув.
Настоящие девушки, настоящие. У нас по деревням баловства этого нет, отвечала за них безбровая Акулина.
А по мне, хоть бы и ненастоящие. Мне насчет этого плевать. Я так только, к слову. Впрочем, у меня рука легкая. У меня придет в марте полольщица девушкой, а смотришь, после Покрова здесь осталась и уж в январе у господ в мамках кормилицей живет. Вот нынче на улице одну свою прошлогоднюю встретил. Идет в шелковом сарафане с позументом, шелковый шугай на ней такой, что бык забодает, на голове кокошник с бусами, и лакей в ливрее в карету ее сажает. Должно статься, до графского дома достукалась, графчика кормит. Счастье
Ну, уж от этого счастья избави Бог наших девушек, отвечала безбровая женщина. Матери-то, прощаясь с ними, как они наказывали, чтобы я за ними смотрела! «Чуть что, говорят, Акулина, так ты им косы вырви».
Вырывай или не вырывай, а толку от этого не будет. Питер город-забалуй. А в кормилки в хороший дом попадет, так так-то родителям на голодные зубы в деревне поможет, что в лучшем виде! Да и себе приданое скопит. У нас в Питере такое заведение, что коли ежели кормилка барского ребенка выкормит, то ей всю одежду на руки отдают, тюфяк, подушки да деньгами на отвальную.
Ну уж, что уж Зачем такие слова? У тебя, верно, своих-то дочерей нет?
Дышловая пара в деревне: одной семь лет, а другой девять.
Были бы постарше, так не говорил.
Да ведь я к слову, а по мне, хоть куда хочешь поступай с моего огорода, хоть в принцессы. Вы когда из деревни-то тронулись?
Четвертый день. Ведь много пешком шли. Денег-то на всю дорогу на чугунку у нас не хватило, рассказывала безбровая женщина.
Очень голодно у вас в деревне-то?
Страсти Божии Только еще у кого работник или работница в Питере есть, тот дом и держится, а то не приведи господи как трудно. Всю скотину за зиму пораспродали. Ребятишки без молока сидят. Сена у нас в наших местах всегда было много, а прошлый год все повыгорело. Болотина и та посохла вот какое лето было. Хлеб иные тоже еле на семена сняли, овес тоже пропал. Кабы не грибная осень ложись и умирай. Грибы еще малость поддержали, потому сушили и на сторону продавали. А только уж и цены же были! Скупщики, видя голодуху, так прижимали, что не приведи бог!
Хлеба-то своего докелева хватило?
Да мы так уж что к Николину дню покупать начали. И семена съели, и ничего-то у нас нет. Вот муж на барки нанялся к хозяину, а я в Питер пошла. Что достанем сейчас надо старикам в деревню на семена послать, а то сеять нечем.
Разве уж что муж твой с барок расстарается, а ведь тебе нескоро на семена наковырять.
А ты вот что Ты закабали меня, милостивец, на лето да дай пять рублев, чтобы в деревню на семена послать. За это я тебе в ножки поклонюсь, проговорила безбровая женщина, встала с лавки и поклонилась хозяину.
Хозяин махнул рукой.
Такие ли ноне времена, чтобы бабам по пяти рублей вперед давать, сказал он. Нет, не те времена. Мы так ждем, что баба будет после Николы вовсе без цены. Дешева нынче будет баба, совсем дешева.
Грехи! покрутила головой безбровая баба и тяжело вздохнула.
Хозяин помолчал, почесал под мышкой и сказал:
Ну, чай отопьете, так первым делом идите на огород прошлогодние кочерыжки из земли выдергивать, носите их на носилках к избе и складывайте в кучи. Повы-сохнут, так летом топить ими будем.
Что прикажешь, господин хозяин, то и сделаем.
Вот за кочерыжки и принимайтесь. Стлаться и спать все будете вот тут в избе, покуда тепло не станет, а станет тепло, так у нас и навес, и чердак есть. Там отлично.
Спасибо, голубчик, спасибо. Только бы приткнуться где было.
А тебя, шустрая, как звать? спросил хозяин курносенькую молодую девушку.
Меня-то? Меня Ариной, отвечала та, широко улыбаясь.
Ну а ты, Арина, завтра с утра в стряпки ступай. Провиант, какой нужно для хлебова, от меня получишь. А что делать нужно, я сказал. Ведь матери, поди, в деревне по хозяйству помогала?
Еще бы не помогать!
Ну, вот и топи печку, и вари варево для всех.
Хозяин поднялся со скамейки и стал застегивать кафтан, собираясь выходить из избы. Опрокидывали кверху донышком свои чашки и стаканы и работницы, покончив с чаепитием и собираясь идти к работе.
IV
Ранним утром, еще только свет забрезжился, а уж хозяин огорода, Ардальон Сергеев, проснулся. Он спал в избе за дощатой перегородкой, в маленькой каморке, имеющей, впрочем, крошечное окно и обставленной скамейкой и простым деревянным столом, покрытым красной ярославской салфеткой. На стене висели дешевые часы московского изделия с холщовым мешочком песку на веревке вместо гири. Спал он на койке, устроенной из досок, положенных на козлы, на разостланном войлоке, укрывшись полушубком, и имел в головах громаднейшую подушку в ситцевой наволочке. Часы показывали пятый час в исходе. Потянувшись на койке, он сел, свесив босые ноги, почесался, поскоблив у себя живот и под мышками, и, зевая, начал обуваться. Обувшись и все еще зевая, он вышел из-за перегородки. В избе на полу и на лавках около стен спали, положив под голову котомки и мешки, три мужика и до десятка женщин. Ступая по полу и стараясь не наступить на ноги спящим, Ардальон Сергеев направился к двери и вышел на крыльцо, чтоб умыться, но в висевшем около крыльца глиняном рукомойнике воды не было. Ардальон Сергеев снова вернулся в избу и крикнул:
Стряпка! Кого я в стряпки назначил? В рукомойнике воды нет. Надо воды из колодца наносить! Эй, Арина! Курносая! Где ты тут? Я, кажись, тебя в стряпки на сегодня назначил? Что ж ты с водой-то? Надо вставать и воды принесть. И в ведре воды нет. Что это за безобразие!
Женщины подняли головы и смотрели посоловелыми от сна глазами.
Где тут у вас Арина валяется? Пусть встает да воду носит. Умыться даже нечем, продолжал хозяин.
На полу зашевелились.
Ариша! Вставай! Хозяин будит! заговорила безбровая Акулина и стала толкать спавшую соседку. Вставай, Арина, да наноси воды.
На полу поднялась курносая молодая девушка и, держась за половицы руками, щурила глаза и зевала.
Вставай же, стряпка! еще раз крикнул хозяин. Здесь ведь не у себя дома, проклажаться нельзя. Вставай, бери ведра да принеси воды из колодца.
Сейчас заторопилась девушка, вскочила на ноги, бросилась к ведрам, стоящим в углу, и, еще пошатываясь от сна, вышла было на крыльцо, но тотчас же вернулась, сказав: Босиком-то холодно на дворе, позволь уж прежде обуться, и стала обуваться.
Хозяин между тем начал будить мужиков и других женщин.
Вставайте! Чего валяться-то! А то заняли весь пол, так что даже и не пройти говорил он, проходя за перегородку и доставая оттуда полотенце.
Вскоре два ведра воды были принесены Ариной, умывальник около крыльца был также наполнен водой, и хозяин принялся умываться. Когда он опять вошел в избу, все уже были на ногах. Арина, умывшаяся у колодца, стояла уже в углу перед закоптелым образом и молилась.
Открестишься, так печь затопить надо да избу подмести, отдал он ей приказ.
Вставшие мужики и женщины, достав полотенца, также начали выходить на крыльцо поплескаться у рукомойника. Умывшиеся становились тут же на дворе к востоку лицом и крестились. Хозяин, расчесав гребнем волосы и надев картуз, тоже вышел на двор и широким вздохом втягивал в себя холодный воздух. Было морозно. Лужи застеклянило, земля затвердела, на досках был виден белый морозный иней. Хозяин в неудовольствии покачал головой.
Вишь, утренник-то какой! сказал он. К парникам теперь и приступить нельзя, не токмо чтобы их открывать и полоть в них, а я дармоедов набрал. Ближе как к девяти часам утра и рогож снять с рам невозможно, а то все зазябнет. Когда тут пропалывать!
Мужики и бабы слушали и стояли, как виноватые.
Да уж от сорока мучеников завсегда по утрам сорок утренников, сказал маленький, тщедушный мужик-работник с клинистой бородкой.
«Всегда»! передразнил его хозяин. Так на что ж я вчера четырех новых дармоедок набрал? Зобы-то хозяйскими харчами зря набивать у меня и прежних рабочих было достаточно.
А уж это твоя воля хозяйская.
Когда тут парники откроешь из-за эдакого мороза!
Не плачься, хозяин. Солнышко взойдет и живо нагреет.
А пока оно нагреет, вы будете сидеть сложа руки? Думаешь, что это очень приятно хозяину? Как же, дожидайся! Пейте чай скорей да начинайте до парников-то старые кочерыжки из гряд выдергивать.
Что прикажешь, то и делать будем.
В избе между тем возились уже все женщины, помогая Арине, назначенной на сегодня в стряпки. Одни мели пол швабрами, другие суетились около грязного ведерного самовара, засовывая в его трубу зажженные лучины. Сама Арина растапливала печь. По избе носился дым и, смешавшись с испорченным за ночь от ночлежников воздухом, представлял из себя убийственную атмосферу.
Вскоре печь запылала, вентилируя избу, и воздух начал очищаться. Через четверть часа самовар был поставлен на стол. Хозяин, все еще хмурый, заваривал чай, выложив на стол грудку колотого сахара на синей бумаге.
Посуды у меня всего только шесть чашек да стакан. Чем пить чай по очереди-то, так вы купите себе каждая баба по посудине, сказал он.
Милый, да из каких доходов покупать-то?.. заметила одна из женщин. Сам знаешь наши достатки: пятиалтынный в день, да еще больничный рубль и за прописку паспорта тебе зажить надо.
Ну, уж там как знаете, а после Фомина воскресенья я свою посуду в сундук уберу. Кто из чего хочет, тот из того чай и лакай. У меня рабочим хозяйских чашек и стаканов не полагается. Арина! Да что ж ты зря топчешься! Сними с полки каравай хлеба да накромсай его на куски. Это твое дело, стряпушье.
Громыхая по полу сапогами, курносенькая девушка сняла с полки большой хлебный каравай и, запасшись ножом, начала разрезать его на ломти.
Пусть мужики сначала напьются чаю, а когда посуда освободится, могут и бабы с девками пить, скомандовал хозяин и разлил в чашки и стаканы жидкий чай.
Сам он пил из стакана, молча, угрюмо, наливая чай на блюдечко и громко схлебывая его.
Женщины в это время жевали ломти хлеба, круто посыпая их солью. Один из мужиков, дабы как-нибудь вывести хозяина из мрачного настроения, выпив первую чашку чая, сказал:
Ежели солнышко будет припекать по-вчерашнему, то в конце будущей недели можно уж будет в парниках с сотню огурцов снять.
Да, дожидайся! мрачно отвечал хозяин.
Да ведь уж большие завязи есть. Ей-ей Я вчера смотрел, так под рамами около забора во какие огурчики.
Ну, не мели вздору. Пей да, напившись, иди кочерыжки вытаскивать.
Наступила пауза. Слышно было только, как жевали уста и раздавались всхлебывания чая. Через минуту начал другой мужик:
Теперича ежели такая ясная погода стоять будет, то завтра, я так предполагаю, можно и под луковое перо пяток грядок приготовить. Луковый сеянчик он утренника не боится.
Хозяин промолчал.
Вскоре мужики кончили чаепитие и уступили свое место женщинам. Арина все еще возилась около печи, моя котел в лохани. Хозяин стаскивал с широкой полки кульки и выдавал ей провизию на хлебово для обеда. Отсыпал овсяных круп, положил несколько горстей сушеных снетков на деревянную тарелку, отделил из находившегося за перегородкой мешка картофелю в корзинку, дал соли, кислой капусты и для каши гречневой крупы. Сделав все это, он стал торопить женщин поскорей пить чай и идти на работу вытаскивать из гряд кочерыжки. Чай уж давно был спит, а потому женщины тотчас опрокинули чашки и стали выходить из избы.
На огороде начался рабочий день.
V
Около десятка женщин в душегрейках и три мужика в шерстяных фуфайках шли по огороду мимо парников, направляясь к прошлогодним капустным грядам, из которых торчали кочерыжки от срубленных кочней. День начинался ясный, но утренний мороз еще не ослабевал, хотя солнце уже поднялось на горизонте. От парников, прикрытых рогожами и соломенными щитами, виднелся легкий пар, выходящий в щели рам.
Только уж чтобы сложа руки не сидеть да угодить хозяину, а совсем не по времени об эту пору кочерыжки вытаскивать, говорил тщедушный мужичонка Панкрат, подойдя к капустным грядам. Помилуйте, за ночь морозом землю сковало, кочерыжка сидит твердо. Чего надсаживаться-то!
Конечно, после полудня, когда пооттает, этим заниматься любезное дело, отвечал второй мужик, Спиридон, с бородой лопатой, но ведь после полудня надо к парникам переходить, у парников только при солнце и работа. Ну-ка, долгогривая команда, принимайся! крикнул он женщинам и первый, наклонившись над грядой, стал выдирать из земли кочерыжки.
Женщины последовали его примеру. Панкрат пошел за рогожными носилками, чтобы стаскивать выдернутые кочерыжки в одно место к избе. Третий мужик, худой и длинный, рябой и черный, с еле растущей бородкой, по имени Евпл, стоял и почесывался.
Зря и выдергивать-то будем эти кочерыжки бормотал он. Помилуйте, зачем? Когда гряды копать начали бы, то кочерыжки заступами бы и выворачивали, а бабы их собирали бы и таскали, куда следовает.
Понимаешь ты, чтобы хозяину угодить, возразил мужик с бородой лопатой. Очень уж обидно ему, что рабочие до солнечного пригрева должны без дела сидеть. Ну да ведь надсажаться особенно не будем. Что сделаем, то и ладно. Эй ты! Желтый платок! Ты землю-то с корней оббивай, а не бросай кочерыжку с землей. Коли ежели так, то будет неладно. Как тебя звать-то?