Значит, теперь это называется домашнее задание по бухучету? Мама принюхалась. Где ты была? У тебя от куртки куревом несет.
Какой-то парень курил рядом в автобусе.
От дальнейших расспросов меня спас Нико, мой песик. Он заскулил на заднем балконе, где у нас была постирочная, его всегда там запирали, когда собирались гости. Нико страшно линял даже зимой, а уж теперь, когда близилась наша короткая весна и за ней палящее лето, он линял просто как ненормальный.
Я ускользнула от мамы на балкон.
Вот ты где, mi amor.
Нико завилял всей задней частью тела за неимением хвоста. На радостях облизал мне лицо, и я задержала дыхание пахло у него из пасти кошмарно, хуже, чем из моих бутс, но вот любил он меня беззаветно.
Я сегодня забила два гола, шепнула я ему в острое ухо. Мы выиграли чемпионат! И знаешь еще что? Диего приехал. Ты бы его видел!
Нико склонял голову то на один бок, то на другой, будто понимал каждое слово даже те, которые я произнести не могла.
Я попыталась поцеловать его острую мордочку, но пес вывернулся и скакнул к брату Пабло тоже вышел на балкон.
Марисоль пошла в туалет, объяснил он. А мне надо было срочно свалить от них.
Я вытаращила глаза, изображая полное потрясение.
Да ты что? Неужели она какает, как все мы, простые смертные?
Брат хлопнул меня по спине, и я подвинулась, чтобы он смог сесть рядом на пол. Сделав длинный выдох, положила голову ему на плечо. Черные волосы Пабло, длинные и шелковистые, слегка щекотали мне щеку. Нико разлегся у нас на коленях и придавил всем телом, чтобы мы сидели смирно.
Отличный ты гол забил, Паблито! Меня прямо распирало от гордости за брата. По телевизору его гол смотрелся потрясающе.
Я весь вечер наблюдаю за тобой, и ты даже не глядела в сторону телика, сказал брат.
Мы с Роксаной разбирали по минутам каждый матч и каждый гол, но Пабло совершенно незачем было знать, как мы одержимо изучаем мужские игры.
Я смотрела матч у Роксаны.
Роксана это та смазливая китаёзочка из твоей школы? Пабло изобразил голос папаши. Потом помолчал и шепотом спросил: Ну, а ты как сыграла?
Сердце у меня заколотилось. Он помнит о моем чемпионате, не забыл!
Мы выиграли. Я забила. Больше я ничего не сказала.
Пабло взъерошил мои и без того спутанные волосы:
Ах ты моя Марадонита! Я бы так хотел как-нибудь прийти посмотреть на тебя в деле.
Может, в следующий раз, кивнула я. Ага, как же, держи карман шире.
После дебюта Пабло в основной команде «Сентраля» два года назад его жизнь стала еще сложнее, чем когда он учился в молодежной академии. Времени прийти и посмотреть, как я играю, у него не было никогда. Что, может быть, и к лучшему. Со времен детской лиги Пабло успел выиграть десятки международных турниров. Брат никогда не смеялся над моим желанием стать футболисткой. Он всегда поддерживал меня за спиной у родителей, но при этом даже не подозревал, насколько отчаянно я рвусь в спорт. Думал, будто футбол для меня развлечение. Возможно, мне пора открыться ему больше.
Остальное потом расскажу, пообещала я.
Пабло кивнул, но помрачнел и откашлялся, собираясь с духом.
Что случилось? спросила я.
Диего показалось, что он видел тебя у бара. Ты что, шлялась вокруг стадиона, надеясь его увидеть?
Прекрати! Я шлепнула брата по ноге.
Нико взвизгнул. Пабло отстранился и заглянул мне в лицо, пытаясь поймать мой взгляд. Наконец я посмотрела ему в глаза.
Вот что, nena, крошка, ты моя сестренка, и я обязан тебя защищать. Говорил он совсем как мама, и я выразительно подняла глаза к небу. Мне не по нраву, что ты гуляешь одна и возвращаешься так поздно, и бог знает чем ты занята все это время. Пабло улыбнулся, но продолжал сверлить меня пристальным взглядом этот фокус он унаследовал от отца. Помнишь, что я тебе сказал в прошлый раз?
Что, Пабло? Что ты сказал?
Что ты пострадаешь, вещал он как седой мудрец. Держись от Диего подальше. Просто послушай меня.
Он прямо лопался от важности. Не дождавшись от меня ни звука, брат спросил:
Ты же не общалась с ним тайком от меня?
В прошлом году Пабло уже прочитал мне целую нотацию. Поучал, чтобы я не вела себя как другие девчонки, которые только и мечтают урвать кусочек от Диего, потому что он вот-вот прославится.
А у нас с Диего все было вообще иначе, но слова, которыми можно это описать, я спрятала в самой глубине сердца.
Ты мне кто, по-твоему? Мой папаша? Я снова шлепнула брата по ноге.
Диего приехал всего на неделю, ты в курсе? Потом он улетит обратно к славе, богатству и гламурной жизни. В голосе брата прозвучала резкая нотка, от которой у меня по спине поползли мурашки. Какая черная кошка пробежала между Пабло и Диего?
Я с ним не разговаривала. Ну, успокоился, доволен?
Пабло поспешно отвел глаза, будто знал больше, чем показывал. Может, Диего ему что-то открыл? Я умирала от любопытства, но гордость оказалась сильнее, и я промолчала.
Видел я, как вы глядели друг на друга в тот вечер, когда он уехал, произнес Пабло. Я тоже мужчина, Камила, и
А как мы глядели? И вообще, это было целый год назад. И что теперь, раз он прославился, мне даже взглянуть на него нельзя?
Тут уже Пабло поднял глаза к небу, а я продолжала:
Ты все не так понял. Вообще не так. Мы с Диего просто дружим. Ну или дружили. А с тех пор как он уехал, считай, и не разговаривали. И к тому же я слишком занята учебой и подготовкой к поступлению на медицинский факультет.
Из кухни донесся раскатистый хохот Эктора, который подхватили Сезар и папаша.
Мы с Пабло прислушались.
В тот вечер накануне отъезда Диего между нами были не только пылкие взгляды. Но и много чего еще. Однако меньше знаешь крепче спишь, и я совсем не хотела посвящать брата в эти подробности. Какой смысл ссориться? Насколько я знала, для Диего наша история дело прошлое.
Я потрепала Пабло по плечу и сменила тему:
В любом случае ему наверняка очень понравилось, как ты играешь. Вы, ребята, «Таллерес» просто раскатали.
Пабло довольно засмеялся.
Да, приятно было увидеть его на стадионе, сказал он с полуулыбкой. Но я хочу, чтобы ты тоже как-нибудь пришла посмотреть. Ты когда последний раз была на стадионе?
Два года назад. Когда Пабло дебютировал в первом составе.
Как-нибудь обязательно приду и полюбуюсь на тебя, о Жеребец.
Прозвище ему очень шло: горячий, крепкий, нетерпеливый. Мог носиться часами без устали и всегда улыбался. Интересно, сколько девчонок растаяли от этой улыбки?
Паблито! донесся из столовой звонкий голос Марисоль. Пабло вскочил и побежал на зов, как послушная собачонка.
Паблито? Какой он ей Паблито? Так его называет только семья, а эта фифа Марисоль пока не семья. И, с божьей помощью, никогда в семью не войдет. До отъезда Диего она нашего Паблито в упор не видела. Но если я ему хоть намекну, наживу в его лице врага на всю жизнь. А я выдержу что угодно только не потерю брата.
6
Тем временем в столовой Сезар и Эктор благодарили маму за восхитительную фугаццу с оливками. Она смущенно улыбалась, прикрывшись бумажной салфеткой, но глаза ее блестели. Взгляд ее как магнитом притягивало к отцу, и смотрела она с грустью и надеждой на что? Не знаю. Родители вместе с шестнадцати лет. И если уж отец не изменился за все эти годы
Мама взяла с блюда корочку от пиццы и принялась ее грызть. Тут отец и сказал одну из своих коронных пакостей:
Как, Изабель, ты ешь пиццу? А я думал, ты у нас углеводы не ешь, чтобы быть в такой же великолепной форме, как я. Он гордо обвел рукой собственную поджарую фигуру, а потом подмигнул маме, будто это могло смягчить удар в самое сердце, который он ей только что нанес.
Я цапнула ломоть пиццы, щедро откусила и чуть не застонала от удовольствия.
Мамочка, полный восторг! Пища богов!
Это ты сейчас восторгаешься, глумливо подколол папаша. Вот посмотрим, как ты запоешь, когда тебе перевалит за тридцать и ты начнешь толстеть даже от воздуха. Верно говорю, Изабель?
Улыбку с лица мамы словно стерли, а ее сияющая медная кожа стала пепельной, будто на нее обрушилось злое заклятье.
Пабло положил руку маме на плечо.
Мамуся, не слушай. Ты красавица такая как есть.
Мама даже не пожурила Пабло за то, что он выражается как деревенщина, мне-то за «мамусю» влетало. И все-таки утешить ее Пабло не удалось: мама сидела бледная, погасшая. Потом встала, собрала посуду и понесла в раковину.
Мы с братом переглянулись. Я обернулась и увидела, что Сезар с Эктором тоже молча и многозначительно переглядываются. Однако никто не проронил ни слова. Отец извинился и ушел в уборную. Сезар отправился на улицу покурить, поскольку в квартире мама курить запрещала. Мне бы следовало убраться к себе в комнату, но тут мое внимание привлек телевизор.
На экране появилась та самая журналистка, которая была на нашем матче Лусиана. Только я хотела сделать погромче, как Эктор вмешался:
Нет, не надо. Знаю я эту бабу-комментаторшу, терпеть не могу слушать ее burradas. Полная чушь!
Я замешкалась: то ли повиноваться Эктору, то ли, наоборот, назло выкрутить на полную громкость. Однако тут пошли кадры с Диего, который махал поклонникам. А мне кровь из носу надо было убедиться, что я не попала в объектив оператора тогда на улице перед баром, когда застыла и пялилась на него как дура. Я постояла перед телевизором, но все эти несколько минут краешком глаза наблюдала за Эктором. Он ерзал на месте и, казалось, хотел что-то сказать. Когда я повернулась к нему, он даже приоткрыл рот, но в конце концов просто вздохнул и уткнулся в свой телефон.
Эй, пошли! окликнул его отец, выходя из уборной. Прошел мимо меня, как мимо пустого места.
Эктор печально покосился в мою сторону и последовал за отцом, но на прощание бросил:
Ты поосторожнее, Камила. Слишком ты хорошенькая, чтобы разгуливать по улицам в одиночку.
Тут уж дар речи утратила я. У меня в горле точно рыбная кость застряла. Это как понимать Эктор мне угрожает или непритворно волнуется?
Пабло и Марисоль вскоре тоже ушли. Обычно в воскресенье вечером они по клубам не ходили ведь она, как и я, была в выпускном классе, но завтра выходной. У меня перед глазами опять мелькнула картинка, как Пабло шепчет что-то на ушко Марисоль, а та лукаво улыбается, и я поежилась.
По телевизору снова заговорили о Химене Маркес и о марше ее памяти, о требованиях наказать виновных в убийстве. Я сделала погромче. Демонстранты на ходу скандировали: «Ni una menos! Ни одной женщиной меньше!» Потом требования прекратить насилие заглушились другими столкнулись демонстранты с зелеными платками, сторонники легализации абортов, и с голубыми их противники.
Но как бы они ни осыпали друг друга оскорблениями, Химену этим не вернешь. Можно сколько угодно сражаться за цвета платков, пока все они не выгорят на солнце до одинакового серого, а девушки тем временем так и будут гибнуть.
Вмешался ведущий с новостью о еще одной пропавшей девочке, на этот раз двенадцатилетней. За спиной у меня тяжко вздохнула мама. Я повернулась к ней. Она смотрела на меня осуждающе, будто это моя вина, что девочки пропали, будто это я не сумела их защитить.
Или словно моя беспечность означала: следующей жертвой стану я.
Схватив рюкзак и тарелку с пиццей, я спряталась у себя в комнате. С плаката на стене мне улыбался рэпер Малума, а рядом с ним красовалась единственная наша фотография дедушки Ахмеда, и на обороте ее, я знала, было любовное письмо к какой-то неведомой женщине не к моей бабушке. Фотография была сделана в сепии, и abuelo Ахмед смахивал на кинозвезду прошлого.
Я открыла рюкзак и спрятала свою медаль под матрас. Тайник банальнее некуда, но другого у меня не было. Может, пока я сплю, медаль напитает меня энергией и даст силу для новых побед.
Открытку с Корреа я поставила на тумбочку у кровати, прислонив к расползающейся стопке книг по большей части это были учебники для подготовки к языковым экзаменам, а еще там лежала «Тень ветра», книга, которую Диего оставил мне перед отъездом. В подношение Корреа у меня было только полбутылки воды, и я водрузила ее рядом с иконкой. Потом поставила телефон на зарядку, а на древнем CD-проигрывателе включила старенький мамин диск рок-группы «Vilma Palma e Vampiros». Наконец легла на диван. Мышцы немедленно пожаловались на усталость, но не настолько громко, чтобы заглушить голоса в голове: те наперебой вопили про домашку, про Пабло и Марисоль, про отца, про деньги, которые мне нужны для турнира, и про родительское разрешение на него, и еще они твердили про Диего. Особенно упорно про Диего.
С чего ему вдруг понадобилось приехать? В голове у меня всплыло непрошеное воспоминание о нашей с ним последней встрече. О громкой музыке в клубе. О его мягких губах на моих. О том, как моя правая рука лежала у него на груди и под ней сквозь расстегнутую рубашку стучало его сердце. А в левой я держала желтый леденец на палочке который он дал мне в обмен на мой розовый. Леденец я до сих пор хранила в тайнике под матрасом вместе с другими сокровищами.
В тот вечер мне ясно виделось наше с ним будущее волшебное, как сказка. А потом вмешалась жизнь.
В первые недели после его отъезда мы постоянно переписывались. Раза два-три Диего мне даже звонил. Но потом взяли свое разница часовых поясов, его плотное расписание, мой сбоивший интернет и необходимость скрываться от семьи все это оказалось сильнее. Электронные письма и сообщения в мессенджерах делались короче, прохладнее, формальнее, пока наконец не иссякли совсем.
С ноября мы не общались вообще. Я рыскала по интернету, ища малейшие признаки того, что Диего помирился со своей бывшей подружкой, что это он так играет со мной, о чем и предупреждал меня Пабло. Но находила лишь короткие заметки о чудо-юноше из Росарио, который живет футболом предан мячу и черно-белой форме своего клуба. А я из гордости не хотела спрашивать Диего, не изменилось ли его отношение ко мне. И все-таки мне страшно хотелось рассказать ему про мои матчи и мечты и расспросить, как он теперь живет. Каждый раз на пробежке, завидев его дом, я мысленно разговаривала с ним, снова и снова вспоминала его слова. В конце концов я забыла, как звучит его смех.
Сеньора Алисия все обещала, что я стану настоящей футболисткой. Эти надежды вытесняли у меня из головы фантазии о будущем, где я всего лишь зрительница, а не игрок, где я лишь наблюдаю, как Диего преображается из мальчика в чемпиона, в Титана. Даже несмотря на всю любовь к нему. Верно в песне поется: «От разбитого сердца никто не умрет», и я верила, что мое сердце исцелилось. Но стоило Диего произнести мое имя, как былая рана снова закровоточила и ожили все те чувства, которые я отгоняла месяцами.
Сквозь музыку прорезался телефонный звонок, и я вынырнула из воспоминаний. На всю квартиру зазвенел голос мамы:
Алло, Диегито, радость ты моя-я-я! Мама произнесла эти слова нараспев. Ушам своим не верю! Вернулся и вспомнил старых друзей!
Я попыталась дышать ровно и глубоко, чтобы успокоиться. Не помогло.
Нет, малыш, Пабло ушел, продолжала мама. Я думала, он на встречу с тобой.
У меня под боком пел Эль Пахаро. Я кинулась выключить музыку.
С каких пор ты спрашиваешь разрешения зайти в гости? Пауза. Сегодня вечером? Чувствуй себя как дома. Мама рассмеялась. Хорошо, тогда я скажу ей, что ты скоро будешь.
Она повесила трубку, но зайти ко мне и сказать, что звонил Диего, не спешила.
Диегито сейчас придет! Мобильник мой сел, так что я даже не могла звякнуть Роксане. Да и времени в любом случае уже не оставалось. Тетя Ана, приемная мама Диего, жила всего в двух кварталах от нас. Значит, он явится через несколько минут.