Шлюха, вот что она прошептала.
Это слово преследует мою мать всюду, куда бы она ни пошла, но ей мастерски удается игнорировать людей. Даже не знаю, как у нее это получается. Я вспоминаю мальчишку, которого встретила в прошлом. Сына мужчины, с кем у мамы был роман. Вспоминаю, что он тоже называл ее шлюхой. Эти воспоминания не выходят у меня из головы. Особенно когда я лежу в постели по ночам. Я помню, какие он вызывал у меня чувства. Помню его жестокие слова, его грубый поцелуй.
И с тех самых пор я неустанно ищу это чувство.
Глава 2
Саммер
Я рано прихожу в класс углубленного изучения английского[4], поскольку уже пропустила бо́льшую часть первого урока, и иду к столу, за которым сидит внушительный темноволосый мужчина, болтающий с парой учениц. Обе девушки красивые, в безупречной школьной форме, с длинными светлыми золотистыми волосами с прямым пробором. Они беззаботно смеются над словами учителя, запрокинув головы, и я завидую тому, как комфортно они себя ощущают. Девушки очень уверены в себе, и я понимаю почему. Они проучились здесь уже три года, потратили на это свое время, и теперь они на самой вершине. Старшеклассницы, готовые править школой.
И вот она я, врываюсь в их класс усилиями властной матери, точно мое место именно здесь. Это не так.
И я это знаю.
Когда они наконец удостаивают меня вниманием, на их лицах видно столько пренебрежения, что я отшатываюсь от них и дрожащей рукой протягиваю мистеру Фигероа свое расписание.
Здравствуйте, я тоже в этом классе, говорю я.
Он пробегает взглядом по расписанию, и его темные брови сходятся на переносице.
Боюсь, здесь какая-то ошибка.
Я молчу. Просто оглядываю класс и делаю вид, словно не знаю о том, что только что произошло в кабинете директора.
Фигероа берет трубку со стоящего на столе телефона и набирает добавочный номер из трех цифр.
Здравствуйте. Да, у меня тут он смотрит на мое расписание, Саммер Сэвадж, и она утверждает, что тоже в продвинутом классе.
Учитель замолкает, пока директор Мэтьюз отвечает, а мне хочется исчезнуть. Девочки явно подслушивают, устремив на меня взгляды, а потом одна из них наклоняется к другой и что-то шепчет ей на ухо, прикрыв рот ладошкой, чтобы до меня не долетело ни слова.
Они даже не утруждаются сделать вид, будто говорят не обо мне. Наверное, не стоит и удивляться.
Понятно. Голос Фигероа звучит тихо. Немного холодно. Что ж, ладно. Спасибо. Он вешает трубку и смотрит на меня с бесстрастным выражением лица, а затем возвращает мне расписание. Можете присаживаться, мисс Сэвадж. Урок начнется через несколько минут.
Я послушно сажусь за первую парту самого дальнего ряда. Достаю новую тетрадь и ручку, снимаю колпачок зубами и, открыв тетрадь, разглаживаю ладонью чистую страницу. Меня переполняет желание сделать запись в дневнике, но он лежит на самом дне рюкзака, и мне не хочется доставать его, чтобы потом сразу прятать обратно.
Дневник хранит все мои мысли. Чувства. Заметки и каракули. Клочки бумаги, которые я пожелала сохранить. Чек, оставшийся с тех времен, когда мы с друзьями ходили в новую кофейню незадолго до моего переезда. Корешок от билета на концерт, куда я ходила, чтобы увидеть Гарри Стайлза. Записку с угрозами от Йейтса. Помятую, испачканную пятнами от шампанского салфетку, которую я забрала с вечеринки в тот вечер, когда целовалась с тем ужасным мальчишкой. Салфетка была темно-синего цвета с огромной буквой «Л» посередине.
«Л» означало Ланкастер.
Мне нравится время от времени листать дневник и пробегать пальцами по клочкам бумаги, перечитывать свои записи. Некоторые из них трудно читать, как, например, записи о ночи пожара. Об общении с моим сводным братом. О ссоре с отчимом. О конфликте с друзьями.
Другие вызывают у меня улыбку. А третьи пробуждают тоску по прежним временам, когда я была еще юной и наивной и верила, что в мире есть хорошие люди.
Теперь я не уверена, существуют ли они вообще.
Ученики неспешно заходят в класс, и все до единого с любопытством разглядывают меня. Они ожидают, что все присутствующие в классе будут им знакомы, поэтому я понимаю, почему сбиваю их с толку.
Итак, все в сборе? Похоже на то. Фигероа встает, подходит к белой классной доске и синим маркером пишет на ней «Ромео и Джульетта». Добро пожаловать в класс углубленного изучения английского языка. Он улыбается. Ученики отвечают смешками. Учитель указывает на доску маркером. Таково было ваше задание по чтению на лето. Надеюсь, вы все готовы к заданиям, которые я сейчас вам дам.
Фигероа поглядывает на меня с сомнением, и я, улыбнувшись ему, пишу название «Ромео и Джульетта» первой строкой в новой тетради. Проще простого. Я читала эту книгу в десятом классе. Придется освежить память, но у меня нет причин для беспокойства.
Уверен, вы все заметили, что у нас появилась новая ученица. Пожалуйста, поприветствуйте Саммер, он не сводит с меня глаз, и я первой отвожу взгляд, чувствуя себя не в своей тарелке от его пристального внимания.
Несколько человек тихо бормочут приветствия, но их меньшинство. Уверена, им совершенно не нравится, что я здесь вместе с ними, что, по их мнению, мне тут не место.
Внезапно дверь открывается и в кабинет входит парень. Отвернувшись от класса, он что-то кричит кому-то в коридоре. Дверь захлопывается за ним, и все внутри меня оживает. Я сажусь прямо. Кожу покалывает. Сердце колотится. Дыхание перехватывает, а на лбу вдоль линии роста волос выступает испарина.
Я знаю, кто он. Я твердила самой себе, что его здесь не будет, но ошибалась.
Он здесь.
Уит Ланкастер. Парень, который меня поцеловал. Который хотел меня трахнуть и называл шлюхой, когда мы едва стали подростками. Он выше, чем я помню. Намного выше метра восьмидесяти, да и плечи его кажутся очень широкими в темно-синем пиджаке школьной формы. Его высокомерие почти осязаемо. Он проходит в класс, словно ему здесь все принадлежит, и, по сути, так и есть.
В конце концов, это его фамилия красуется на вывеске.
Я не свожу с него глаз, завороженная его великолепным лицом. Оно еще красивее, чем я помню. Душераздирающе красив. Пронзительные голубые глаза, острые скулы, нос с небольшой горбинкой и точеный подбородок. У него пухлые темно-розовые губы, и он обнажает зубы в обращенной учителю, безнадежно фальшивой улыбке.
Уит. Безмерно счастлив, что ты смог прийти, сухо замечает Фигероа.
Девушки хихикают. Уит хмурится.
Извините. В его голосе не слышится ни капли сожаления. А голос у него стал более низким с тех пор, как я слышала его в последний раз. Пришлось задержаться.
Уит даже не смотрит на меня, а я сижу, сжавшись, ссутулив плечи и опустив голову. Не хочу, чтобы он увидел меня. Узнал меня.
Разразится настоящая катастрофа. Он ненавидит меня.
Всем своим естеством.
И почему я думала, будто он на класс старше? Как я могла так промахнуться? Сама не знаю, как пришла к такому выводу, но едва эта мысль зародилась в сознании, от нее было уже не избавиться.
Я допустила ошибку, причем серьезную.
После нашей с ним встречи тем вечером, когда я спросила маму, что это был за мужчина, и она назвала мне имя, я загуглила его. Одним из самых популярных изображений по этому запросу оказалась фотография семьи Ланкастер всех пятерых ее членов. Отец высокий, красивый и величавый. Мать стройная, надменная и безучастная. Две симпатичные девочки с похожими улыбками одеты в одинаковые платья. Уиттакер Огастас Ланкастер стоит рядом с отцом, превосходя его ростом. На его лице маска едва сдерживаемой злости, такой сильной, что она почти ощутима. Чем дольше я рассматривала фотографию, тем больше росло мое любопытство.
Что они за семья? Они выглядели как с картинки, но теперь я знаю, что фотографии лгут. В четырнадцать я не поверила Уиту, когда он сказал, что у моей матери роман с его отцом. Подобная мысль даже не укладывалась у меня в голове. Я любила своего отчима как родного отца и верила, что мама тоже его любила.
Позже я узнала, что ошибалась.
Скандал быстро раскрылся. Я училась в десятом классе, когда о разводе Ланкастеров стало известно всему миру благодаря постыдному снимку, на котором Огастас Ланкастер был запечатлен в компрометирующей ситуации.
С моей матерью.
Моей элегантной, всегда спокойной и собранной матерью. Ее застукали на выходе из захудалого отеля в центре города в огромных солнцезащитных очках, которые скрывали ее красивое лицо, в неплотно запахнутом плаще Celine и под руку с Огастасом. Ветер трепал полы ее плаща, открывая длинные голые ноги.
Прямо до самого бедра. И никакого белья.
СМИ обезумели. Намекали, что под плащом она абсолютно голая, и я была уверена, что это правда.
Как и все остальные.
В то время в мире не происходило больше ничего интересного, поэтому случившееся вылилось в скандал национального масштаба. В трагедию, от которой семейство Ланкастеров так до конца и не оправилось. Да и наше, безусловно, тоже.
Уит, будучи старшим ребенком и единственным мальчиком в семье, приходится наследником всего семейного состояния. Вернее, одним из наследников состояния одной из многих семей рода Ланкастеров. Но его отец старший сын старшего сына старшего сына
И так можно продолжать из поколения в поколение. Они владеют потомственным богатством, настолько давним, насколько это вообще возможно в нашей стране. Частная средняя школа «Ланкастер» существует уже больше ста двадцати лет, и каждый представитель этого рода учился именно в ней, прежде чем поступить в колледж и перейти к масштабным, великим свершениям.
Интрижка моей матери с Огастасом навсегда изменила их жизнь. Сильвия, мать Уита, из рода Уиттакеров с Род-Айленда еще одной очень богатой, хоть и не такой известной, как Ланкастеры, семьи, получила солидную сумму при разводе. Ланкастерам запрещено обсуждать условия развода, как и саму его причину, по подписке о неразглашении информации. Но всем известно, почему их брак распался.
Из-за моей матери.
У нас хватает денег, но по сравнению с Ланкастерами мы, можно сказать, нищие, а деньги обеспечивают человеку или его семье неприкосновенность в определенных кругах. А значит, мама оказалась брошена на съедение волкам папарацци, светским хроникам, и они разорвали ее в клочья. Растащили на части и разбросали по всему Нью-Йорку. Люди перешептывались. Дешевые газетенки и блоги о знаменитостях радостно злословили о ней, снова и снова публикуя фотографию ее обнаженного бедра. После того как случился пожар, в шоу «20/20»[5] на ABC показали двухчасовой спецвыпуск, посвященный маминому роману с Ланкастером и его разрушительным последствиям.
Я всегда стараюсь выбросить воспоминания о пожаре из головы. Для нашей семьи скандал закончился катастрофой, в то время как Ланкастеры остались относительно невредимы. Деньги защищают. Ограждают. В жизни всегда выигрывает тот, у кого больше всего денег.
Несправедливо, но кто сказал, что жизнь справедлива? Это я тоже усвоила на собственном горьком опыте.
Взгляните на Ланкастеров. Несмотря на роман и спровоцированный им скандал, они все так же блистательны. В прессе до сих пор время от времени всплывают фотографии всего семейства. Современной семьи, которая умеет находить общий язык, даже будучи в разводе. В статьях писали, что они делают это ради детей.
А мы с матерью запятнаны и покрыты шрамами. Сломлены и изгнаны из общества, которое прежде принимало нас, в особенности маму с Джонасом, с распростертыми объятиями.
Внезапно меня посещает мысль: а сестры Ланкастер тоже здесь?
Должны быть.
Сильви и Каролина потрясающе красивы. Одна из них занимается танцами, но я не помню которая. Однако задача продолжить династию Ланкастеров полностью лежит на плечах Уита.
Я сижу, не поднимая головы, и поглядываю, как Уит проходит между рядами парт и садится в самом дальнем от меня ряду в противоположном конце кабинета. У него каменное выражение лица, губы надуты, а сердитый взгляд прикован к стоящему перед нами учителю.
Я была готова поклясться, что Уит старше меня. В нашу первую и единственную встречу он явно вел себя так, будто старше. Был таким пресыщенным, словно повидал и сделал уже все, и его ничто не впечатляло.
Сейчас у него такой же вид. Он несильно изменился за прошедшие три года. Кажется, жизнь ему наскучила.
А я просто рада, что он меня не заметил.
Я сижу, замерев на стуле, а Фигероа продолжает читать лекцию, бубня об отношениях двух влюбленных подростков, которые пожертвовали всем, в том числе собственными жизнями, ради того, что считали любовью.
Однако было ли это любовью? в какой-то момент спрашивает Фигероа. Они были младше, чем вы сейчас. Историки считают, что Джульетте едва исполнилось четырнадцать. Мы можем предположить, что Ромео был старше, лет шестнадцати, максимум семнадцати. К восемнадцати годам он должен был уже жениться и стать отцом.
Да на хрен это, бормочет один из парней, и все смеются.
И правда, отвечает Фигероа, сердито глядя на парня, но тот лишь улыбается в ответ. Но в те времена все обстояло именно так. Так было на протяжении сотен лет, и только в последнее время общество признало право людей впервые вступать в брак в зрелом возрасте. Вместе с тем все больше и больше людей позже обзаводятся детьми. За это вам стоит благодарить своих родителей.
Я своих ни черта благодарить не стану.
Это сказал Уит.
Мистер Ланкастер, я всегда ценю ваши красочные комментарии, которые вы отпускаете на протяжении всех моих лекций. Как всегда, остроумные и занимательные. В голосе мистера Фигероа слышится красноречивая язвительность. Кое-кто не рад присутствию Ланкастера в своем классе.
Но, полагаю, он ничего не может с этим поделать.
Разговор вновь возвращается к Ромео и Джульетте, и я почти весь урок веду конспект, потупив взгляд в тетрадь. Не хочу привлекать ничье внимание. Ни учителя (который злится из-за того, что его вынудили взять меня в класс, хотя он не знает, что я собой представляю и какие у меня оценки), ни учеников, которые упорно трудились, чтобы заслужить себе место в этом классе, а я просто пришла и заняла его, точно в этом нет ничего особенного.
Интересно, а с Уитом такая же ситуация? Он получает все что захочет благодаря своей фамилии? Или он в самом деле умен? Хорошо ли он учится в школе? Или ведет себя как придурок и вообще не старается? Он не обязан соблюдать строгие школьные правила, как все остальные.
Раздается звонок с урока, и я спешно собираю вещи, закидываю рюкзак на плечо и, не оглядываясь, выхожу из класса. Просматриваю расписание, которое крепко сжимаю в руке, и вижу, что следующей будет математика.
Мой самый нелюбимый предмет.
В широком коридоре полно учеников, все идут по своим кабинетам и в школьной форме выглядят одинаково. Я училась в частной школе на Манхэттене, но от нас не требовали носить форму. Мне непривычно ходить в колючей шерстяной юбке и блузке из грубой ткани. А пиджак?
Просто отвратителен. Я вся вспотела.
Проходя мимо других девушек, я бросаю взгляд на их юбки. У некоторых они очень короткие, и мне кажется, они просто подвернули их на талии. Я невольно замечаю, что у всех девушек красивые волосы. На губах яркая помада, на веках эффектный макияж. На ногтях лак ярких цветов. Таков их способ выделиться из толпы.
Мои длинные каштановые волосы собраны в простой хвост. На лице ни грамма косметики, ногти не накрашены лаком. Единственное, что я потрудилась сделать с утра, так это нанесла немного туши на ресницы, и теперь на фоне этих девушек чувствую себя совершенно невзрачной.
Возможно, это и к лучшему. Я не хочу выделяться. Не желаю, чтобы на меня обращали внимание. Если бы я знала, что Уит тоже здесь учится, то вообще ни за что не захотела бы сюда приезжать. Я так много искала информацию о Ланкастерах в Интернете, но все равно допустила глупую ошибку, не выяснив, что Уит все еще учится в частной школе «Ланкастер». Нужно было догадаться.