С этими словами он собрал все бумаги и протянул их мне.
В Ан-12 продолжали загружаться техники. Сумки, рюкзаки, чемоданы, ящики с запасным имуществом и принадлежностями всё нужно забирать с собой.
На стоянке нас готовили к предстоящему вылету. Заглушки сняты, кабина открыта, стремянка приставлена. Я выполнял осмотр, а Дубок всё равно находился рядом.
Елисеевич, ты на самолёт не опоздаешь? спросил я, когда закончил с обходом самолёта.
Как же я тебя оставлю? Конфету надо дать на дорожку, сказал Дубок и достал из кармана две конфеты. Крайние.
Ты прям рассчитал, чтоб к концу командировки всё закончилось, улыбнулся я и стал надевать шлем.
Рано улетаем, выдохнул Дубок, наблюдая, как я осматриваю маску.
Нет. Мы своё дело здесь сделали. Пора домой, ответил я. Всё здесь закончилось.
Знаешь, а я вот чувствую, что всё только начинается, сказал Елисеевич и пошёл к стремянке вместе со мной.
Не стал он меня сегодня усаживать в кабину. Всё-таки болит рука и я уже не такой лёгкий.
Янтарь, 107й, группе запуск, запросил Гнётов в эфир, как только я подсоединился к радиостанции.
107й, запуск разрешил, ответил ему руководитель полётами.
Очередной цикл запуска двигателя, проверка оборудования и параметров. Фонарь кабины закрыл. Разрешение на руление от РП получил.
107й, 117му, запросил я.
Ответил.
Проход с кем в паре будете делать? задал я вопрос.
Эм задумчиво в эфир сказал Гнётов.
А про прощальный проход над полосой все позабыли!
Янтарь, 107му. Разрешите после взлёта над полосой проход. Прошу разрешение всей группой, запросил Гнётов.
Это интересно! Нас четверо, так что звеном будет смотреться красиво.
107й, разрешил проход. Сбор на петле и далее группой не ниже 100 метров проход, ответил нам руководитель полётами.
Первая пара Гнётова и Менделя вырулила на исполнительный. За ними по готовности будем взлетать мы с Барсовым.
107му, группой по одному по отрыву, взлёт разрешил, дал команду РП и Гнётов тут же включил форсаж.
Через несколько секунд уже и я мчался по полосе, поднимая носовое колесо, а затем и основные стойки шасси. Разворот вправо и вижу впереди, как собираются в пару два самолёта.
Разрешите пристроиться слева, запросил Мендель и получил разрешение.
Я продолжал выполнять разворот и одновременно подходить ближе к Паше.
117й, слева на месте, доложил я.
Прошло несколько секунд, и рядом со мной появился Марик.
118й, слева на месте, доложил он.
Разворот вправо, крен 45, и рааз! дал команду Гнетов, и мы пошли разворачиваться в сторону аэродрому.
Вот он Шинданд. Вокруг пустыня, кишлаки и где-то на западе отдельные горные хребты. Полоса перед нами и время уже снижаться до расчётной высоты.
Занимаем 100, дал команду Гнётов.
Но снижаться стали ещё ниже. Аккуратно, как будто пытаемся погладить полосу.
Выравниваем. Обороты 90%, подсказал нам Гнётов.
Проходим ближний привод и вот он аэродром, который мы сегодня покидаем. Нескоро здесь сядут очередные МиГ-21. Возможно, мы последние, кто летал здесь на легендарных «балалайках».
Красивый проход и не менее красивое покачивание с крыла на крыло от нашего ведущего.
Далее выполнили роспуск и заняли курс на Бокайды. Как обычно, сначала там дозаправка, а потом ещё немного долететь до Осмона.
Высота большая, но даже отсюда видны те самые горы хребтов Гиндукуш и Паропамиз. Красивое зрелище, но сколько жизней забрали эти каменистые исполины?
Приближалась речка Амударья, а за ней и граница Советского Союза. С трепетом и немного неуверенно, Гнётов выдал в эфир заветную для многих фразу.
12107й, группой из четырёх единиц пересекаю границу Союза Советских Социалистических Республик.
Глава 3
Голоса группы руководства полётами своего аэродрома нельзя спутать с другими. После столь длительной командировки, уникальную интонацию, ударения в словах или съедания последних букв слышать очень приятно. На душе становится теплее.
117й, на посадочном, удаление 12, на курсе, режим, дал мне команду руководитель зоны посадки.
117й, приступил, 600, ответил я и начал плавное снижение по глиссаде.
Погода была прекрасной. Яркое утреннее солнце припекало через остекление фонаря кабины. Самолёт шёл ровно, не ощущая на себя болтанки от бокового ветра у земли.
Машинально смотрю по сторонам, вспоминая прошедшие дни «за речкой», когда каждая посадка это риск попасть под удар ракеты душманов.
117й, удаление 6, контроли шасси, механизация.
117й, выпущено, 300, снова доложил я, бросив взгляд на три зелёные лампочки сигнализации выпуска шасси.
Полоса приближалась. Впереди свой пробег закончил Мендель, сбрасывающий парашют перед освобождением полосы. Теперь и моя очередь пришла произвести посадку.
117й, дальний, 200, полосу вижу, к посадке готов, доложил я, проверив включение фары.
117й, посадку разрешил, слева под 40, до 8 метров, разрешил посадку руководитель полётами.
117го вижу, управляю, вышел в эфир помощник руководителя на стартовом командном пункте у самой полосы.
Прошёл ближний. Самолёт болтало, но не критично. Выравниваю нос по осевой линии, а земля продолжает набегать. Посадочное положение принято. Осталось коснуться полосы и закончить этот полёт к дому. Касание!
Задержи! командует мне помощник руководителя, чтобы я повторно не отделялся.
Пробег по полосе был устойчивый, нос держался легко, не поддаваясь влиянию ветра. Мягко опускаю его. Самолёт всеми тремя стойками на осевой линии.
Парашют есть тормозной! подсказал помощник, наблюдая за мной оранжевый купол на стропах.
С прибытием, 117й! громко и радостно поздравляет руководитель полётами меня, указывая маршрут дальнейшего руления.
Спасибо! Соскучился! весело отвечаю я, переводя сбившееся от полёта дыхание. Полосу освободил.
Рулил медленно, поскольку нужно оказаться на центральной заправочной в определённое время. Встреча прибывших из Афганистана, как мне довелось узнать, теперь является обязательным мероприятием.
На стоянке перелетающих экипажей построение личного состава, флаги, много гражданских, среди которых и дети. Все встречают своих родных, возвращающихся с войны.
Паша, не торопись выходить, тихо в эфир говорит Марик.
Отставить разговоры! громко осаживает его Гнётов.
Мда, сейчас и правда Менделю будет не особо радостно. Однозначно среди этой толпы есть его настоящая семья, которая вполне могла узнать про роман на стороне. Может и Алёна Буянова тут как тут.
Выключил двигатель и стал отстёгиваться от подвесной системы. Одновременно смотрел по сторонам и заметил, что на аэродроме много новых самолётов, строящихся укрытий и строений. Расширение нашего полка налицо.
Как долетели? весело спросил молодой техник, которого я видел впервые на нашем аэродроме.
Низкого роста, губастый и с маленьким «пушком» волос под носом. Откуда только он появился? Наверное, мне непривычно, что не Дубок меня встречает после полёта.
Всё хорошо. А ты решил спросить я у техника, но он меня опередил.
Сержант Бубко, первая эскадрилья, представился он, поднося руку к головному убору.
Без гимнастики, брат, сказал я, снял перчатку и протянул ему руку, которую он не торопился пожать.
Это у меня руки после циатима, неуверенно сказал Бубко, спрыгивая со стремянки и пропуская меня из кабины.
И что? Как будто у меня чистые, улыбнулся я и, уже стоя напротив техника, снова протянул руку для приветствия.
Ну, ладно, радостно улыбнулся Бубко и поздоровался со мной. Мне сказали, что я теперь ваш техник
Не ваш, а твой. А что с Елисеевичем? спросил я.
Не могу знать. Тут перевооружение идёт очень быстрыми темпами, махнул рукой вдоль стоянки Бубко, где уже красовались и Су-25, и Су-17, и МиГ-23.
Понятно. А нас на 29е пересадят, значит? спросил я.
Так точно. Мы уже успели переучиться. К нам сюда из Липецка и Подмосковья люди приезжали. Показывали, рассказывали, зачёты принимали лояльно, конечно, застеснялся Бубко.
Это нормально. Тебя как звать-то? спросил я, снимая шлем и расстёгивая противоперегрузочный костюм. Имя, отчество?
Венька Саныч я, весело подпрыгнул сержант.
Значит, так и будем общаться, Вениамин Александрович. Меня можешь звать Сергей Сергеевич или просто Сергеич, понял? спросил я.
Ага, Сергей Сергеевич, закивал Бубко.
Ладно, пойду на митинг, похлопал я его по плечу и направился к перрону.
Пока мы вчетвером собрались, я выслушал длительную перепалку между Менделем и Барсовым. Как же Марик и не будет подкалывать нашего «бракодела» Пашу?!
Слушай, так как теперь ты будешь их посещать? Надо большой дом строить и каждой комнату отводить, предлагал решение сложившейся проблемы Марк. Ну, на Востоке это нормально многожёнство.
С нашей зарплатой сомневаюсь. Хотя, лётный состав в денежном отношении не сильно обделён. Я вспомнил, что за Афган у меня на книжке, которая здесь в Союзе у бабы Нади, должны были скопиться неплохие деньги для нынешних лет. Всё же, платили двойной оклад. Плюс чеки Внешпосылторга.
Ты задолбал, Барсов! Я тебя когда-нибудь очень сильно и аккуратно побью, понял? сказал Паша и ускорился вперёд.
Ты чего его достаёшь? спросил я у Марка.
Гнётов не участвовал в нашей беседе. Он до сих пор был в каком-то ином измерении и раздумьях по поводу дальнейшей службы.
Ой, ты вот не начинай, Сергий Радостный! скривился Марик.
Радонежский, балбес! поправил я его.
Не вижу разницы, усмехнулся Барсов, укладывая рукой свои светлые волосы. Пускай не расслабляется, а то у него были мысли напроситься на перевод в отдалённый уголок и без семьи туда поехать.
Как будто это решит его ситуацию, сказал я. Ему нужно принять факт отцовства и заботиться о детях. Подадут на развод? Значит, так тому и быть.
Серый, вот ты вообще не соображаешь, что Менделю кранты? тихо сказал Марик, подойдя ближе. Вспомни, как было после Беленко. Выявляли всех, у кого бельишко в шкафу обосранное есть. Чуть что-то не так, сразу палки в колёса по всем фронтам службы.
Есть истина в его словах. Не помню, насколько были большие репрессии после угона МиГ-25. Многим этот случай сломал карьеру.
Так ты Марик тоже в этой группе, сказал я. Твой аморальный облик знаком всем не понаслышке.
Мне просто не везёт в любви. Но сейчас, чувствую, что попрёт. Женюсь скоро, но не знаю на ком, развёл руками Барсов. Максимыч, а вы что думаете? спросил он у Гнётова.
Думаю, что это конец карьеры, ответил зам. комэска.
Марик покачал головой и покрутил у виска пальцем, показывая мне отношение к состоянию Гнётова. И правда, совсем потерянный стал майор.
К перрону подрулил Ан-12. По сценарию, сейчас своих родных у рампы самолёта встретят пришедшие семьи. После будет митинг, важные слова и мы разойдёмся по своим домам.
Марик похвастался, что сегодня же съедет на квартиру в город. К кому не уточнял, но он предвкушал приятный вечер. Сказал, что сильно изголодался по острым ощущениям.
Из грузовой кабины начали выходить наши техники, штабные работники и другие военнослужащие из подразделений обеспечения. Скопление людей, которые пришли встретить своих родных с войны никакое оцепление уже сдержать не могло. Да и не пытались.
Радостные крики, слёзы, объятия всё вперемешку и выглядит естественно. Никакой постановки. Вот те самые эмоции, которые передать невозможно ни на фотографии, ни в кино.
Нельзя заставить жену на публику рыдать взахлёб, когда она не видела своего мужа почти год, а узнав, что он попал под обстрел, ждала весточку. Теперь он раненый, но живой стоит и обнимает её, опираясь на трость.
Как можно описать или показать на экране сурового мужчину, который ещё ни разу не видел своего ребёнка. А теперь он держит его трясущимися от волнения руками. Старается изо всех сил сдерживать слезу и не закричать от счастья.
А можно ли описать тяжесть на душе офицера в потёртой куртке, чей ребёнок не может узнать в нём своего отца? Малыш пытается сделать шаг, но его останавливает что-то. Но вот прошло несколько минут и малыш, неуклюже, но делает шаг навстречу своему отцу и взмывает над землёй, подбрасываемый на сильных руках родителя.
Марик нежно обнимался с какой-то девушкой в бежевом пальто и сером берете. Гнётов шёл под руку со своей супругой и держал на руках сына. Мендель стоял и о чём-то говорил своей жене, которая поправляла его форму, покачивая коляску с ребёнком.
В этот момент я ощутил то самое одиночество. Да, в мои годы быть сентиментальным уже поздно. Но смотря на этих людей, хочется, чтобы кто-то также подошёл к тебе и поздравил с возвращением домой.
Родин, позвал меня знакомый голос со спины.
Повернувшись, я увидел перед собой Бажаняна в парадной форме.
Товарищ командир, старший лейтенант Родин прибыл из заграничной командировки, доложил я, вытягиваясь в струнку и приложив руку к головному убору.
Поздравляю, обыденно сказал Араратович и пожал мне руку. Вот только не командир я больше. Новая власть теперь здесь, сказал Бажанян и кивнул в сторону.
Рядом со сдвинутыми столами, накрытыми бордовыми скатертями стояло начальство и почётные гости. Выделялся в этой компании высокий и худой полковник. Араратович объяснил, что теперь наш полк подчинён 137му Центру боевого применения и подготовки лётного состава.
Мы теперь называемся 632 инструкторско-исследовательский смешанный авиационный полк. Будем готовить лётчиков и техников к Афгану, сказал Араратович. Зайди после построения в кадры. Там тебе кадровики кое-что покажут.
И вот думай теперь, что ж там такое мне решили через кадры передать.
Через несколько минут началось торжественное построение. Говорили много, но всё по делу. Потом и вовсе всем поголовно вручили нагрудные знаки.
Раздавали очень быстро, без вручения документов. Я рассмотрел очередную награду и узнал в ней тот самый знак «Воину-интернационалисту», который должен был появиться значительно позже.
Красная муаровая лента крепилась к прямоугольной колодке. Сам знак представлял из себя круглый лавровый венок, на который наложена красная пятиконечная звезда с белой окантовкой.
Данным знаком теперь будет награждаться каждый, кто нёс службу в Афганистане, громко говорил начальник Центра, пока ещё в звании полковника. Воины-интернационалисты, защитники Отечества! Родина никогда не забудет вашего ратного подвига. Вы там, в ущельях Панджшера, на склонах Луркоха или в долине Джелалабада на переднем крае борьбы с набирающим силу международным терроризмом, спонсируемом империалистами с Запада
Первое впечатление, что говорить он может очень красиво перед строем. Посмотрим, как будет дальше.
Слово взял и Араратович, который долго народ не задержал. Интересно будет посмотреть и на нового командира полка, когда он у нас появится.
Закончился митинг, все разошлись, а мне нужно в штаб. Забрав вещи из транспортника, я на «таблетке» домчал до расположения полка.
В кабинете начальника отдела кадров сидел всё тот же Трефилович, разгребавший очередные личные дела и множество бумаг.
Ёпрст! как обычно воскликнул майор Балтин, протягивая свою морщинистую руку. Теперь надолго?
Как получится, поздоровался я, памятуя, что меня должны перевести. Мне Тигран Араратович сказал подойти. Что-то мне пришло.
Голову подняла Карина, улыбаясь своей белоснежной улыбкой. Может, стоит поближе с ней пообщаться? Как-то уже соскучился я по женской ласке. А у этой девушки симпатичные и объёмные кхм глаза. Да, всё дело именно в глазах.