Я рычу и натягиваю одеяло на голову. От простыней и от меня исходит один и тот же несвежий запах, как будто мы с ними слиплись воедино.
Темную пелену насильно срывают с моих глаз, и я оказываюсь под ослепляющим светом. Закрываю глаза руками.
А потом чувствую на запястье железную мамину хватку.
Пошли, мартышка, говорит она. Я купила тебе новые плавки.
Ветер и дневной свет такие резкие, что с меня как будто кожу лезвиями сдирают. Я следую за стройным силуэтом матери к воде. Полотенце в ее руках треплет ветер.
На берегу я ежусь от бриза. Мои новые плавки немного великоваты, но при этом они ярко-голубого цвета и с маленькими якорями, как будто детские.
Мать выныривает, делает пару гребков и поворачивается.
Вода хорошая, Уайлдер. Залезай!
Не хочу.
Пожалуйста, делай, как я говорю. Я слышу незнакомую сталь в ее голосе. Ты когда последний раз душ принимал, мартышка?
Вода обволакивает меня. И это приятно: почему-то хорошо снова почувствовать себя маленькой фигуркой посреди великого сияния. Это как напоминание от огромного мира, что я по сравнению с ним совсем крохотный.
Мама резко уходит под воду и выныривает запыхавшаяся, с красным лицом. Волосы висят мокрыми космами, лицо совсем без косметики. Я редко вижу ее такой. Обычно она очень ухоженная волосок к волоску. Мы качаемся на воде.
Твои друзья тебя спрашивали, говорит мама.
Они мне не друзья.
Что случилось, Уайлдер?
Они разыграли меня. Подшутили. Очень жестоко. Какое-то смутное остаточное ощущение товарищества не позволяет рассказать ей, как все было на самом деле: про то, как моя голова оказалась под водой, как я задыхался. Я понимаю, что они и правда не желали мне зла. Я это знаю. Но они подшутили надо мной, и от этого так больно, что хочется умереть.
Тяжело быть шестнадцатилетним, замечает мама. Ты еще не понимаешь, что важно, а что нет. Я помню.
Для меня это важно! отрезаю я и плыву к берегу. Я сделал то, что она попросила, верно?
Подожди секундочку, она вздыхает. Отец не хочет, чтобы я тебе это рассказывала. Но мне кажется, надо. Какое-то время у меня были проблемы, когда я ложилась спать. Все началось примерно в твоем возрасте. Мне как будто ложился на грудь ужасно тяжелый груз, и я не могла встать с кровати.
И долго это продолжалось?
Я заинтригован. Мама редко говорит о себе.
Шесть лет, то прекращалось, то снова начиналось. Я словно смотрела на мир откуда-то издалека, через темное стекло. Нас было пятеро детей и всех надо было поднимать. Мои родители не знали, что со мной делать. То поколение привыкло все держать в себе. О депрессии никто не слышал.
От ее слов меня накрывает темнотой и холодом. Тень закрывает солнце.
Врач прописал мне таблетки, продолжает она. И они действительно помогли. Или я просто привыкла. Точно не знаю. Я вылезла из кровати, нашла работу в школе и, конечно же, познакомилась с твоим отцом. Но я очень скучаю по таким вот каникулам. Ее руки находят под водой мои. Я не хочу, чтобы ты что-нибудь упустил, Уайлдер. Хоть что-нибудь. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Мне кажется, если б я стала бороться с самого начала, я бы вообще такого не допустила, мне удалось бы от этого отгородиться. А ты можешь попробовать? Можешь попробовать быть счастливым ради меня?
Да, с уверенностью отвечаю я. Я никогда раньше не видел, как мама плачет, и это ужасно. Ее лицо покраснело и залоснилось.
Она обнимает меня, и я прижимаюсь к ней. Под водой меня касается ее холодное скользкое тело. Как труп, успеваю подумать я, прежде чем отогнать эту мысль.
Я не знаю, придут ли Харпер и Нат снова. Может быть, и нет.
Придут, говорит она и треплет холодной рукой мои волосы. Дети оптимисты.
Нат с Харпер пришли, как мама и сказала. Когда я открываю перед ними дверь, они выглядят испуганными и неподготовившимися. Мы все неловко упираемся глазами в землю. Мы слишком глубоко друг в друга заглянули, теперь будет сложно вернуться к прежнему, поверхностному общению.
Пойдем на пляж, предлагаю я.
У моря лучше: если застесняешься, всегда можно что-нибудь пнуть, или подобрать, или повертеть в руках. Море маячит на горизонте, словно наблюдая за нами. День клонится к вечеру, так что мы начинаем собирать костер.
Это была тупая шутка, внезапно произносит Нат. Он ковыряет ногой песок и рисует носком полукруг. Потом кидает в костер стопку белых, словно кости, коряг. Вода уходит, оставляя в сумерках сеть из зеркальных лужиц.
Харпер соглашается:
Все зашло слишком далеко. У нее красные глаза, и я понимаю, что она плакала. Мы просто хотели тебя немножко напугать, только на секундочку. А потом Натан не смог тебя вытащить, она поеживается. Это было страшно.
Я рад, что они извинились. Но еще я чувствую некоторое разочарование. Романтический флер, витавший вокруг них, рассеялся. Они оказались обычными детьми, как и я.
Костер готов, заявляет Нат. Он разжигает его с помощью зажигалки и пучка сухой травы. Он вспыхивает алым и горячим пламенем, и от него расползаются язычки огня. В темноте за этим теплым кругом расстилается бескрайнее море. Я думаю, как же огромен и стар мир по сравнению с нами. Мы просто маленькие огоньки, горящие в ночи.
Мы больше никогда не будем тебя обманывать, говорит Нат. Я клянусь. Это было так тупо.
Я тоже клянусь! добавляет Харпер. Она вкладывает свои руки в мои. Мы кое-что решили. Ты получишь от нас обоих компенсацию.
В каком смысле?
Ты в любое время можешь попросить нас о чем угодно. И мы будем обязаны это сделать. Это навсегда, срок действия неограничен. Нам может быть, не знаю, хоть по восемьдесят, и уговор все равно будет действовать.
Что угодно? уточняю я.
Что угодно.
Ха! Вы и не знаете, какие пытки я могу изобрести.
Харпер смеется, хотя шутка не то чтобы сногсшибательная. Мы смотрим, как пляшет и трещит костер.
Я знала, что мы все это выдумали, но испугалась. Там, в пещере. Мне постоянно мерещились какие-то штуки, типа картинок или надписей в темноте. Извини, Уайлдер. Это все была моя идея я думала, что нравлюсь тебе. Тут она вспыхивает до ушей. И я подумала, что ты об этом расскажешь. Что это будет твой секрет. Тогда я всплыву, притворюсь Ребеккой и поцелую тебя. Я думала, будет забавно. Хотя нет, ничего я не думала.
Не сильны мы в розыгрышах, вздыхает Нат. Это меня смешит, потому что это была буквально худшая задумка на свете, так что я слабо похохатываю.
Я хочу тебе кое-что сказать, Харпер снимает свои огромные наручные часы и протягивает мне. У меня нет собаки, признается она.
Харпер, я не могу
Я не дарю их тебе, идиот. Посмотри на оборот.
На крышке ее мужских часов выгравировано имя Сэмюэль.
Сэм мой брат, объясняет она.
Зачем ты притворялась, что он собака?
Мне нравится о нем говорить, отвечает Харпер, но это какая-то шиза: постоянно говорить о своем мертвом брате. А так я могу говорить и не говорить о нем в одно и то же время. Сэм был чуть старше, чем я сейчас, когда это произошло. Он слишком резко развернулся на мотоцикле. Может, поэтому я себя так странно чувствую в этом году. Скоро я стану старше, чем был он. Сэм ел картошку фри только с горчицей. И всегда знал, когда я грустила.
Я неловко похлопываю ее по плечу. Надо придумать с плачущими женщинами стратегию получше. Как-то часто я в последнее время с ними сталкиваюсь.
Не надо больше это обсуждать! вспыхивает Харпер, приглаживая волосы. Я просто подумала ну, после того что мы сделали там, в пещере что ты заслуживаешь правды. Она вздыхает. Знаешь, ведь можно иногда вернуть мертвых, ну, с помощью колдовства. Я пыталась его вернуть, но не получилось. Она покачивается, упершись взглядом во что-то невидимое. Я понимаю, что Харпер снова пьяна. А что за секрет ты хотел рассказать, Уайлдер?
У меня его не было, вру я. Что насчет тебя, Нат? Ничем не хочешь поделиться?
Э Нат явно нервничает, как будто боится нас разочаровать. Я не знаю.
Натти, умиляется Харпер, просто открытая книга.
Неправда, его это явно задевает. Я тоже могу рассказать всякое.
Например? спрашиваю я.
Неважно, после короткой паузы отвечает Нат с максимальным достоинством.
Мы оба смотрим на него и ухмыляемся.
Что? Раздражение на его милом, искреннем лице только усугубляет ситуацию. Одна из немногих вещей, которая раздражает Ната, когда над ним смеются. Харпер хихикает, и я не могу удержаться от смеха. В итоге мы с Харпер уже валяемся на песке и задыхаемся от хохота.
Что такого смешного? не унимается Нат. Я не понимаю
Мы еще долго не можем успокоиться.
Наверное, над таким могут смеяться только дети. Взрослые быстро привыкают к абсурдности этого мира.
Наступают тихие золотые дни. Когда появляется возможность, мы выходим на лодке, но проявляем осторожность. Мы не лазим в пещеры и избегаем открытого моря, предпочитая держаться берега с его укромными закутками среди скал. Я все думаю про Кристи Бэрам, которая исчезла, плавая рядом с Кастином.
Я обрезал у пары джинсов штанины и превратил их в шорты. Чем больше я загораю и чем слабее моя прическа напоминает свой первоначальный вид, тем больше я становлюсь похожим на Ната, и это не может не радовать. У меня возникает мысль, что люди могут принять нас за братьев. Я даже начал немного растягивать свою «а», пока взгляд Ната не подсказал, что я делаю это неправильно.
Я размышляю о своей компенсации. Мне нужно отнестись к этому со всей ответственностью. Я пытаюсь придумать что-нибудь такое, что мы можем сделать вместе: немного опасное, немного сумасбродное. Так мы снова окажемся на равных.
Гениальная идея приходит ко мне, когда я помогаю папе убираться в сарае за домом и натыкаюсь на несколько баллонов с краской. Они старые и ржавые, и сначала я сомневаюсь, что они рабочие. Но когда нажимаю на распылитель, из него вырывается ярко-зеленый фонтан и оставляет неровный круг на моей голой ноге. Я вздрагиваю от неожиданности, и тут у меня возникает мысль.
Ты сможешь сегодня взять лодку? спрашиваю я Ната. Мы жарим зефир на углях нашего потухшего костра. Скоро мне нужно возвращаться домой, чтобы поужинать с родителями. Но, надеюсь, ночь только начинается.
Да. Отец весь день был в море, так что будет спать. Мы же вернемся к рассвету? Для вас, людей издалека, поясняю: это в пять тридцать.
Я тоже смогу пойти! оживляется Харпер. Скажу своим, что хочу пораньше лечь спать.
О, обращаюсь я к ней, ты думала, что тоже приглашена?
Харпер беззлобно меня толкает, а потом растягивает свою зефирину в длинную тягучую соплю. Не успеваю отреагировать, как она аккуратно прилепляет ее к моей голове, и субстанция намертво вцепляется в волосы.
Бойница тихо раскрывается, впуская в комнату теплый ночной воздух и песню камней. Я ловко через нее выскальзываю.
Надо кое-куда заглянуть, говорю я. Баллончики с краской валяются в сумке-холодильнике, где я и оставил их накануне. Есть такое место, где скала похожа на стену и мимо нее проплывает много лодок?
Пик Пенобскот, наверное, отзывается Нат. А что мы собираемся делать?
Увидишь.
Пик урчит в ночи, как спящий тигр. Рядом с нами возвышается каменная стена. Скала довольно гладкая и идеально подходит для наших целей.
Я встаю в лодке, покачиваясь на легких волнах. Не хочу рисковать с фонариком, лучше доверюсь инстинктам. Достаю из кармана банку краски.
Уайлдер, слышу голос Харпер. Что ты делаешь?
Я оставляю свое сообщение на скале в полной темноте. Остается только надеяться, что оно читаемо. Я все написал заглавными буквами, но меня мотало вместе с лодкой.
Вздыбившаяся вода сбивает меня с ног, и я с визгом приземляюсь на колени Харпер. На вершине забрезжило желтым кто-то зажег фонарь. Нат заводит мотор, и мы уносимся куда подальше, пока мужчина наверху орет что-то невразумительное, а фонарик рыщет по воде вокруг нас.
Что ты сделал? спрашивает Нат, когда скала исчезает из виду и мы замедляемся.
Я написал: «ЗДЕСЬ БЫЛ ЧЕЛОВЕК С КИНЖАЛОМ».
Что? испуганно выдыхает Нат. Зачем ты это сделал? Вот черт. Он редко ругается.
Это из той истории, удивляюсь его реакции. Ну, которую вы придумали про Человека с кинжалом. Как про пещеру.
Эта история не выдуманная, тихо произносит Харпер. Это все по-настоящему. Уайлдер, тебе не стоило этого делать. Тьма открывает многое. В голосе мало что можно скрыть. Харпер страшно. И это не тот театральный, волнующий страх, как она любит, а тихий и самый настоящий.
На секунду мне становится не по себе, но я быстро давлю в себе это чувство.
Да ладно, это всего лишь граффити.
Но лучше бы я знал, что все по-настоящему. Что он настоящий.
В утренних газетах мое корявое граффити красовалось на первой странице. Рыбацкие лодки заметили надпись в первых лучах солнца. Я воскресил Человека с кинжалом из мертвых. Харпер притащила газету с собой, чтобы показать мне. Пока мы разговариваем, она лазает по клену над моей головой и ни на секунду не может остановиться. Я пытаюсь убедить себя, что в этом нет ничего удивительного. Но все же меня не отпускает ощущение, что Харпер заняла там наблюдательную позицию и ждет опасности со всех сторон.
Я пялюсь на заголовок.
Не бойся, Уайлдер, обращается ко мне Харпер с высоты. Это, конечно, было довольно глупо с твоей стороны. Но рано или поздно люди об этом забудут.
Я не боюсь, рассеянно отвечаю я, не в силах оторваться от заголовка. И это правда я не боюсь, просто чувствую себя каким-то потерянным.
Если б я обращал внимание на местные газеты, которые доставляют отцу каждое утро, я был бы в курсе, что Человек с кинжалом реален. Если б я прислушивался к разговорам в центральном магазине Кастина, а не считал ворон, размышляя о разных выдуманных историях или, может быть, о коже Харпер, то, может быть, услышал бы о событиях прошлого лета. Если б я не так отчаянно пытался забыть о происшествии в пещере и задавал Натану с Харпер побольше вопросов, я бы смог отличить правду от выдумки. Я решил, что это одна из их фантастических историй, как про Ребекку.
Давай пока поделаем какие-нибудь обычные дела, предлагает Харпер. Что можно делать при свете дня чем занимаются обычные подростки.
Без проблем. Я больше никогда в жизни не хочу делать ничего подобного.
Меня немножко подташнивает, будто я съел что-то не то.
Здравствуйте, мистер Харлоу! Листья на дереве дрожат, когда Харпер начинает энергично махать рукой моему отцу, который только что открыл кухонное окно. Он машет в ответ. Хоть я и опасаюсь их знакомить, моим родителям нравится Харпер. Я не сразу это понял, но, похоже, они считают ее моей девушкой. Я их не разубеждаю; это приятно. С Натом они знакомы не так хорошо, учитывая его упорное нежелание заходить в дом. Похоже, он в принципе стесняется родителей. Его отца, мистера Пеллетье, я не видел ни разу.
Сегодня я решаю сделать запись в дневнике. Хватит терять время на глупые розыгрыши и ночные вылазки. Я попишу, почитаю хорошую книгу, попрошу папу покатать меня на машине, позанимаюсь в тишине в дороге, подготовлюсь к осеннему тесту. Обычные дела, как и сказала Харпер.
Я быстро одеваюсь. Мама на улице развешивает белье. Она только качает головой, когда я спрашиваю, где папа. Ее губы еще крепче сжимают прищепку, которую она держит в зубах. Я смотрю на подножие холма и вижу, что машины нет.
Решаю расшевелить мозг с помощью кофеина. В поисках кофе замечаю что-то у окна, за маленьким горшочком с алоэ, который поставила мама. Я тяну за уголок. Это полароид изображение размытое, тем более снято при плохом свете, но это совершенно точно вид океана из нашего окна. Вот склон, и на фоне стоит клен. Океан пересекает блестящая полоска света. Небо мрачное: похоже, собирается гроза. А еще внизу длинная бледная тень видимо, палец.