Мы так и застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. В какой-то момент мы все-таки разъединились, и когда Ян отстранялся, я видела вспыхнувшую в нем мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мяты и корицы. Наверное, было плохой идеей использовать то мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но точно призрачная память о ней. Хотя так было даже лучше: дать ему бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.
Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.
Что теперь будет с Хоросом? вопросила я, вспоминая о еще одной своей скорби. Очень жаль, что ничего не удалось сделать мы никак не смогли помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.
Дивия не причинит ему серьезного вреда. Все-таки он ее родной брат. А когда мы ее скуем, Хорос освободится.
Его слова немного утешали.
Затем Ян повернулся и, не меняя мягкости тона, произнес:
Ты рассказала Валентине о Роксолане, видя ее впервые. Не стоит так просто доверять всем подряд.
Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:
Всем подряд? Она твоя сестра.
И пока что не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, для чего было не время и не место, немного увела тему в сторону:
Ее имя. Оно похоже на мое.
Валентина. И Алевтина. Я это сразу заметила, но не придала особого значения, потому как его могло и не быть в действительности.
Совпадение?
Может да, а может, и нет, пожал плечами Ян. Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они его принять.
«Он любил ее, удостоверилась я. Любил сестру, и не важно, что именно говорил о ней и как себя вел».
Ян был к ней привязан, до этого лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к подобным слабостям. Впервые я обнаружила, что Ян действительно был к кому-то по-настоящему неравнодушен.
Ты не рассказал бы Валентине сам, ответила я на его реплику, которая в общем-то и не была вопросом. Это должны были сделать либо я, либо Гай.
Я слишком хорошо его знала: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.
Как будто всегда должен быть в форме.
Ян согласно кивнул и замолчал, ни то благодаря меня, ни то просто соглашаясь.
Снова приблизившись ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать. Или от дракона всегда так пахло, а я просто не обращала внимания? Может, это следы того, не где он был, а кем был?
Не хочешь поспать? вопросил он.
Как будто нет, шепнула я.
Тебе надо отдохнуть, все равно велел он.
Я уже не знаю, в какой я реальности. Я почти ничего не чувствую, призналась я.
Потому что ты устала.
Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула.
Что если это все из-за меня, Ян?
Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, то у него хватило бы времени и возможностей учуять волков чуть раньше, успеть спасти Кристину, наследовавшую магию и меня саму. И даже, если бы повезло всю мою оставшуюся семью. Родители остались бы живы.
Или из-за меня? спросил он.
«А он, подумала я, считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы весь наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока волки не сунулись бы на ферму».
Нам было больно. Обоим. Мы одновременно обнимали друг друга, обвив руками. Он склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться этой ночью. Что-то удерживало нас, невидимые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне, правда, не хотелось никуда его отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть сейчас, хотя и очень устала. Я была истощена.
Но, внезапно, Ян сам отрешился и отшагнул назад.
Я понимала, что это означает. Он являлся драконом. Цмоком. Мы были почти что родными, но бесконечно разными. В одно и то же время я была ему и своей, и чужой. Хотя он любил меня. Но место, где мы находились, ясно показывало, что мы из разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих друг друга.
У меня уже не возникало сомнений, кто он на самом деле. Величественный древний дракон-цмок из легенд? Да, но это был не предел. Не полная картина. Дело в том, что не называя ни вслух, ни даже про себя того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, умалчивая об этом перед самой собой, я по-прежнему имела возможность воображать, что он прежний, кем являлся для меня восемнадцать лет. И что прежними являются и наши отношения.
Я уже знала, что он нечто большее, чем мне представлялось все прошедшие годы. Просто я утаивала правду от себя. Возможно, поняла суть даже раньше, чем узрела пепел. Осознала, как только услышала, что Дивия его тетя; как только та в первый раз назвала его племянником. Дальние они были или близкие родственники: разницы никакой. Ян потомок богов. И теперь я была без сомнений убеждена, что он тоже им являлся.
Мой Ян бог. Такой же, как и Гай или Велес.
Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто черное, размером с человеческого ребенка, машущее крыльями.
Опешив, я не успела ни взвизгнуть, ни попятиться назад. Ян в свою очередь даже не шелохнулся. Из-под черного рваного балахона существа проглядывали белые кости, мерцающие бликами в свете полной луны.
Это была костомаха. Небольшая. Детеныш или точнее мертвый примерно шестилетний малыш.
Константин что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?
Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида создания, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я все же догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.
Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха по-прежнему глядела на меня из пустых щелей черепа, несуществующими глазами. В руках она держала некий сверток целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.
Направив взгляд вниз, я обнаружила, что внутренний двор заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен был выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожжёнными и сгнившими, я бы подумала, что он улыбается мне, направив взгляд в мою сторону.
Кажется, он не попал в неприятности в лесу и теперь отыскал нас. И, похоже, он даже вспомнил, что я человек, ведь передал с помощью ручной послушной костомахи самую настоящую еду для меня.
Я терялась в том, как реагировать на подобный жест от того, от кого меньше всего его ожидала.
2.Черная королева
Реальность вокруг была большой: комната, предметы мебели, а я будто сжалась. Я находилась дома, в гостиной. И была совсем маленькой. Это одно из тех воспоминаний, о которых можно лишь догадываться, что помнишь их. Из тех, о которых если рассказать родителям они удивятся и скажут, что ты была слишком мала, чтобы помнить.
Но я вижу это в своем собственном сне, своими глазами, а затем словно выбираюсь из тела и смотрю на себя со стороны. В кресле лицом ко мне сидит Ян и читает газету, однако, никак на меня не реагируя, будто в комнате больше никого нет. Слышно, как мама готовит на кухне и стучит приборами. Ребенок а этот ребенок я сама встает и делает несколько шагов, настолько неуверенных, словно только вчера научилась ходить. И вдруг маленькое тельце кренится вбок, к угловатой панели низкого журнального столика. Ребенок, то есть я, не успеваю испугаться, и в силу возраста осознать, что мне вообще что-то угрожает, как вдруг, не обращающий на меня совершенно никакого внимания, мужчина, которого я еще почти не знаю, резко тянется вперед и удерживает меня от удара кучерявой головкой о столешницу. Мы долго смотрим друг на друга. Он будто впервые меня заметив, а я с интересом, и отчего-то начинаю улыбаться ему. Однако, он не улыбается в ответ. Его лицо остается серьезным. В комнате появляется мама.
«Она тебе мешает, Ян?» спрашивает она, на ходу вытирая руки клетчатым кухонным полотенцем.
«Нет. Совсем нет, отстраненно отвечает он. Когда она уже начнет говорить? Ей нужно выучить пару предложений».
Это теперь я знаю, о чем он говорит. О заклинании, которое буду впоследствии читать каждый месяц каждого года до своего совершеннолетия. Тогда я вряд ли могла в должной мере различать даже не смысл этих слов, а вообще любые слова.
«Она еще слишком мала. Имей терпение».
Я тянусь к нему, подпрыгивая на месте, прошу, как просят обычно дети взять их на руки. Но он этого не делает. Сейчас мне взрослой становится понятно, что это наше первое пусть и не знакомство, но контакт с ним. Настоящий. Затем гостиную настигает шум ветра, и на несколько мгновений меня ослепляет солнечный свет
Ребенок все та же кучерявая черноволосая девочка оказывается в месте, где много воды. Однако, она уже чуть постарше. Передо мной расстилается озеро, и я ползу к переливам воды, сверкающим бликами от ярких солнечных лучей. Впереди словно рассыпаны блестки, и они меня манят. Я пытаюсь быстрее добраться туда на четвереньках, но неожиданно на пути вырастает преграда. Высокий неулыбчивый мужчина. Ян. Он склоняет голову на бок, с любопытством разглядывая меня.
«Что ты делаешь здесь одна?» интересуется он.
Я пока не могу ничего ответить. Я по-прежнему слишком крошечная и неразумная. И на этот раз я начинаю плакать, потому что мужчина не дает мне сделать то, чего хочу. Добраться туда, куда хочу. Высокий силуэт закрывает мне все блестки. Не сдаваясь, я пытаюсь обогнуть его ноги и добраться до цели. Меня не пускают, но я не отступаю. Яну приходится наклониться и взять меня на руки. Бросив пустое ведро на песок, издали к нам несется мама. Она просто летит к нам. Со страхом в глазах. Вероятно, не найдя меня там, где оставила минуту назад. Мама протягивает руки, но Ян меня не отдает.
«Она была буквально в шаге от воды», спокойно говорит он, в своей невозмутимой манере холодно обвинять.
Мама плачет. Я тоже начинаю. И Ян склоняет голову ко мне. Его глаза внезапно загораются синим светом я впервые вижу это. На миг замолкаю, слезы перестают скапливаться в глазах, тихо стекая по розовым пухлым щекам, и я завороженно смотрю на яркий свет. Меня больше не интересуют блестки на воде. Меня увлекает необычайное ультрамариновое мерцание. Однако, оно слишком быстро потухает. В первую же секунду, когда понимаю, что оно исчезло рыдание возобновляется. Мой крик оглушает, мужчина морщится, словно в раздражении, от которого радужки на короткий миг снова вспыхивают, будто разряд молнии. Мигание отвлекает меня, и я начинаю успокаиваться. Ян чуть нахмуривается, подмечая мою перемену в настроении, улавливая взаимосвязь. И повторяет мигание глаз до полного прекращения режущего слух рыдания.
А затем реальность вокруг тускнеет, озеро накрывает пеленой пустоты, как покрывалом, мама исчезает из поля зрения и остается лишь Ян. Ультрамариновый цвет вспыхивает в последний раз, и меня взрослую, наблюдающую со стороны, силой засасывает в собственное тело. Я зажмуриваюсь, ощущая головокружение, и резко распахиваю глаза
Мир уже не такой огромный. А я больше не ребенок. Я высокая. Кажется, я взрослая. Пышная челка чуть застилает обзор, а кончики длинных волос достают почти что до талии. Значит, мне примерно четырнадцать лет, ведь я еще не успела сделать короткую стрижку. В моих руках ошейник Кинли. Я твердо знаю, что ищу своего питомца хотела посадить проказника на поводок, потому что тот мал, а его голова полна безрассудства он все еще бросается на цмока, свирепо размахивая крыльями, когда тот появляется на ферме, и однажды это может плохо закончиться. Но я его нигде не нахожу. Оставляя ошейник на шезлонге, спешу в дом. Влетая в кухню, уже вижу Яна. Рядом с ним стоят мама и папа; они болтают. Яна не было пару недель, он довольно часто уезжал. А я его ждала. Теперь меня переполняют радостные чувства.
«Ты мне что-нибудь привез?» сходу выпаливаю я, не успев поздороваться, широко и весело улыбаясь.
Ян отвлекается от родителей, морщится и цедит, словно обращаясь вовсе не ко мне:
«Ее кто-то вообще воспитывает?»
«Ты», говорит отец.
Ян вопросительно и с недовольством смотрит на папу. Тот невозмутимо пожимает плечами, и повторяет, не отказываясь от сказанного:
«В том числе ты, Ян».
Я вижу, что их всех беспокоит мое поведение. Я и сама замечаю, что чересчур поддалась эмоциям и повела себя некрасиво. Да, я привыкла к его постоянным подаркам и особенному вниманию. Привыкла настолько, что на этот раз почти потребовала его непринужденно, беззастенчиво, как нечто само собой разумеющееся. Мне не стоило говорить ничего подобного.
Вмиг замираю. Мои губы больше не растянуты в улыбке они ровная сплошная нить. Мне неловко и стыдно, и я стараюсь спрятать глаза.
Ян негодующе качает головой, но видя, что я расстроилась, смягчается и сам идет на сближение.
«Ну и что ты думаешь я тебе привез?»
«Ничего?» поникшим голосом спрашиваю я.
Ян уже по-доброму усмехается, удовлетворенный тем, что небольшой урок на меня подействовал. Его радужки окрашиваются ультрамариновым пламенем.
«Чуть больше, чем ничего».
Настроение улучшается. На моем лице возникает ликование, словно как у той малышки из воспоминания ранее, и я шагаю к нему навстречу, но спотыкаюсь о нечто, резко возникшее под ногами. Меня уносит куда-то в пустоту, разверзшуюся посреди кухни, в прорехе воздуха и пространства, и последнее, что я вижу как вспыхивают и потухают синие глаза, а затем я делаю кувырок через необъяснимую серость реальности и попадаю во мрак
Там жарко и сухо. Делая поверхностный вдох, поднимаю веки, и передо мной все еще стоит Ян. Но его глаза горят не синим, а красным. Он одет в черную клубящуюся тень, за его спиной развевается длинный плащ, а вокруг почти нет света. К тому же я больше не я. Понимаю это, замечая, как по моим плечам струятся длинные белые волосы. Осматривая руки, осознаю, что они мужские, и первое, что приходит на ум Константин. Он единственный мужчина с длинными серебристыми волосами, которого я знаю. Я Константин? И почему-то нас с Яном разделяет решетка. Он снаружи, а я заперт. Где-то глубоко внутри меня присутствует убежденность в том, что именно Ян меня и заточил сюда.
Медленно поворачивая голову влево, я нахожу в соседней клетке Валентину. За спиной Яна еще двое пленников. Лицо одного из них не могу различить из-за тени, а другого получается. Это молодая девушка, почти ничем не примечательная русые, словно серые волосы, бесцветные глаза, узкое лицо с заостренными скулами. Фигура Яна приближается ко мне на шаг и перекрывает обзор. Алый цвет его радужек упирается в меня, рассеивая мое собственное зрение. Оно меня подводит: я вижу следующую галлюцинацию, мимолетный нечеткий обрывок