Наконец за спиной захлопнулась входная дверь, я села на пол и уставилась в стену. Стена казалась родной и знакомой. Из стены не торчало ни рук, ни ног, ни лица, поэтому смотреть на неё было почти не страшно. Над головой тикали старые часы, и я начала считать.
На первых шести секундах я вдохнула, на следующих шести выдохнула. Ещё через шесть снова вдохнула. И через шесть выдохнула.
Через сто сорок щелчков стрелки всё стало почти нормально. Ещё через девяносто я подняла себя с пола, отвела на кухню и заставила выпить большой стакан ледяной воды.
И тогда смогла думать.
Допустим, у меня галлюцинации. Причин может быть сколько угодно, не зря же я три дня пролежала с высокой температурой вот и сейчас не мешало бы её измерить.
Всё же вряд ли это то самое.
«Наиболее частыми проявлениями болезни являются слуховые псевдогаллюцинации, ложные воспоминания, параноидный или фантастический бред либо дезорганизованность речи и мышления на фоне значительной социальной дисфункции и нарушения работоспособности», услужливо подсказал внутренний голос, всегда готовый помочь с медицинскими цитатами. Замирая внутри, я по кругу и так, и этак примеряла на себя это определение, и вроде бы ничего из перечисленного мне не подходило, но кто знает, вполне вероятно, что болезнь мешает мне оценить тяжесть симптомов.
Но я же как-то добралась до дома, и никаких ужасов не увидела. Наверное, всё уже прошло. Всякое же бывает. Вот смотрю сейчас на свои руки нормальные вроде бы руки. Значит всё хорошо. Я нормальная. Всё будет хорошо. Надо уже чем-нибудь себя занять, а то и правда крыша поедет.
Сначала я кое-как замотала бинтом расцарапанную ладонь. В холодильнике нашлись яйца и пара промёрзших яблок, в шкафу мука и сахар. Хватит не бог весть на сколько звёзд Мишлен, но жить можно и через несколько минут эти артефакты как-то сами сложились в яблочный пирог. Я пару раз тянулась к телефону, чтобы позвать разделить со мной этот пирог кого-нибудь из друзей или, например, соседку. Но в ту же секунду представляла, что буду делать, если кто-то из них решит у меня на глазах порезать себя на куски кухонным ножом, которым я только что не без опаски нарезала яблоки, и брала вместо телефона чашку ромашкового чая. Через полтора часа, когда пирог стоял передо мной, безупречный и манящий, во мне накопилось такое количество чая, что его хватило бы на небольшую деревню.
Миксер затих, духовка погасла, и вокруг снова осталась лишь тишина и тиканье часов в коридоре. Часы безжалостно показывали девять вечера.
Вообще непонятно, что с этим делать.
***
Ночь я снова провела как в бреду. А может и правда в бреду то отключалась, то просыпалась в ледяном поту, то бродила по квартире, то лежала, уперевшись взглядом в тени на потолке. Уснула только под утро, а проснулась после полудня. Как ни странно, выспалась, голова была пустая и свежая, как ромашковый луг, выросший из ромашкового чая. Я чувствовала себя довольно бессмысленной, но немножко даже счастливой ведь вот он, новый день, и всё вроде бы хорошо.
Старательно собравшись в кучу, натянула куртку на домашнюю одежду и вышла в магазин за едой питаться ещё неделю одним только яблочным пирогом я была не готова. Несмотря на все опасения, навстречу шли сплошь красивые люди, не проявлявшие ко мне ни малейшего интереса, и это было такое прекрасное чувство, что я заулыбалась сама себе. Всё то же солнышко, всё те же птички, и никаких галлюцинаций, не в этом ли счастье.
Я так воодушевилась, что даже забрела в парк, нашла себе самую уединённую лавочку и наконец уселась читать книжку, до которой так и не добрались руки накануне. Мои требования к вселенной просты: мне хорошо и в компании, и наедине с собой, но никто не должен при этом обливаться кровью, пожалуйста, и никаких самоубийств по возможности. И ещё никогда не помешает книжка. На сей раз мне досталось какое-то весёлое и лёгкое фэнтези, я так и читала бы там до самой ночи, но сентябрь не собирался сдаваться без боя и напрочь отморозил мне пальцы.
Вернулась домой я уже затемно, с мешком фруктов: у прилавков с нормальной человеческой едой меня отчаянно мутило, а вот груши с черешней ничего дурного мне не делали. Перемыла фрукты, сгрузила в большую миску, забралась в кресло, снова достала книжку и приготовилась провести остатки дня за самым умиротворяющим делом в мире.
Книжка оказалась абсолютно пуста. Я перелистывала страницы одну за другой, на них не было ни единой буквы. Ни точек, ни запятых, вообще ничего.
Пару раз глубоко вдохнув, я встала и подошла к книжному шкафу. Вот, например, «Лабиринт» Кафки я ещё не читала, ждёт меня лет сто.
Кафка пуст.
И Кинг. И Булгаков. И Пратчетт. Я одну за другой брала книги с полки, листала и бросала под ноги. Букв не нашлось ни в одной.
Трясущимися руками открыв входную дверь, я сбежала по ступенькам на первый этаж, рванула на себя дверцу почтового ящика и вытащила оттуда газету. Ну, как газету. Довольно много чистой бумаги.
Это просто какой-то ад, сообщила я неизвестно кому и пошла домой. Просто ад. Этого не может быть.
Соседка сверху шарахнулась от меня, как от чумной, но я не обратила на неё внимания. Захлопнула за собой дверь, закрыла на все ключи и забралась в кровать.
Ну и что мне делать теперь? спросила я у потолка.
Потолок, спасибо ему большое, промолчал.
Вчера эти люди, сегодня просто куда-то делись буквы. Чего ещё ждать интересного?
Но встать и проверить побоялась. Подтянула одеяло к подбородку и закрыла глаза.
Вообще-то, надо бы мне поспать.
Наверняка это просто переутомление. Подруга в детстве рассказывала, как в бреду тонула в песке и звала маму с папой на помощь. Всё это тоже как будто отчаянно затягивающий меня песок. В конце концов, надо просто как следует выспаться, уж это вообще всегда помогало от всех бед. Когда умерла бабушка, я проспала несколько суток, а потом осталось только встать и жить дальше.
Но сон не шёл да и никогда он никуда не шёл в такую рань. Особенно к сове до мозга костей. Особенно к сове, проснувшейся в полдень. Я ворочалась из стороны в сторону часа два, мысленно рассказывала сказки и пела колыбельные, но ничего не помогало. На третьем часу гениальное решение всё-таки пришло и я вытряхнула из прикроватной тумбочки тюбик со снотворным, завалявшийся в куче хлама, типа старых конфет, вязальных спиц, карманного зеркальца и сборника рецептов печенья. Последний раз снотворное пригодилось мне ещё на пятом курсе, и теперь почти заросло мхом. Дерзко предположив, что утро вечера мудренее, я щедро отсыпала себе три таблетки, немедленно выпила и уставилась в потолок в ожидании.
Из потолка на меня смотрел глаз. И ещё один. И ещё два. Несколько десятков глаз смотрели в мои собственные полные бешеного ужаса глаза.
Я попыталась закричать, но вышел какой-то слабый стон. Выпутавшись из одеяла, я свалилась с кровати на пол. Комната вокруг меня поплыла а зачем я, интересно, выпила три таблетки, чем мне не угодила одна? Изо всех сил старалась сфокусировать взгляд, но всё вокруг было видно как через запотевшее стекло. На подгибающихся ногах я на ощупь добралась до ванны, включила холодную воду и засунула под неё голову. И даже не почувствовала холода.
Последнее, что я помню, это маленький карий глаз, смотрящий на меня со стиральной машины. За его удивлённым взглядом последовала темнота.
***
Мне доводилось просыпаться с чудовищным похмельем и после операции под общим наркозом. Моё пробуждение на полу в коридоре не имело ничего общего с теми ощущениями. Скорее это походило на пробуждение после столкновения с поездом. Посреди завалов какого-то хлама я первые несколько секунд вообще не могла понять, жива ли, и если да то правда ли это хорошая новость.
Потом пошевелила рукой, убедившись, что она у меня есть, и огляделась. Ведро на месте головы гудело как колокол.
Твою же мать, прохрипела я, переворачиваясь на спину.
Тогда мне показалось, что лучше бы увидеть кровь и глаза, торчащие из стен, чем то, во что превратился ремонт, в который я вложила всю свою зарплату маркетолога. И на что были похожи обои, которые я мучительно выбирала два месяца. И как полки с книгами и коллекцией фигурок панд валялись на полу, перемешанные в салат.
Ну твою же мать, я закрыла лицо руками, сделала несколько глубоких вдохов и подняла себя на ноги. Квартира превратилась в руины. Всё содержимое шкафов и тумбочек свалено кучами на полу, посуда разбита вдребезги, кухонный шкафчик выглядел так, словно его рубили топором. Даже моё любимое полотенце, разорванное на куски, валялось по всему коридору.
Первым делом я, конечно, подумала, что меня ограбили. Непонятно, что у меня красть, но при некоторой доле воображения почему бы и нет. Но среди обломков моего жилища нашёлся и ноутбук, и вся техника, которая могла хоть чего-то стоить. По всему выходило, что не пропало ничего. Да и дверь была заперта на ключ изнутри, как и балкон и все окна.
А потом, спотыкаясь о куски шкафов и книги, в разбитом зеркале я мельком увидела своё отражение. Всё в целом выглядело нормально, кроме порванной в клочья одежды. Ещё через секунду я разглядела свои руки и села прямо там же, где стояла все ногти переломаны, костяшки пальцев стёсаны, ладони грязные, как будто я всю ночь рыла могилу.
Это что же такое.
Я не успела додумать мысль меня прервал звук телефона, рыдающего из куртки на чудом уцелевшей вешалке. Не вставая, я вызволила его из кармана и увидела шестьдесят восемь пропущенных вызовов. Сначала, конечно, решила, что у меня что-то с глазами, потом что кто-то уже вызвал полицию и скоро меня придут спасать. Но все вызовы оказались с одного и того же незнакомого номера, владелец которого тут же перезвонил снова.
Камилла? осведомился смутно знакомый голос.
Да.
Мне срочно нужна ваша помощь.
А вы
У меня очень большие проблемы с квартирой вашей тёти. Пожалуйста, приходите как можно скорее.
Я
Я совершенно не знаю, что с этим делать.
Я тоже не знаю, что с этим делать, зло огрызнулась я. Я не могу прийти. У меня срочные дела.
Камилла, вы меня слышите? Александр на той стороне телефонной сети звучал странно, как будто и правда квартиру тёти Лизы вместе со спутниковой антенной прямо при нём пожирали термиты. Вы должны немедленно прийти сюда.
А вы меня слышите?
Просто сделайте как я говорю.
Да что вы
Договорить я не успела Александр лаконично повесил трубку. Где-то в глубине души пробудился гнев да что он позволяет себе?! Он кто такой, чтобы мне приказывать? В противоположной части души в тот же момент зашевелилось любопытство что он такое должен был натворить, чтобы ему срочно-немедленно понадобилась помощь? Если действительно сорвало злосчастный тётин кран, то при чём тут я, кто из нас мужчина? А если не кран, то что же там сорвало?
Любопытство во мне всегда побеждало прочие начала, поэтому я, старательно прогоняя из головы мысли о ждущих меня ужасах, выбралась из своего угла и попыталась восстать из пепла хоть немного. Получилось плохо из дома я вышла в образе городской сумасшедшей, нацепив на нос тёмные очки, наспех завязав волосы и замотавшись в огромный шарф поверх пальто.
Все эти манипуляции немного привели меня в чувство, поэтому я не кралась по стеночке и не перебегала от кустов к кустам. Но это не особо помогло: Александр, встретивший меня у подъезда, смотрел с искренним сочувствием.
У вас что-то случилось? вежливо спросил он.
У меня всё отлично! с лёгким оттенком истерики в голосе отрапортовала я. А у вас?
И у меня. Но я не знаю, что делать с краном. Мне кажется, он вот-вот сломается. Поэтому без вашей помощи мне не обойтись.
Что значит «вот-вот сломается»?
Не знаю. Давайте я вам покажу.
С краном не случилось решительно ничего особенного. Он оставался старой доброй рухлядью, но всем своим видом давал понять, что всех нас переживёт.
Занятнее было с Александром. Как только мы оказались в квартире, он вроде бы совершенно потерял интерес к проблеме ушёл на кухню и медитативно варил там кофе в тётиной турке. Кофе пах опьяняюще.
Я тем временем тупо разглядывала кран и жалела себя. Спина болела, шея болела, руки саднили невыносимо, зато разум наконец-то разморозился и теперь шевелился получше меня самой. Я мельком глянула на себя в зеркало: гнездо на голове, перекошенная одежда, синяки под глазами ну просто королева красоты, и как Александр не испугался меня к себе впускать.
Главное не то, что на голове, а то, что внутри головы, сообщил он мне, застав за попыткой запихать растрёпанные пряди в резинку. Я, пожалуй, никогда больше не видела, чтобы человек с таким достоинством держал в руке совершенно идиотский тётин чайник с нарисованной улыбающейся физиономией.
Это смотря для кого, вяло пробормотала я. Вот для парикмахеров как раз наоборот. А у меня бабушка парикмахер.
А у меня нет бабушки, пожал плечами Александр. Зато есть мятный чай. Кофе я вам не налью, вы выглядите как человек, которому и без того достаточно бодрости. Я читал, что таких людей совершенно необходимо поить чаем, а не то они превратятся в тыкву. А если присядете вон там, это ещё немного отсрочит превращение.
Я пожала плечами, всем своим видом выражая готовность присесть где угодно, если Александр прямо сейчас не начнёт выпускать себе кишки.
Он сунул мне в руки кружку и жестом указал на кресло. Я послушно приземлилась в него, каждая мышца отозвалась болью.
С краном всё хорошо. Он был таким столько же, сколько я себя помню.
Спасибо. Камень с души.
Несколько секунд мы сидели молча, я чувствовала себя странно. Вообще вся история странная: закатил мне истерику, заставил прийти, а я тоже хороша зачем прибежала?
Как дела у Ани? спросила я первое, что пришло в голову, просто чтобы прервать молчание. Светские беседы никогда не были моим коньком.
У Ани?
У Ани. Которая нас познакомила.
А, у Ани. Не знаю, мы с ней больше не виделись.
А
Я тут же решила, что моя миссия по заполнению пауз завершена. Горячий чай оказался так кстати, что я чуть не расплакалась от благодарности. Так и сидела, уткнувшись носом в кружку, умоляя, чтобы эта передышка продолжалась подольше.
Потом пялиться в чашку мне надоело и я стала разглядывать Александра. Интересно, сколько ему всё-таки лет? Тогда мне показалось, что за сорок, а теперь, со своей чашкой кофе в руках, сидящий на тётином подоконнике, он как будто скинул лет десять.
Александр, сколько вам лет? Я ведь даже паспорт ваш не попросила, когда отдавала вам ключи от квартиры, обычно я лучше соображаю, честное слово.
Я мысленно покрутила пальцем у собственного виска: идиотизма мне явно не занимать. Ладно паспорт, ладно возраст, но я ведь даже фамилию его не знаю. Кем надо быть, чтобы сдать квартиру человеку без фамилии?
А вы читали «Фауста»? совершенно некстати спросил он, немало меня озадачив.
Читала. И «Портрет Дориана Грея» тоже, но всё-таки надеюсь, что вы не к тому клоните.
Спектакль тогда был так себе, как вы считаете?
Я моргнула, перед глазами вспыхнула картинка: театр, антракт, впереди вторая половина «Фауста», коридор, девушка в роскошном платье и её спутник с отрешённым взглядом, слушающий её без особого интереса.
Ага, глупо кивнула я. Потом перехватила чашку поудобнее её тепло немного помогало оставаться в контакте с действительностью. Ну нет, подождите. И вы меня запомнили? То есть, я хочу сказать мне в тот раз больше запало в душу платье вашей девушки, а вовсе не вы.