Сажусь. Чувствую спиной холодную кожу, вдыхаю одуряющий, потрясающий запах сигарет, бензина, одеколона, ботинок, пота, шампуня. От удовольствия хочется кричать, но я не кричу, чтобы не потратить ни грамма этого воздуха. Дышу тяжело, глубоко. Трогаю стекло. Всё это моё. Моё!
Мы едем долго. Я вдыхаю запахи и не хочу останавливаться. Закрываю глаза, чтобы чувствовать запахи сильнее. Дышу так, что кружится голова.
Мне не нравится мерзкий слабый человек. Я не хочу, чтобы он был здесь. Я кричу изо всех сил, потому что не знаю, как это не изо всех. Кричу. Я хочу, чтобы слабого человека не было. Я чувствую запах его страха. Я хочу ещё.
Вцепляюсь ему в волосы, тяну изо всех сил. Машина с воем останавливается мне не нравится! Я кричу, переходя на ультразвук, мне не нравится! Запах страха заполняет всё вокруг, его слишком много. Отпускаю волосы человека, он мешком вываливается из машины и наконец оставляет меня одну.
Моё.
На моих пальцах кровь. Облизываю её и слышу свой стон удовольствия. Моё.
Выхожу из машины.
Иду.
Темно и холодно. Пахнет асфальтом, соснами, пылью. Иду долго. Много боли. Боль мне нравится. Хочется ещё.
Иду и иду.
Иду и иду.
Пахнет морем. Вдыхаю глубоко, чтобы море стало моим. Тянусь к нему, но не вижу и не могу прикоснуться. Моё.
Иду.
Иду.
Иду.
Море близко. Мне нужно море, я хочу море, я слышу море, всё вокруг море. Иду по ступенькам вниз, их невыносимо много, они отделяют меня от моря, мне не нравится, я спотыкаюсь и бьюсь пальцами ног. Боль мне нравится, мне нравится море. Моё море, моё, моё, моё.
Лечу вниз.
Не могу дышать. Не могу кричать.
Не могу.
***
Камилла. Тссс. Тише, тише.
Воздух. Воздух. Я дышу. Я жива.
Тише, медленно повторял спокойный голос. Если хотите, руку можно отпустить.
Я не хотела. Прижималась к гальке лбом, хрипела и кашляла, пытаясь вспомнить, как правильно дышать, и изо всех сил держалась за Александра, как за единственную ниточку между смертью и жизнью. Казалось, отпущу его сейчас и тьма сожрёт меня снова, теперь по-настоящему.
Что, оставались какие-то сомнения? Не верилось? Ну теперь-то достаточно убедительно?
Отдышавшись, отцепила наконец свою обессилевшую руку и Александр задумчиво пошевелил пальцами:
Если бы я знал, что вы так царапаетесь, надел бы на вас строительные варежки.
Я подняла голову и взглянула на него его рука оказалась изодрана в кровь почти до самого локтя. Охнула в ужасе, но он тут же меня остановил:
Пустяки, дело житейское, его голос звучал странно, и движения были какие-то непривычные, и всё кругом было странное и непривычное, как будто я инопланетянин, впервые коснувшийся земли.
Вы видели? спросила я, даже не пытаясь подобрать слова.
Я видел, кивнул Александр. Но теперь вы точно знаете, что ничего страшного не произошло.
И правда, вообще ничего страшного, с ноткой истерики подтвердила я. Да вы видели? Я могла его убить. Я могла его сожрать, Александр. Я хотела его сожрать. Прямо физически. Да я всё хотела сожрать, и теперь тоже хочу, господи
Тссс, никто никого не сожрал, повторил он этим своим плюшевым, как кошачьи лапы, голосом. Всё пройдёт. Видите, как хорошо, что в тот вечер у вас дома вы додумались запереть двери.
И окна.
И окна.
Вы же знали, да? вдруг сообразила я. Мысль всплыла в голове совершенно неожиданно, и почему она раньше не возникала? Вы звонили мне миллион раз тем утром, и никакой кран у вас не сломался.
И утром, и ночью, он повёл плечами. Мне подсказали, что вам нужна помощь.
Вам там ещё и подсказывает кто-то. Я никогда в жизни не курила, но сейчас могла бы убить за сигарету, задумчиво произнесла я, нежно перебирая пальцами шершавые камешки. Вокруг внезапно оказалось невероятно много запахов цветов, мокрой земли, жареного мяса, водорослей. Каждый из них отчаянно хотелось вдохнуть целиком и унести с собой, вместе с запахом сигаретного дыма. Мне казалось, что я одновременно пьяна и при смерти. У вас нет сигареты?
Нет. Придётся спасаться как-то иначе. Ещё чая? Заодно погладите кота.
Нет, эхом отозвалась я. Хватит с меня котов и чая. Расскажите ещё про одержимость. Как это работает?
Я легла на спину, уставившись в звёздное небо, и всем видом постаралась выразить максимальную степень готовности внимательно слушать. Придумывать такие вопросы, чтобы они не звучали по-идиотски, было слишком мучительно, поэтому я надеялась, что Александр как-то сформулирует мысль сам.
Звёзды сияли на чёрном небе, как россыпь бриллиантов. Хотя бы небо такое же, как прежде, всё-таки что-то надёжное есть в этом мире.
У вас есть знакомые, может быть старые друзья, с которыми вы когда-то были очень близки, а потом между вами внезапно не осталось ничего общего? Александр присел со мной рядом, но достаточно далеко, чтобы мне не захотелось от него шарахаться. Как будто в один момент все их интересы, вкусы, взгляды переменились, и они начали делать и говорить что-то им раньше совершенно не свойственное?
Конечно, растерянно ответила я. У всех есть такие друзья и знакомые, и даже родственники. Вы что, хотите сказать, что в них всех вселились духи, да так и остались?
Нет, конечно. Не во всех.
То есть, я вертела слова в голове так и эдак, чтобы выстроить из них что-то похожее на логическую цепочку. Дух или кто-то ещё может не только утащить меня на морское дно в своём горячем душевном порыве, но, к тому же, будет не против буквально стать мной?
Да. Человеческое сознание удивительно устроено гораздо сложнее и интереснее, чем думают сами люди. И очень привлекательно. Многие существа не то что не против, они мечтают стать вами кем-то имеющим жизнь, тем, кто волен самостоятельно определять свою судьбу. Они не способны этого осознать, но инстинкт и тоска по чему-то большему толкают их вперёд, как зверей толкает чувство голода.
И, значит, если в моей голове поселится какое-то существо никто ничего не заметит?
Заметят, наверное, но о причинах точно не догадаются. Решат, что вам новая подружка задурила голову. Или телевизор. А может интернет. Как вы понимаете, даже если кто-то что-то и заметит, то вряд ли решит, что в вас вселились духи.
Что делать-то теперь? я отчаянно тёрла глаза, как будто лелеяла призрачную надежду проснуться. Замечательно, конечно, что жизнь стала такой насыщенной, но что делать? Я так не хочу больше.
Не глядя в его сторону, услышала шебуршание гальки. Приподнялась и села, обняв коленки; Александр снова смотрел на море, поглаживая свою исцарапанную руку.
Пригляжу за вами пока.
Почему?
Что почему?
Ну вы что, ангел-хранитель мой? Или кто? Зачем я сдалась вам? Откуда вы взялись?
Не было ни малейшей надежды, что он сейчас возьмёт и выложит мне все карты на стол. Александр вообще не производил впечатление большого, или хотя бы маленького, любителя поговорить может, он тоже чувствовал, что любые его объяснения звучат для нормального человека как горячечный бред. Но острый привкус крови во рту и это кошмарное, почти непреодолимое желание облизывать морскую гальку могли заставить меня поверить во что угодно.
Давайте договоримся, на этот раз его голос прозвучал неожиданно строго. Я сделаю так, чтобы вы остались живы и в своём уме. А вы пока будете задавать мне любые вопросы, кроме этих, и, не дожидаясь ответа, он встал и протянул мне руку: Пойдёмте.
Я хотела машинально протянуть свою, но тут неожиданно для самой себя поднялась, быстро отряхнула платье и, глядя ему в глаза снизу вверх, произнесла тем же железным тоном:
Ответьте на мой вопрос.
Мы так стояли и смотрели друг на друга, он молча прожигая меня внимательными угольно-чёрными глазами, я прикидывая, что буду делать, если он пошлёт меня ко всем чертям. Уже пожалела, что зачем-то спросила так грубо, и что стою теперь вся такая воинственная, как потрёпанная амазонка, и на секунду всем телом почувствовала настоящий животный ужас перед мыслью, что он сейчас уйдёт и оставит меня одну.
Я не знаю, вдруг медленно и почему-то даже ласково проговорил он. Понятия не имею, зачем вы мне сдались, Камилла. Понятия не имею, с какой стати вы постоянно выскакиваете то тут, то там на моём пути. Я не знаю. Понимаете?
Не понимаю.
И я не понимаю, он так серьёзно смотрел мне прямо в глаза, что захотелось отвернуться, а лучше спрятаться. Но есть ведь у этого какая-то причина, правда?
Наверное.
Вот и я так решил. Пойдёмте домой. Хватит на сегодня.
***
Камишка, привет! Как дела? С квартирой что-то?
Привет, тёть Лиз. С квартирой всё в порядке. Со мной тоже.
Ну и хорошо. А чего звонишь тогда?
Тёть Лиз. Как умер отец?
А Я не расслышала, что?
Как умер мой отец?
Камилл Я понадеялась, что мне послышалось. Ты ведь знаешь всё, в чём вопрос?
Я поняла, что ни разу не спросила ни у кого почему совсем молодой пациент с шизофренией умер в больнице? От шизофрении не умирают, так ведь? И он был младше меня сейчас.
Слушай, ты давно уже взрослая, всё отлично понимаешь. Есть миллион причин для смерти. Особенно с шизофренией в фазе деградации, прости уж за прямоту. Не очень, конечно, приятно возвращаться к этой теме.
Мне тоже не очень приятно, но всё-таки это мой отец. И всё-таки некоторые вещи о своей семье лучше бы знать.
Ты чего такая хмурая? Случилось что-то?
Настроение такое, не обращай внимания.
Ой, Камиш. Да ты же и не знала отца-то. Зачем тебе сейчас страсти эти?
Тёть Лиз, а если бы ты своего отца не знала, тебе не хотелось бы узнать?
Ну может быть не со смерти тогда начинать надо?
С остального я уже начинала. Я просто хочу знать. Падать в обморок, бегать кругами и рыдать не буду, ты же знаешь.
Да не из-за чего там падать, Камиш. Он всегда хороший был, добрый. Даже в больнице первое время со всеми дружил. Пока мог. Ну а тогда скальпель где-то нашёл. Пока наряд вызвали, он четверых санитаров порезать успел. А потом и себя.
Глава 3
Рука сама выводит на тетрадном листке: помогите. Реляционная алгебра и реляционное исчисление. Первичные и внешние ключи в отношениях. Господи, спаси!
Это чего за ерунда такая? Ты правда такое изучала?
Что мне тут писать? Я даже не помню, что значит «реляционная». И на лекции когда я ходила последний раз, лет семь назад? Вообще ходила?
Ты же знаешь, что можешь просто ничего не писать, да?
Может, тут хоть какой-то воды налить, чтоб совсем уж дурой не выглядеть. «Реляционная алгебра крайне важна в экономике». Это вообще из экономики?
Нет, серьёзно, просто брось это. Ну давай же.
Может симулировать обморок? Актриса из меня так себе, но зато будет хоть какой-то шанс.
Камилла.
Этот голос и дыхание прямо у моего уха. Мне надо что-то писать, но я поднимаю глаза от листка. Моргаю потерянно, пытаясь сфокусировать взгляд на размытой фигуре, она машет мне рукой, но как будто солнце слепит глаза, всё расплывается, как её разглядеть?
Реляционная Почему я прогуляла так много? Где я была весь год?
Камилла!
Чьи-то тёплые ладони вдруг на секунду закрывают мне глаза, открывают и передо мной уже нет моего листка, а где я буду писать ответ? Оглядываюсь. Я стою посреди бабушкиной кухни, с окнами прямо на железную дорогу. Знакомый стол и табуретки, на холодильнике магнитики и мой рисунок безмерно весёлый фиолетовый кот в сапогах, с оранжевым зонтиком.
Волнуешься, да? Такое обычно снится, когда из-за чего-то сильно волнуешься. Но тут вроде получше, да?
Надо как-то обернуться и разглядеть, кто говорит. Но как оборачиваться?
Ты глазами оборачиваешься. Обернись целиком. Вот так.
Меня тянут за руку и я действительно оборачиваюсь целиком. Размытую фигуру теперь видно отлично. Маленькая, на полголовы ниже меня, слегка загорелая рыжая девушка, огромные зелёные глаза, бесконечно длинные пушистые ресницы. На ней простая белая футболка и короткие джинсовые шорты с рваными краями, на ногах белые кроссовки. Улыбается мне во все 32 зуба, а то и больше.
Наконец-то, говорит. Думала, до утра тебя звать придётся. Как дела?
Я бы ответила, что отвратительно, но открываю рот и говорю:
Хорошо.
И добавляю:
Мне надо собрать вещи, у меня самолёт через час.
Девушка улыбается понимающе.
Точно волнуешься. Помнишь, многим помогает посмотреть на свои руки. Давай попробуем?
Я не понимаю, чего она от меня хочет, но отвечаю:
Давай.
Это я сказала?
Сказала и стою. Девушка смотрит на меня выжидающе, потом шагает навстречу и берёт меня за руки.
Смотри.
Смотрю. Вроде руки как руки, похожи на мои. Шевелю пальцами и правда мои, круто. Какая-то картинка на запястье, разве была такая? Сжимаю и разжимаю кулаки, сцепляю и расцепляю пальцы. Какое-то прямо завораживающее зрелище, и в то же время развораживающее я, получается, сплю?
Я, получается, сплю?
О, ну видишь, правду говорят! радуется девушка. А ещё у тебя есть ноги, ты можешь ими ходить. Попробуешь? Посмотри на них для верности.
Смотрю на ноги да, у меня и правда они есть, хоть я и не помню, чтобы в этом сомневалась. Интересно, что можно сделать с этим знанием? Пойду хоть в окно погляжу.
Иду свежеобретёнными ногами к окну, за ним пейзаж, знакомый почти с рождения: железнодорожное полотно, по-зимнему голые ветви деревьев, снег и грязные следы вдоль путей. Ни звуков, ни запахов.
Интересно, во сне бывают запахи?
А с кем это я, кстати, разговариваю?
Девушка всё так же стоит на своём месте, всё так же широко улыбается. Я думаю, что она очень красивая, а она смущается, как будто я говорю это вслух.
Знаешь, вздыхает девушка, я так долго этого ждала, а теперь всё наперекосяк. С другой стороны, ну откуда мне было знать?
Что? глупо переспрашиваю я. Ты кто?
Я Соня, улыбается она. Я разглядываю её завороженно, так инородно она выглядит на старенькой бабушкиной кухне. Взгляд скользит по хрупкой фигуре и вдруг в тонкой руке сверкает маленький, пугающе изящный нож. Ты очень боишься боли?
Что?! повторяю я. Я, конечно, очень боюсь боли. И очень боюсь женщин с ножами. И очень боюсь таких вопросов от женщин с ножами на бабушкиной кухне.
Ничего такого, ты не подумай, мне просто нужно
Да я уже подумала. К чёрту такие сны.
Надо открыть глаза.
***
Мне совсем не снились сны. Это великое открытие, случившееся одним солнечным утром, меня совершенно обескуражило. Я просто закрывала глаза ночью и открывала их утром как будто между утром и ночью мир просто полностью переставал существовать.
Не знаю, с каких пор это началось и как долго длилось, но вспомнить, когда видела сны в последний раз, я не смогла, и мысль об этом на время погрузила меня в паранойю. Я стала не только бдительно запирать дверь на все обороты ключей, но и придвигать к ней кресло, а вокруг кровати художественно раскидывать хлам. Пусть духи отхватят новых занимательных ощущений, а с утра я смогу узнать, если ночью мне взбредёт в голову прогуляться по окрестностям.
Но дверь оставалась закрыта, кресло приходилось каждое утро двигать обратно к окну, хлам лежал на своих местах. Просто никаких снов, как корова языком их слизала.
По утрам я уходила из дома и долго слонялась по длинной набережной, которую словно именно для меня и построили. Бродила медленно, как старушка, потому что пропавшая ночь оставила мне на память не только психоз, но и сбитые в кровь ступни, которые дали о себе знать только спустя сутки. Но дали так, что я целый день лежала и мечтала, чтоб ноги мне ампутировали полностью прямо сейчас, всё равно они мне, очевидно, в таком состоянии больше не пригодятся.
А потом привыкла. Я последнее время ко всему привыкала.
Например, привыкла ходить ровно там, где не отражаюсь в морской воде. И подальше от стёкол и витрин. Трепетно проверяла прогноз погоды, чтоб не выскочить из дома в дождь. И за кофе стала ходить в малюсенькое кафе без окон, спрятанное то ли в гараже, то ли в увитой плющом тайной пещере дракона. В кафе и вокруг него обитало совершенно немыслимое количество котов, и начинать день с того, чтобы погладить каждого, выглядело именно той судьбой, которую я заслужила. Рано утром хозяин кафе поднимал складные железные ворота и готовил мне самый турецкий в мире американо, а я сидела вся в котах и чувствовала, как понемногу оживаю.