Они обещали помочь.
И помогли, всадив в тебя две пули. Где ты умудрился найти таких помощников?
Я промолчал.
Ладно, сказал Кью. Что ты собираешься делать дальше?
Искать Морозника.
Неугомонный! усмехнулся Кью. Как ты собираешься узнать, где он?
У Нурет.
Так она тебе и сказала. Кстати, у нее кое-кто уже пытался спросить. Кончилось это плохо.
Куда она денется, если я приставлю ствол к ее виску.
А ты крутой парень. Зачем тогда тебе помощь? усмехнулся Золотой Кью.
А вы стерпели бы, увидев, как белый нахал в баре, расположенном в самом сердце Гарлема, обижает черную женщину?..
Понятно, оборвал меня Кью. Из бара ты бы точно живым не вышел. Поднялись бы все, до последнего пропойцы. Тебе нужно прикрытие?
Вот именно.
Кью задумчиво потеребил серьгу в ухе, еще раз окинул меня изучающим взглядом и предложил:
Все, чем я могу тебе помочь, это прислать врача.
Нет, врача не надо, сказал я.
Кью понимающе блеснул золотой улыбкой:
Этот врач без лицензии. Он не одного из моих ребят на ноги поставил.
Дверь подсобки отворилась, и в ней появился Буш. Комкая в огромных лапах полотенце, он спросил:
Ну как?..
Терпимо, ответил Кью.
Буш посмотрел на меня и сочувственно произнес:
Да, работать тебе пока нельзя.
Работать?! уставился на него Кью. Ты спятил, что ли, племяш? Этого парня грохнут через час после того, как он появится в твоем баре, а то и раньше.
Да-да, невесело кивнул Буш. Только теперь бар опять опустеет.
Так найми еще какого-нибудь белого придурка, а еще лучше белую женщину.
Буш бросил удивленный взгляд на Кью и после некоторого раздумья констатировал:
А что, это мысль.
Мы тебя вывезем из Гарлема. До машины дойти сможешь? обратился ко мне Кью.
Я кивнул и поднялся. Грудь болела так, словно по ней со всей дури прошлись хорошей кувалдой.
* * *
Я стоял возле окна и смотрел на улицу. По стеклу ползли крупные капли дождя. Он лил уже третий день с короткими перерывами, с того самого момента, как Кью привез меня к дому Орлова.
Он высадил меня и, прежде чем отъехать, окинул взглядом из окна машины небо с набрякшими тучами, потом дом и спросил:
Какая квартира?
Пятьдесят первая.
Когда негры уехали, я сел на лавочку напротив дома и стал ждать Сашу, который, по моим расчетам, должен был вот-вот подойти. Его сутуловатая фигура появилась в конце пустынной улицы минут через двадцать. Он шагал, глядя в одну точку прямо перед собой, и едва не прошел мимо лавки. Когда я его окликнул, Саша остановился и, заметив меня, заявил:
Что-то ты плохо выглядишь.
Да, потрепало немножко, согласился я. Отлежаться мне надо. Как в доме?
Вроде тихо. Шатались тут два детектива, несколько дней все что-то вынюхивали, но потом ушли с концами. Зибельман выкрутился. Ты вовремя его предупредил. Контрабандисты погорели, самогонщики тоже.
А что Орлов говорит?
Говорит, что руководство в участке поменялось. Он даже не знал. Расстроен старик. Сказал, что стареет.
Едва мы вошли в дом, как пошел дождь, который так и лил до сего дня, почти не переставая.
Врач от Кью пришел в обед. Это был маленький вьетнамец. Он втирал мне в грудь какие-то мази, делая при этом пассы руками, потом ушел, оставив две бутылки с бесцветной жидкостью.
Пить, показал он мне жестом. Утро, день, ночь, затем вытянул передо мной вверх темную, тонкую, как черенок лопаты, руку и показал три пальца.
По-английски вьетнамец говорил совсем плохо.
Когда он ушел, я уснул и проспал до вечера, а проснувшись, заметил, что от мази вьетнамца мне заметно полегчало. Я глотнул какой-то жидкости из одного из пузырьков, которые он оставил, и стал гадать, кто же пытался меня убить Пенс со своим приятелем или та пара типов на «Ягуаре». На первый взгляд, у Пенса было больше оснований для этого, но выманил меня из бара как раз один из тех, кого прислал Луис. Если учесть, что Кью сказал, что с некоторых пор эти ребята вьются возле Боты, то мотив для моего убийства у них имелся основательный. Луис, видимо, не знал, что они снюхались с Ботой. Он не из Гарлема. В конце концов я остановился именно на это версии.
На другой день, в обед, меня посетил Саша, он принес борщ собственного приготовления и кусок жареной курицы.
Я думал, ты отсыпаешься после работы, удивился я.
Какая к черту работа. Всю ночь лило. Тебе пить можно?
Вроде врач не запретил.
Тогда я сейчас, Саша исчез за дверью и вскоре вернулся с бутылкой. Это самогон. Я у братьев пять бутылок перед шухером взял, как чувствовал, что прикроют их лавочку.
Мы пили самогон, перед которым хваленое шотландское виски казалось дешевым пойлом настоянным на кирзовых сапогах, и смотрели на дождь, который все лил не переставая.
Через три дня безвылазного торчания в комнате я чувствовал себя так, словно меня накрыли ватным одеялом. Жизнь теряла остроту. А еще через два дня я вышел на улицу, купил в газетном киоске на углу подробную карту Нью-Йорка и стал тщательно изучать район Гарлема.
* * *
Гарлем это место, где в Нью-Йорке зарождается ночь. Именно отсюда она наползает на город черными сгустками, сначала заполняя собой его бетонное и асфальтовое дно, а затем поднимается все выше, до самых верхушек небоскребов.
Я вступил в Гарлем на границе дня и ночи с его юго-восточной окраины. Под курткой у меня был легкий бронежилет, на голове парик шапка курчавых черных волос, на лице грим, придававший моей физиономии кофейный оттенок. Кроме того, в наплечной кобуре находился здоровенный «магнум», раздобыть который в этом городе мне удалось без особого труда.
Неделя, проведенная за картой, и ежедневные поездки в Гарлем на такси, во время которых я изучал район в натуре, закрепляя теоретические знания на практике, позволяли мне вполне сносно ориентироваться на местности.
Мне по-прежнему был нужен Морозник, единственный человек, который мог пролить свет на то, что произошло со мной в Москве, и Нурет, которая знала, как его найти и до которой от бара Буша было всего несколько минут ходьбы. Но прежде чем возвращаться к Бушу, надо было найти тех типов на «Ягуаре» и основательно разобраться с ними, чтобы опять не стать удобной мишенью. Кроме того, у меня кончались деньги, и я намеревался потрясти мошну черных гарлемских братков. Занятие рискованное, но, по крайней мере, при этом ты чувствуешь себя мужчиной.
Стояли поздние сумерки. Я с беспечным видом двигался вдоль домов, в которых зажигались огни. В душе стоял легкий холодок, в точности такой же, какой я испытывал, стоя когда-то среди югов с узкой полуметровой полоской олова в руке. Нам предстояло разгромить почти вдвое превосходящую группировку речников или пасть под их натиском. Это было очень давно! И теперь холодок в груди казался мне старым знакомым, которому я был рад. Мне нужен был адреналин, чтобы не закиснуть в этом проклятом городе и не стать его частью. «Все мужские беды на свете происходят от нехватки адреналина, иногда повторял Че-пер. Тогда мужик превращается в буржуя, импотента и барана». И я, вспомнив эти слова, перестал часами бездумно торчать возле окна, а пошел и купил карту Нью-Йорка.
Мимо проезжали редкие машины, иногда попадались прохожие. Гарлем и днем никогда не был многолюден, разве что за исключением нескольких центральных улиц, а с наступлением темноты он еще больше пустел. Зато в это время можно было неожиданно нарваться на толпу бездельников, мающихся от скуки возле подворотни. Мне предстояло углубиться внутрь Гарлема на три квартала и подойти к бару «Амосадор», с которого я и решил начать свое дело. Первый квартал я миновал благополучно, в середине второго на пути попалась кампания черных шалопаев, которые косились на меня, когда я проходил в нескольких метрах от них, но задеть не решились. На мне был прикид крутого парня набор барахла, который далеко не каждому по карману в этом районе и в которое здесь одевались серьезные ребята, занимающиеся серьезными делами. Правда, они в основном носились здесь на машинах, но иногда могли пройтись и пешком. Когда впереди уже была видна надпись над баром, горящая зеленым светом, дорогу мне преградила кампания из шести человек, три темных парня лет по двадцать и с ними три девицы. Все были навеселе. Я благополучно миновал и их.
«Амосадор» являлся заведением средней руки и стоял на перекрестке двух второстепенных улиц. Перед ним маячили несколько машин раздолбанный «Олдсмобиль», «Бьюик» небесного цвета, далеко уже не новый, и темный «Мустанг» предпоследней модели. Это было уже интересно. Я перешел на другую сторону улицы, сел на скамейку и стал ждать. Часа через полтора появились владельцы «Бьюика». Они сразу сели в него и уехали, а минут через двадцать на их место встала желтая спортивная «Хонда». Несколько минут из машины никто не выходил, потом фары ее погасли, и с обеих сторон одновременно открылись дверцы. Из них выбрались черные джентльмены, если судить по прикиду, примерно моей масти.
Я поднялся, пересек улицу и направился к ним. Они заметили меня и остановились в нескольких шагах от своей машины. Их лиц я почти не разглядел, потому что с ходу снес ударом пятки в лицо того, что был поплотней, а потом перекинулся на второго. Он попытался было закрыться рукой, но не успел. Мой кулак угодил ему в челюсть. Потом я быстро ощупал недвижные тела обоих. Моей добычей оказались два бумажника, золотая цепь и два перстня.
Сунув все это в карман, я скользнул вправо от бара в плотную темноту и, пройдя по улице метров пятьдесят, свернул в переулок. Теперь я не плутал, заранее наметив путь отхода. Только шел уже не вразвалочку, а довольно быстрым шагом, и через двенадцать минут миновал границу Гарлема. На ходу содрав с головы парик и стерев с лица грим, я встал под ближайшее горящее окно, которых здесь было немного и, достав зеркало, внимательно осмотрел свою физиономию.
В этой округе кофейный цвет лица не являлся охранным мандатом, а наоборот. Здесь жили латинос из Гондураса, Панамы, Мексики и прочих стран, в основном, недавно прибывшие в Америку. Эти ребята еще не успели стать цивилизованными, к тому же у них не было денег на адвокатов, и они не занимались сутяжничеством, бегая по судам, а предпочитали решать споры более надежным и дешевым способом кулаком, а если надо, то ножом и пистолетом. Это был их образ жизни и способ выживания. Один знающий человек за хорошую выпивку описал мне этот район со всеми подробностями. Мне как раз и был нужен именно такой район, войдя в пределы которого, я сразу становился бы недоступным для черных. В других местах, миновав границу Гарлема, я не мог автоматически оказаться в безопасности. Негры преследовали бы меня и дальше, но здесь был настоящий рубеж, черта, где черные обломали об латинос свои зубы. Истинное дно, где мало говорили, молча пили, молча слушали музыку и так же молча вспарывали животы своим обидчикам и таким же гробовым молчанием отвечали на все расспросы полиции. Эти люди не допускали вмешательства в свои дела законов цивилизованного общества, но они были христианами и тяготели больше к белому человеку, тоже христианину, нежели к черному мусульманину, и принимали его не особо враждебно. Конечно, это не исключало попыток грабежа, но лишь из корысти, а не из-за расовой ненависти.
Стерев остатки грима, я убрал зеркало в карман и достал бумажники. В общей сумме в обоих оказалось тысяча семьсот долларов. Для начала довольно неплохо.
Пройдя немного вперед, я остановился возле заброшенного дома, оглянулся и спрыгнул в черный провал подвального окна.
Луч фонаря, зажатого в моей руке, нащупал полуразвалившуюся кирпичную кладку стены и всякий старый хлам, стоящий вдоль нее. Я сложил золото и пистолет в пакет и засунул его под массивный шкаф, а затем задвинул проем кирпичом. Тайник не ахти, но для временного хранилища вполне сойдет.
Потом я вылез из подвала и посмотрел на часы. На все, включая ожидание возле бара, ушло чуть меньше двух часов. Два часа две тысячи долларов, если считать золотые побрякушки. Вовсе неплохо.
Опускаясь через полчаса в подземку, я смотрел на стены, размалеванные всевозможными граффити, и думал о том, что буду ходить в Гарлем и обирать тамошних богатеньких буратино, пока не добьюсь своего.
В доме Орлова стояла тишина. Он утряс дела с полицией, но жильцы пока не торопились приниматься за старое. Я прошел в свою берлогу, разделся и лег.
* * *
На другой день я вошел в Гарлем на час позже вчерашнего и, подойдя к «Амосадору», забрался на дерево, торчащее метрах в десяти от него. По причине осени листва на дереве была жидковатой, но темнота помогла мне стать незаметным. На стоянке воле бара я заметил тот же потрепанный «Олдсмобиль» и «Бьюик». Их хозяева, видимо, были постоянными клиентами заведения. Кроме того, здесь стоял «Крайслер» красного цвета и такси.
Я просидел на дереве два часа. За это время на стоянке не раз сменились машины, но «Ягуара» среди них не было. Я подождал, еще с полчаса, а когда из бара вышел длинный тип в кожаном плаще, неслышно спрыгнул на землю и подошел к нему сзади, когда он открывал дверцу своего трехсотого «Мерседеса». Заслышав мое покашливание, негр обернулся и, тут же получив прямой в челюсть, рухнул на землю возле машины. Вряд ли он успел разглядеть меня. У негра не оказалось ни украшений, ни бумажника, зато имелся серьезный ствол с глушителем что-то вроде пистолета-пулемета с длинным магазином, и пачка долларов, перетянутых резинкой. Всего три тысячи.
«Задаток», почему-то сразу мелькнуло в моей голове.
Я окинул глазами пространство вокруг бара, потом перевел взгляд на луну, которая висела над Гарлемом желтой распухшей мордой, и мне вдруг стало весело. Крутые парни оказались легкой добычей, управиться с ними было не сложнее чем с каким-нибудь банковским клерком. Им и в голову просто не могло придти, что кто-то осмелится их грабить. Это и делало их беспомощными.
Ты можешь быть важной птицей, но в один момент выходишь на улицу, где вдруг сталкиваешься с человеком, которому решительно плевать на то, кто ты. Хотя бы уже потому, что он ничего про это не знает. Для него нет табу, и он проламывает тебе голову и обирает до нитки, как простого пешехода. Ибо на улице ты автоматически превращаешься в заурядное существо, которому, как и всем, нужно жрать, пить и трахаться, в мешок с мясом и костями, который напялил на себя дорогой костюмчик.
Здесь, на свежем воздухе, правят совсем другие короли. Короли улиц.
Обратно я возвращался тем же путем, в квартале латиноамериканцев проделал то же, что и вчера нырнул в подвал и спрятал под шкафом пистолет-пулемет. Домой меня привезло такси.
Жильцы в доме Орлова спали. Светились лишь три окна. Войдя к себе, я разделся и тут же уснул. Проснулся где-то перед рассветом. В открытое окно едва слышно, словно вор, вползал стрекочущий отдаленный шум.
«Неужели опять Зибельман?» удивился я, поднявшись, подошел к окну и уже явно различил поднимающийся снизу знакомый шум швейных машинок. А чуть позже во двор въехал фургон с потушенными фарами, и через пару минут до моего слуха донесся тоже такой знакомый, едва уловимый, почти нежный звон бутылочного стекла.
Итак, жизнь возрождалась. Она, словно ручей, тихо текла в американскую ночь, несмотря ни на какие запреты и законы.
* * *
На другой день шел дождь. Потоки воды гнали мусор со всего Гарлема. Улицы были пусты, зато все забегаловки, которые попадались на моем пути, ломились от народа. Это было мне на руку, и я беспрепятственно дошел до бара «Панама», который был немного выше по рангу, чем «Амосадор».
Перед баром стояло много машин, но «Ягуара» среди них опять не было. Изнутри доносилась музыка, за рифлеными стеклами окон мелькали силуэты. Там вовсю шло веселье. Бар был с дансингом и работал до четырех утра или до последнего посетителя. Я осмотрелся кругом, ища подходящее место для наблюдения. В длинном прорезиненном плаще и широкополой кожаной шляпе мне было плевать на дождь. С такой экипировкой можно было околачиваться здесь хоть всю ночь. Ничего подходящего не обнаружив, я просто присел на корточки между машин. Справа от меня стоял серебристый «Додж», справа «Линкольн», довольно приличный на вид. Дождь продолжал идти, негры веселиться, а я сидеть, привалившись спиной к машине, и поджидать свою жертву. Так прошло больше двух часов. Из бара никто не выходил. Наоборот, к нему подъехали еще две машины, но ни одна из них не была тем чертовым «Ягуаром».