Конечно! Она была достойная женщина, очень хорошая. Очень сильная, сильнее всех в вашем роду, кого я знал.
Псих, подумал Павел. И я тоже псих.
И многих вы знали в моем роду?
Помилуйте, ну кто же не знает Афанасьевых? Наверно, только тот, кто в школу не ходил, рассмеялся сосед и добавил уже серьезнее: Я понимаю, это все сложно понять и принять. Но таков уж вы есть. Таков ваш род. Афанасьевы, истребители чудовищ.
Павел ударился затылком о забор. Проснуться. Проснуться скорее. Пусть в его мире будут коллекторы, но не чудовища и те, кто их уничтожает.
А вы кто? спросил он. Тоже чудовище?
В определенном смысле, ответил сосед. У меня есть некоторое дело, которое я должен закончить. Вот и все.
Как вас зовут?
Вадим. Что мы тут все торчим? Пойдемте, я вас чаем угощу.
Путь до соседского дома казался вечностью, но Павел сумел выйти за ворота и пройти мимо покосившейся лавки к чужому забору. Вадим открыл калитку, пропуская гостя, и Павлу не понравился тот цепкий взгляд, который сосед бросил в ту сторону, куда убежал Андрюха.
Соседский участок теперь выглядел очень прилично. Никакого палисадника, в который раньше выгоняли кур просто несколько деревьев, аккуратный ухоженный газон и мольберт, на котором была выставлена почти дописанная картина: берег реки, маленькая лодка на воде.
Вы художник? поинтересовался Павел.
Вадим рассмеялся.
Художник, да, только не спрашивайте, насколько известный. Мне от этого будет обидно.
Значит, неизвестный.
Вы здесь постоянно живете? спросил Павел, проходя за Вадимом в дом.
Иногда уезжаю на выставки или продать картины, ответил Вадим. Но всегда возвращаюсь.
Да, помню, вам же надо закончить одно дело, вздохнул Павел.
Вадим не ответил.
Бывшая покосившаяся избушка его соседей теперь была добротным особняком с дорогой встроенной кухней, качественной бытовой техникой и очень приличной мебелью. Пожалуй, он все-таки известный художник, подумал Павел, устраиваясь в кресле в гостиной, которую уже нельзя было называть по-деревенски, залом.
У вас уютно, сказал он. На стене висел плазменный телевизор, рядом с ним Павел заметил дорогую игровую приставку. Вот как тут можно говорить о чудовищах?
Нет, он, наверно, заснул после того, как пообедал. И спит до сих пор.
Спросите: это все в вашем мире или в Нави? улыбнулся художник. Должно быть, Павел изменился в лице, потому что Вадим улыбнулся и махнул рукой: Шучу, шучу. Мир ваш, я не совсем.
А Андрюха?
На самом деле Павел хотел спросить про бабушку но будто бы невидимая рука легла на его губы, приказывая молчать.
Он заложный, теперь Вадим говорил прежним доброжелательно-мягким тоном, словно Павел был опасным сумасшедшим и его ни в коем случае нельзя было разозлить. Знаете, кто это?
Павел только руками развел. От слова веяло гнилью, и он вдруг подумал: если Андрюха на самом деле чудовище, то как же Лена с ним встречается? Гуляет за поселком, целует, занимается любовью Или она тоже превратилась в вывернутую пародию на саму себя?
Тот, кто умер неправильно. Он ведь попал за решетку, а там не сразу понял, что фирменный норов лучше придержать, объяснил Вадим. Ему это, конечно, объяснили, но перестарались.
А как же начал было Павел и осекся.
Нет, хватит с него этого безумия. Он вернется в город, купит новую сим-карту и позвонит маме. Она переведет денег, Павел расплатится с коллекторами, и вся эта дикая история навсегда останется в прошлом.
Он обо всем забудет. Он сможет.
Он вернулся. Видите ли, не было особой разницы с тем, как он жил до этого, вздохнул Вадим. Гадил всем до своей смерти и продолжил это делать после. Правда, его настоящего видят такие, как вы. И такие, как я.
Неправильная смерть, повторил Павел. А как же дедушка Виктор? Он ведь умер неправильно, но он же был хороший, он никогда бы не пришел такой вот изломанной жуткой пародией на самого себя
Мой дед утонул, пробормотал Павел. Получается, он тоже этот ваш заложный?
Вадим кивнул с нескрываемым сочувствием.
Да. Но ваша бабушка все сделала правильно. Он успокоился навсегда и ушел в место тихое, в место прохладное.
Бабушка, повторил Павел. Дотронулся до лица просто убедиться, что сам он еще живой, что он не призрак. Говорите, мы род охотников на чудовищ?
Да. Афанасьевы испокон веков следили за выходцами из Нави, объяснил Вадим. И убивали тех, кто начинал нарушать правила. Лихо вы сегодня его ударили! Как догадались, что надо взять чистое железо?
Павел покачал головой.
Никак не догадался. Просто он пришел, начал орать, и я взял нож, когда-то бабушка им чистила картошку. Я вообще не знаю, как его ударил, я же даже не дрался никогда по-серьезному. И я Я же не Афанасьев, я Завьялов! Как он понял?
Вадим вздохнул.
У вас может быть любая фамилия. Но обитатели Нави чуют вашу кровь и вашу суть, это намного важнее букв в паспорте. Помнят, кем был ваш предок. Он ведь не только сказки собирал.
Сказки Однажды Павел принес из школьной библиотеки Народные русские сказки, надо было готовиться к уроку литературы. Когда мама увидела, что именно он читает, то взяла книгу брезгливо, двумя пальцами и, уложив в синий мусорный пакет, велела унести из дома и никогда не приносить.
Она словно бы хотела отделиться от того, о чем Павел не догадывался. Возможно, поэтому и вышла замуж за Герхарда и уехала туда, где ее не достанут заложные или кто тут еще есть.
Хотите сказать, что тот сказочник мой предок? спросил Павел.
Нет, надо было брать себя в руки. Нельзя выглядеть таким дураком а он понимал, что чем дольше будет мямлить и нюнить, тем быстрее новый знакомый сочтет его бесполезным. Тем, на кого незачем тратить время.
А это было плохо. Очень плохо. Павел слишком много времени провел в Первомайском, чтобы понимать: Андрюха ушел не навсегда, он просто так не отстанет.
Он вернется и нужны те, кто сможет поддержать.
Совершенно верно. Понимаю, это шокирует, Вадим едва заметно улыбнулся. Но таково свойство любой правды. Она выбивает дух.
И я Павел сглотнул. Вот как вообще к такому можно привыкнуть? И что я теперь должен делать? Я вообще сюда приехал спрятаться, меня коллекторы убить хотят! А тут
Вадим рассмеялся.
Раньше с выходцами из Нави разбиралась ваша бабушка, ответил он. Теперь эта почетная должность легла на ваши плечи. Да вы и сами это уже поняли, когда ударили заложного чистым железом.
Теперь уже Павел рассмеялся.
Тут со мной хотят все разобраться, признался он. Да, этот Вадим может выйти на коллекторов, которые ищут Павла Завьялова, и тогда весь его побег окажется бессмысленным. Ну и пусть. Я должен убивать чудовищ? Но я же не знаю, как.
Звучит, конечно, пафосно, но ваша душа вам все подскажет, ответил Вадим. Как и ваша совесть. Просто слушайте, что они будут вам говорить. Что они говорят сейчас, в эту минуту?
Что Лена в опасности, прошептал Павел.
Вспомнилась девчонка, которая когда-то бегала с ним ловить рыбу и тритонов, гоняла бродячих котов, играла в футбол хуже, конечно, чем деревенские пацаны, но играла.
Смог бы он оставить ее тому, вывороченному, с его зловонной тьмой там, где когда-то была душа?
Верно, кивнул Вадим. Но вы успеете. Успейте, пожалуйста. И да, возьмите вот это.
Сунув руку в карман джинсов, он извлек красную банку Звездочки и протянул Павлу. Тот взял, вопросительно посмотрел на художника и поинтересовался:
Это мне раны смазать?
Нет, глаза, совершенно серьезно ответил Вадим. Пока навык видеть истину у вас скорее спонтанный, вам понадобится такая мазь. Нанесите на верхние веки, когда подойдете к магазину.
***
Лицо он сломает. Конечно.
Когда Павел вышел из дома Вадима, то на какое-то время им овладела отчаянная решительность. Та, которая никогда не доводила его до добра, та, которая погнала его брать кредит, чтобы купить дорогущий смартфон и покорить Светлячка но сейчас Павел ей обрадовался.
Он зашел домой, поднял с земли у крыльца нож, который выронил, когда заложный бросился бежать, и быстрым шагом направился к калитке. Яблоня подмигнула мелкими красными плодами, и Павел остановился.
Нет, так не делается.
Во-первых, надо спрятать нож, а не бегать с ним по поселку. Так его быстро спеленают, опорный пункт полиции в Первомайском был, и участковый в нем не дремал во всяком случае, в бабушкины времена.
Во-вторых, незачем бежать. Бегущий всегда привлекает ненужное внимание. Мало ли, сколько еще в Первомайском заложных? Они быстро расскажут Андрюхе, и тот найдет, с чем встретить незадачливого охотника на чудовищ.
Павел убрал нож за пояс, поправил футболку так, чтобы лезвия не было видно. Вышел за ворота, побрел по улице и вдруг понял, что в самом деле, на полном серьезе, собирается идти убивать монстра и спасать девушку.
Ты бредишь, уверенно произнес внутренний голос. Не существует ни чудовищ, ни охотников на них. И к сказочнику Афанасьеву ты не имеешь никакого отношения. Мало ли, какая девичья фамилия была у твоей бабушки, какие книги не нравились твоей матери?
У внутреннего голоса были неприятные чужие интонации, словно кто-то очень опасный пробрался в голову Павла и заговорил с ним.
Лучше вернуться домой. Перекантоваться до завтра, а там купить новую сим-карту и написать маме. Вернешься в город, рассчитаешься с коллекторами и больше никогда не будешь брать кредиты на яблокофоны для шлюшек. Всех одаривать никаких денег не хватит.
Дорога раздваивалась змеиным языком. Налево пойдешь будет школа, библиотека, здание поселковой администрации с вечным памятником Ленину. Направо пойдешь выйдешь к магазину, где за прилавком стоит Лена и где Павлу обещали щедрую раздачу. А дальше улица выведет к пожарной части, амбулатории и старому кладбищу в низине.
Только в университете, в разговорах с однокурсниками, Павел как-то узнал, что на кладбище можно ходить исключительно до четырех часов дня. Потом наступало время мертвых, и живых там не ждало ничего хорошего. Но бабушка ходила на кладбище в любое время, там лежали ее родители и дедушка Витя, и Павел, спускаясь за ней по тропинке к нужной ограде, никогда не чувствовал ни тьмы, ни зла, ни страха.
Просто сухой запах трав, мягкий свет летнего солнца и красные брызги земляники в траве. Павел до сих пор помнил ее обволакивающую сладость, сквозь которую проступала едва уловимая кислинка. Бабушка всегда разрешала есть эти ягоды, говорила, что так ушедшие передают привет и благословляют, и только потом, уже взрослым, Павел осознал, что здесь что-то не так.
Он свернул направо и вскоре вышел к Десяточке так назывался местный магазин еще в дни его детства. За эти годы магазин нисколько не изменился. Все та же вывеска, которую давно надо бы подкрасить, все тот же плакат с дородной красавицей, предлагающей Семечки отборные, все та же доска объявлений с разномастыми листками бумаги, которые сюда прикололи, кажется, еще в прошлом веке. Если в городе все объявления медленно переползали в домовые чаты, то здесь пока еще было по старинке.
Павел сжал и разжал кулаки. Заходить в магазин не хотелось, но и топтаться тут тоже.
Он вынул Звездочку, с трудом открутил крышку. Мазь внутри была нежно-зеленого цвета и пахла свежескошенной травой.
Ну давай, ожил внутренний голос. Давай, смажь веки и ощути себя полным дебилом, который бредит и верит в свой бред!
Заткнись, посоветовал Павел вслух и подхватив зеленоватый мазок на кончик пальца, закрыл глаза и дотронулся до век.
Ничего, кроме легкого пощипывания и прохлады. Павел открыл глаза и увидел обычную поселковую улицу. Никаких бесов, которые лезли бы к нему из-за заборов.
В окне Десяточки мелькнул чей-то силуэт, и Павел поднялся по ступенькам и потянул на себя дверь.
Внутри было тускло, словно кто-то повернул невидимый рычажок, и все краски подернуло пылью. Монотонно гудели лампы дневного света, не разгоняя сумрака, покачивалась лента от мух с прилипшими черными трупиками насекомых. На полках теснились банки, бутылки, пакеты; часть магазина была продовольственной, часть отвели под одежду и бытовую химию.
Там, возле большой вешалки с разноцветными детскими одежками, Павел и увидел Лену.
Настоящую.
Когда-то она надела желтую футболку и джинсовые бриджи сейчас они просвечивали через паутину, которая опутывала девичье тело, и их, наверно, было уже не снять. Лена шевельнулась, поднимаясь навстречу Павлу, и он увидел, как дрогнули паутинные нити, словно пытались остановить ее.
Привет, прошелестел неузнаваемый голос, не живой и не мертвый. Лена никогда не говорила так словно ветер поднялся со дна оврага, подхватил высохшую листву. А мне сказали, что ты приехал.
Павел куснул костяшку указательного пальца сильно, до крови, чтобы очнуться от боли. Нет, страшный сон не оборвался Лена, которой не давали ни жить, ни умирать, по-прежнему смотрела на него тусклыми серыми глазами: где-то там, в глубине, девчонка с неровно подстриженными волосами, бежала по берегу местной речушки и кричала Догоняй!
Понимает ли она, что происходит? Осознает ли, что наполовину умерла?
Можно ли ей еще помочь?
Привет, Лен, откликнулся Павел, чувствуя, как все внутри покрывается ледяной коркой от страха. Искаженный Андрюха не так напугал его, как Лена в паутине. Да, приехал. Я тебе помогу.
Серые губы девушки дрогнули, расползаясь в улыбке.
Лучше уезжай, Паш, послышался едва различимый шепот. Он тебе все равно никому не даст помочь. Уезжай поскорее, пока еще можешь.
Кто? спросил Павел тоже шепотом. Вытащил нож из-за пояса, шагнул к Лене срезать с нее эту дрянь, чистое железо должно справиться. Мысль об этом словно поднялась из глубины вод, мысль была одновременно его и чужой.
Болотная муть Лениных глаз прояснилась чуть-чуть, едва заметно.
Андрюха? спросил Павел.
Что ты, он так. Такая же муха в паутине, как я.
Утром я побросал вещи в рюкзак, вышел из общаги и пошел на вокзал, подумал Павел. А сейчас вижу девочку из своего детства, укутанную паутиной. Это
Он не успел додумать и так и не понял, откуда на него вывалился Андрюха. Загремели, падая, щетки и ведра; Павел и Андрюха свалились на пол, покатились, расшвыривая по полу немудреный товар Десяточки.
То ли два удара во дворе оказались настолько тяжелыми, то ли Андрюха ослаб по какой-то другой причине, но сейчас Павел видел, что бывший поселковый хулиган буквально разваливается на части. Его посеревшее лицо оплывало, теряя черты, рот раззявился, роняя пеньки зубов, кожа трескалась на щеках и пальцах, которые тянулись к горлу. Смрад стоял такой, что в глазах темнело.
Смерть воняла. Неправильная смерть воняла еще сильнее.
Павел уперся ладонью в подбородок Андрюхи, пытаясь оттолкнуть его от себя, и правая рука повела нож вперед и вверх. Чистое железо погрузилось в чужую плоть по самую рукоятку, Андрюха нервно клацнул уцелевшими зубами и, обмякнув, сполз с Павла.
Лена издала тонкий стон будто мышка пискнула. Павел отпрянул, поднялся на ноги: Андрюха не шевелился. Пол был покрыт брызгами темной жижи, от спины жигана-хулигана поднимался дым.
Какое-то время Павел мог только смотреть и дышать. В голове не было ни единой мысли, а потом откуда-то из глубины всплыло понимание: он сделал то, что должен был сделать. То, для чего жили его предки и теперь будет жить он сам.
А потом по магазину прошел упругий свежий ветер, и Андрюху просто смело куда-то в сторону. Растаяли пятна на полу, бывший обладатель Ямахи сделался прозрачным и исчез без следа.
Спасибо, браток, услышал Павел: Андрюха говорил одновременно в его голове и где-то справа, над ухом. Спасибо, выручил. Очень уж это хреново, в его руках плясать. Не дай бог тебе узнать такое.