Начинаем учебный год с новых бюджетных сокращений. Все расплачиваемся за американский кризис. Оскудели «наши» миллионеры.
Павла Полиевктовна Ваше майское письмо получила и ответила. Но, очевидно, ответ ее не дошел. Часы лежат.
Помоги Вам Бог с изданием «Няни». Все это «против шерсти» не только нашим, но и всему миру. Оттого и не содействуют распространению «реакции».
Я перед Вами виноват, что не спросил еще YMCA-издателей154 о «Богомолье». Никогда почти с ними не встречаюсь, а летом (4 месяца) и тем более. Да и не особенно любят они меня: я для них «злой активист-кутеповец»155. Им нужен привкус соглашательства Часть их у еп. Вениамина156, а он благословляет ехать в советскую Россию и там «служить» русской церкви. Как??? По «безбожной 5-летке» к 1 мая 1937 г. должны быть закрыты все церкви, так чтобы ни единого «дома молитвы» и ни единого служителя культа более уже не оставалось на территории коммунистического «отечества»157(!!)
Ультра-гнусности еще впереди. Любители «по‐революционных достижений» в СССР еще будут иметь удовольствие полюбоваться на свою «Третью Россию»
В субботу Сергиев день. В Воскресенье Иоанна Богослова, вечером молебен, а с понедельника утро лекционная поденщина.
Факты провокации, подкупа и разложения эмиграции кругом умножаются. Видимо, большевики боятся за крепость власти, и оттого им ненавистнее сохранность эмигрантов.
Дай Бог Вам здоровья. Павла Полиевктовна особенно часто вспоминает про хозяйственное бремя Ольги Александровны. Какие у вас планы насчет зимнего житья? Сердечно Ваш А. Карташев.
18. Х. 32.
Простите, дорогой Антон Владимирович, и болел, как полагается, и пишу большую вещь роман? так что волю на письма утратил, забыл, как и письма-то пишутся. Виноват перед Михаилом Михайловичем Федоровым, просившим меня написать о помощи учащейся молодежи: не смог. А раз нужно, чтобы братья-писатели подписали, и совсем отказался: на всех не потрафишь, и давно зарок дал не писать никаких «зовов», пусть другие составляют, а я всегда готов на доброе дело подпись свою поставить. Да и какая разница, Михаил Михайлович ли пишет, другой ли кто: суть одна: молодежь надо поддержать, образование ей надо давать, у кого есть сознание и совесть дадут. А лишним «словом», правильней или чище сказанным, вряд ли что проймешь. Да и, скажу, сейчас я совершенно неспособен думать о чем другом, как о своей повести-романе, над которым, с перерывами, работаю больше полугода. Не откажите, как увидитесь, сказать Михаилу Михайловичу Федорову, что виноват перед ним, мне ему и писать-то стыдно, много времени прошло, и пусть, если угодно, и мою подпись возьмет158. А я выдохся: днями или Гегеля читаю, для отвлечения от мрака годов наших, или свое маракую.
А чтобы на Корсики ездить, надо иметь великую фантазию и вкус к экзотике, страстную любовь к Наполеону не Мережковского159! и или чугунное здоровье, или капиталы, или мощных почитателей, кои дадут деньжонки или даже сами провезут, что и бывает иногда. Вы же ахнули, как храбрый Левингстон или Стэнли160. Ох, уж эти экзотические места! Хотя и в сем есть некая приятность, ата-ви-стическая!
Куда и когда тронемся не знаю. Может быть, и зазимуем здесь, ибо нет и воли, и капиталов. Я же в газетах не работаю, текущего заработка не имею. А что получил за новую немецкую книгу, увы, съедено. Куда же рипать-ся-то! И за русскую «Лето Господне» потреблено. Начала идти корректура «Лета Господня», берет время и выбивает из «романа». И роман, почти законченный, надо еще снова переписывать. Боюсь романа своего. Читал большую его часть Кульманам они, будто, в восторге, за язык-то я не опасаюсь «нянькин язык», а вот Наталья Ивановна обиделась, словно, за интеллигенцию уж очень, правда, нянька моя махровую семейку выбрала! Но это, думаю, недоразумение. Распад интеллигенции в годы перед войной и разброд ее, столичной-то, я его видал! был чудовищный. Были святые, да но греха что было!.. грязцы и грязи, и всего нянь-ка-то народная-то представительница, видала! И спрашивает меня Наталья Ивановна: «Значит, большевизм по заслугам?» Странный вопрос. Какие «заслуги»?! Просто одно из последствий и возможностей такого российского поганства и соблазна, т. е. интеллигенции! Большевизм да, к горю и боли и разгрому нашему большевизм уго-то-ван был, отчасти (и очень даже!), и самой интеллигенцией, оголившимся человеком, утратившим «человеческое», по слову няньки Бога позабыли. Да пускай ругает меня интеллигенция, и правая, и левая, ибо и правая хо-ро-ша! я пишу так, как пишет сердце. Да и политики нет никакой, а просто быт, болтовня старухи, а мало ли чего старуха «во сне видит»! Никогда не считал интеллигенцию за «праведников», и «Нянька» моя как бы довершение «Человека из ресторана». Я весь от народа, весь с ним, и чувствовать дал бы Бог мне, как на-род чувствует, т. е. его совесть. Он не так глуп, чтобы истинного интеллигента обидеть. Он может грешить, но почитать грех за добродетель или никак не считать его он не может. Т. е. нянька-то.
Поклоны наши Павле Полиевктовне кумушке милой, и Вам, дорогой.
Будьте здоровы. Ваш Ив. Шмелев.
19. Х. 1932.
3, rue Manin, Paris19Дорогой Иван Сергеевич!
Вчера (за полгода в первый раз) увидел Вышеславцева, вручил ему вырезки с Вашим «Богомольем» и предложил к изданию. Он взял с положительным настроением, ибо уже слыхал похвалы с разных сторон161. Буду напоминать ему.
М.М. Федоров вопиет, ждя отклика от писателей на его циркулярное письмо. Если тяжелы индивидуальные отклики, он просит создать от группы коллективное воззваньице. Он вспоминает какое-то Ваше воззвание, как идеал162. Черкните ему, если не вдохновитесь написать сами, то что подпишете групповое, чтобы он знал, что осуществимо.
Все сборщики в этом году в муке деньги оскудели у русских. А «великодержавность» все та же: и культурная, и политическая.
А младороссы, утвержденцы, новоградцы163 стараются добить нас как якобы «живых мертвецов», ненужных «Третьей России»164.
А мы упорно собираемся опять отметить собранием «День скорби» 6 ноября. Что-то выйдет? Все в мелочных разделениях.
Слышали, что вы долго собираетесь оставаться в Капбретоне? Вероятно, это экономнее? Тогда приветствую благоразумие. Я до утомительности ярко ношу это ощущение денежного сжатия и опасаюсь еще худшего.
Павла Полиевктовна где-то, нет дома. Но присоединяю ее к поклону Вам и Ольге Александровне. Сердечно ваш А. Карташев.
P.S. Дошла ли до Вас моя книжка летом? Нынешнюю зиму (из-за нового курса по сектоведению) ничего не напишу (кроме 3 статей в сборник). Но буду готовить 1-й том курса по истории Русской Церкви165.
29/16 ноября 32 г. [Открытка]
Дорогой Иван Сергеевич, вот ответы на Ваши вопросы.
1) Вышеславцеву сейчас лучше ничего не писать: Антон Владимирович находит это целесообразным по тактическим соображениям.
2) О Вашей книге Антон Владимирович с удовольствием напишет в «Возрождении», откуда уже и согласие имеется на помещение этой статьи. Семенов просил только не задержать, а потому, зная медлительность Антона Владимировича, присылайте Вашу книжку, как только она появится.
Простите за небрежное письмо, тороплюсь послать, чтобы не задержать интересующих Вас ответов.
Привет от нас обоих милой Ольге Александровне и Вам. П. Карташева.
P.S. Сегодня мои руки болят после стирки!! Не столько ревматизм, как кожа.
13. XII. 32.
Дорогая Павла Полиевктовна,
Очень меня обрадовало Ваше сообщение, что дорогой профессор, а главное чуткая родная душа, глубоко постигающая тайники народного-православного духа, не золочу пилюлю и не комплиментствую! дорогой Антон Владимирович, дает внимание моей книжечке «Лету Господню», которая пока еще не дородилась166. Остается последний лист корректуры. И как только получу верстку, то, не ожидая выхода книжки, пошлю на его благоусмотрение. А когда книжка выйдет, немедленно извещу, и пришлю авторский экземпляр. А верстку заблаговременно, чтобы Антон Владимирович сам распорядился занятым своим временем. Крепко благодарю. За честь почитаю. Лестно, когда к писателю подойдет профессор, да еще душа, родственная твоей!
Ах, что за чудесное письмо получил я от Томаса Манна167! Какое душевное, и приятное русскому писателю. Обещает заехать ко мне, в Париже будет. Он меня теперь почти знает, ведь уже 8 книг вышло по-немецки.
Ивушка болел с неделю, не видали его дней десять. Живется тру-дно. Все еще не кончу никак роман, но уж с хребта съехал, осталось заключение. Немцы уже просят, тогда и полегче станет, чего-нибудь дадут.
Привет от нас Вам и Антону Владимировичу. Поцелуйте его за нас. А Вам целую руку, почтительно, как добрый кум. Живем пустынниками. Вчера навестили нас Кульманы, чайку попили. Ваш Ив. Мизантропов.
С подлинным верно Ив. Шмелев.
2/15. VI. 1933.
Со днем Ангела поздравляем Вас, милая кумушка, Павла Полиевктовна! Наконец-то, не пропустил я дня, усмотрел в Святцах Павлы-Девы, а прошлые годы все упускал: схватишься ан уж давно прошло! Желаем Вам от Господа здоровья, в делах успеха. С дорогой именинницей поздравляем дорогого Антония-Рымлянина, статью его с большим интересом прочитал в «Современных записках». И Стиву поздравляем с дорогой именинницей. Живем мы отъединенно, как старосветские-с да и старосветские, на самом деле, вдали от шума городского и «дней культуры», и всяческой суеты-маеты. Хотя маета-то всюду достает и щиплет. «Скучно на этом свете, господа!..» выкрикнул в оны времена Гоголь А живи он в наше великолепное времячко, сказал бы с омерзением: «И окаянно же стало с человеком на этом мраке!»
Пожарились вы, слыхать, в Париже недельку прошлую! А у нас с Троицы как пошло лить так и стегает и по сию пору, залило. И прохладно, огурцы посадил рвань, а не огурцы. Думал Ольгу Александровну потешить, а тешатся пока одни лимасы да эскарги, великолепная наша флора-фауна. Событий у нас, слава Богу, нет, окромя газет. И никто нас с прозой Тургенева не знакомит на вечерах культуры. И «безумных стариков» никто не выражает, и то хорошо.
Из «светлых явлений» только солнышко в тучах выглянет и померкнет. Ивка предвкушает отдых, считает дни. И мы тоже. Получил исписанный громкими именами привет из Сент-Женевьев дэ Буа168 трогательный привет! за «Праздники» и «Богомолье»: оказывается, кто-то там ряд вечеров читал вслух обитателям сохраненные бережно вырезки из газет с моими очерками. Это меня порадовало, и присоединил я сей лист исторических имен к другим заветным. До слез растрогали. Из «хлебного» плохо, туго, кризис. Но все же Германия хочет печатать две мои повестушки, а вот заплатит ли при моратории вопрос. «Няня» переводится, а для соотечественников спит пока, судьбы ждет, не дам порвать на клочья169. «Богомолье» издаю, и за этот месяц проработал его, все 12 очерков, увеличив объем на треть. Кажется, оно с «Летом Господним» облюбовывается Англией. Дай-то Бог. Пусть познают Россию в лучшем издании. А кто прочтет? Любители уклада, быта, старый читатель, ныне переводящийся. Так для людей-то и пишешь, а не для аэропланников-мотоциклистов.
Тревожит меня здоровье Ольги Александровны: стала жаловаться на боли в груди, стеснение, а к доктору показаться не желает. О себе не говорю, побаливаю с перерывами. Книг нет, а выписывать копеек нет. Эх, Сократа бы почитал, что ли «диалоги» а где достать? Тургеневская библиотека за-лог требует! Вот какая, а еще ту-рге-невская! А газет не могу читать.
Приступаю к продолжению «очерков», только печатать негде. Хочу дать картину «Крестный ход», «Именины», «Похороны», Поминки, «Кончину праведника» Горкина, «Зиму», «Целителя-Пантелеимона», «Гулянье» хватит170. Или начну «Иностранца»171, все будет зависеть от «хлебных средств».
Вспомните о нас грешных и не оставьте в молитвах. И да сохранит Вас Господь. Очень скучаю по церкви.
Сердечный привет от нас, милые. Ваш, неизменно, Ив. Шмелев с супругой.
Понедельник 11/24. VII [1933]
Дорогая Ольга Александровна
Поздравляем Вас с днем Ангела и шлем самые лучшие пожелания здоровья, бодрости духа, все так необходимое в нашей многотрудной беженской жизни.
Конечно, было бы вернее поздравлять с прошедшим Ангелом, т.к. наше послание прибудет поздно. Простите!! Пишу Вам с юга из La Napoule172. Живем здесь с Денисовыми (из квартета)173. Устроились довольно хорошо, хотя и дороже, чем обычно. Жаль только, что Антон Владимирович страдал флюсом. Продуло в вагоне. Выехали мы из Парижа 10-го (по demi-tarif*) сего месяца. Сегодня две недели, как мы здесь. Антон Владимирович начал было купаться, но из-за флюса прекратил. Очень жалею, т.к. солнечные ванны (у нас на террасе) и морские соленые обмывания замечательно хорошо прекращают зуд больной ноги. После первого же купания прекратился! Я тоже чувствую себя много лучше, чем в Париже. Главное сон лучше. Здесь тихо. Автомобили редки. Мы живем на окраине деревушки с видом на море и на горы. Воздух то горный, то морской: смотря по тому, откуда ветер.
Думаю, что Ивик с Вами, и радуюсь за него. Слышала от Юли, что она его устроила к скаутам174 недалеко от Вас. Ольге Александровне меньше хлопот! Берегите себя, Ольга Александровна! Теперь не время хворать! Для беженцев это занятие роскошь!
Первая книжка, которую мы здесь прочитали, была Ваше «Лето Господне», теперь только дело за флюсом а то рецензия дело какого-нибудь часа! Много удовольствия нам доставило это чтение! Ведь мы оба воспитаны в русской православной семье, в ее быте со всеми традициями. Читали, переживая все мелочи, вспоминая наше детство! Оба Денисовы тоже вышли из православной русской среды, а потому нам вместе хорошо!
Спешу послать запоздавшее поздравление от всего нашего здешнего дома вкупе с Денисовыми нашей милой хорошей имениннице, и Ивана Сергеевича с дорогой именинницей! Храни Вас Господь! Ваши Карташевы и Денисовы (Иван Кузьмич и Надежда Михайловна).
P.S. Простите за наспех написанное!
1. VIII. 1933.
Ланды.Здравствуйте, милые, Павла Полиевктовна и Антон Владимирович,
Ольга Александровна горячо благодарит Вас за привет-поздравление, сама никак не удосужится писать, так устает от хлопот нашей, правда, несложной жизни. Но при «несложной»-то жизни, когда приходится изворачиваться, хлопот больше, чем при широкой, вольной: легче, ведь, новое платье шить, чем переделывать-выворачивать. Да и болезни ее замучили, только вот пять последних дней стали проходить боли груди и шеи, помог совет заочный Серова-друга175. Благодарение сердечное и Вашим милым хозяевам и добрым русским людям Надежде Михайловне и Ивану Кузьмичу. Кстати: когда-то, на первых порах моей литературной работы был у меня рассказ «Иван Кузьмич», напечатанный в «Журнале для всех» Миролюбова176, не взял я его в книги, ранний, и шло там дело о старике-купце помнится, добрый был старик, богомольный, как молоди́к Иван Кузьмич.
Итак, Вы в Ривьере, так сказать, купаетесь. А мы лесуем, шишки сбираем на растопку, поим чайком гостей. Много здесь нашей братии бродяжной 70 человек мальчиков-скаутов, фермеры еще, Поповы, утонувшие в куриных топях, так сказать в курином царстве, утином государстве, индюшачьем королевстве. Сии фермеры забирают нас на воскресенье на автомобиль, и мы часа четыре гуляем в зоологическом саду, ибо и четвероногие имеются.
Ивик еще у отца, в Руаяне, на океяне, в Шарант-Инферьер, пробудет, думается, до 20 августа. К скаутам его не устраивала Юля (и не думала!), и будет он у нас, велосипед его уже привезли знакомые. Аз, грешный, перемогаюсь, всячески, как безработный, что поделаешь, такова судьба, значит. Роман пребывает в девстве, и на поругание не отдам его. Пока переводится на немецкий язык177. Вышла только что у немцев в журнале «Эккарт» в переводе д-ра Артура Лютера повесть «Про одну старуху» «Вальфар нах Брот»178. В этом есть и статья проф. И. А. Ильина о русской эмиграции, где говорится и о Вас, милый Антон Владимирович. Ага, попались! Но я не рискую посылать , не зная точного адреса. Шлю письмо сие наудачу, на град «Ля Напуль», как указано только в письме Павлы Полиевктовны. Когда скажете, куда выслать, вышлю для ознакомления. Обещают немцы заплатить 50 марок, да у них мораторий179, вышлют ли? И книжечкой обещали выпустить. Но что удивило и порадовало меня, издательство и редактор журнала разослали циркулярное письмо 120 Дихтер унд Шрифтштеллер ин Дейтчлянд, с приложением журнала, и заявляют ! что «все должны признать, что повесть Шмелева не может не остановить внимания, как» И тут навалили мне словес и потому де каждый обязан писать о ней в газетах и журналах своих, дабы еще более широкую дорогу получил названный Шмелев в Германии, на славу нам, на страх врагам. Ну, пущай их мне не жалко, лишь бы и марки слали. Перевод блестящий. Мне повезло: Артур Лютер не удосуживается переводить современников, он лучший переводчик, между прочим, Пушкина. Это мне аванс, будто. По секрету скажу: как будто есть маленькая надежда, что он не откажется переводить «Лето Господне», по поводу которого прислал он мне трогательное письмо, о ритме жизни той и современной: ритм он уловил в «Лете», особый ритм180. Но сейчас в Германии трудно с издателями, стеснены всячески. И как еще меня, иностранца, терпят?