Утерла пот со лба, бросила в печь кровавые тряпки, собрала свою суму. И только у порога не выдержала, обернулась:
Нужно было сказать честно, когда я спрашивала о сроке.
Упитанный, вполне доношенный карапуз уже сладко причмокивал у груди матери, и та, переполненная счастьем, не обратила на меня никакого внимания.
В памяти всплыла фраза, брошенная Агафьей: «Этот ребенок единственная память о моем милом». Вот только, получается, «милым» был не умерший супруг. Тогда кто? Какой-нибудь заезжий торговец? Воин, один из тех, что время от времени останавливались в нашем трактире на постой? Помнится, ранней весной они тоже были в нашей Чаще проездом, и как раз тогда муж Агафьи уезжал в другую деревню к родственникам: посевная еще не началась, дома дел было мало, а его старенькая мать занемогла.
Что, если и утонул он не случайно, а утопился, узнав, что жена затяжелела от другого?
Я натянула шапку по самые глаза и шагнула за порог, закрывая за собой дверь в чужой дом: мне нет до всего этого никакого дела.
На улице занимался тихий зимний рассвет. Снег шел всю ночь, закончившись только к утру, и я в растерянности остановилась на пороге. Одни сугробы по пояс! И как мне дойти до дома?
Я успела сделать всего два шага в сторону нужного переулка, когда волоски на моей шее встали дыбом. Кто-то смотрел мне в спину, сверлил ее злым взглядом. Я застыла, будто до сих пор находилась в своем кошмаре. Над спящей деревней разлилось злобное рычание, захрустел снег под крупными лапами.
Бежать? Да куда убежишь от волколака с такими-то сугробами?
Бабка Прасковья постоянно твердила мне, будто дитю неразумному: человек всегда должен вести себя достойно.
Я заставила себя расправить плечи и медленно развернуться, чтобы лицом к лицу встретить свою смерть.
Глава 4. Неожиданное спасение.
Волколак оказался поистине огромным. В том, что передо мной стояла именно эта тварь, я не сомневалась ни капли обычные волки, даже самые матерые, такими крупными просто не бывают.
Связана такая разница в размерах с тем, что волколак это, по сути, человек в волчьем обличье. Да не просто человек, а самый настоящий колдун, что умеет проводить особый обряд! Тринадцать ножей, волчья шкура, что-то там еще кажется, так рассказывала бабушка. Уж не знаю, откуда она черпала свои знания, но сейчас это волновало меня меньше всего.
Потому что волколак, который в своем человеческом обличье был явно высоким и крупным мужчиной, медленно и неотвратимо приближался. Он мог бы преодолеть разделяющее нас расстояние в пару прыжков, но, видимо, предпочитал сначала поиграть со своей жертвой. Будто кошка с мышкой! Но самым ужасным было другое: оскаленная волчья морда была окровавлена. Темно-красные капли срывались с меха и разлетались по девственно белому снегу.
Я на секунду зажмурилась, и перед внутренним взором вспыхнула картина: я лежу на снегу обнаженная, изломанная, с перегрызенным горлом, а подо мной распускается алый цветок.
Не бывать тому! крикнула, выдергивая из ближайшего забора увесистую палку. Откуда только силы взялись после бессонной и полной тревог ночи?
Но я твердо знала: не хочу! Не хочу становиться жертвой этой злобной твари! Если не смогу отбиться, то хоть подороже продам свою жизнь.
Раздался тихий свист будто в свиристельку детскую дунули и волколак, который успел подойти так близко, что я уже ощущала на себе его смрадное дыхание, вдруг щелкнул зубами прямо перед моим носом, развернулся, и огромными прыжками понесся к лесу.
Я выронила из ослабевших рук бесполезную палку и осела на снег, еще не до конца осознавая, как сильно мне повезло. Столько раз не везло по мелочам, а в самый страшный момент в жизни, когда решалось, жить мне или умереть повезло! Запрокинув голову к небу, я расхохоталась.
Такой меня и нашла Агнешка.
Ты чего тут расселась? подруга бросила коромысло, с которым шла к колодцу за водой, и упала передо мной на колени. Марьяна, что случилось?!
Разглядела-таки капли крови на снегу. Не моей, но чьей-то.
Я в порядке. Беги к старосте, велела я, пусть народ у церкви собирает.
Когда Агнешка умчалась, я поднялась и поплелась к своему дому. Нога за ногу, нога за ногу. Я не хотела туда идти, наперед зная, что увижу.
Цифра «два» на моем крыльце заставила меня снова осесть в снег. Я так давно не плакала, что даже не сразу поняла, что это такое на моем лице мокрое, соленое. Как кровь, которой была нарисована кошмарная цифра.
Внезапная мысль заставила меня вскочить и броситься к дому. Что, если?..
Я дернула входную дверь, надеясь, что она закрыта, но та поддалась. В сенях мне пришлось сделать глубокий вздох и дать себе пару мгновений, чтобы подготовиться к тому, что я увижу внутри. Перед глазами мелькали картины одна страшнее другой, и я поняла: не вынесу больше неизвестности. Толкнула дверь, сделала шаг за порог, в теплую с вечера избу, и шумно выдохнула.
Потихоньку зашевелились одеяла на полатях и лавках, из-под них одна за другой высунулись заспанные детские мордашки. Видимо, малышню разбудил скрип двери, которую я уже битый месяц собираюсь смазать. То воска нет, то руки не доходят, то более серьезная беда в хозяйстве приключится.
Яков же, который должен был по моим представлениям охранять детей, даже не пошевелился, только на другой бок повернулся и храпеть начал. Даже дверь на засов не запер, дурачина!
Как мама? подала голос Веська.
И столько надежды было в этом простом вопросе, что я внутренне содрогнулась. Ведь знала, видела много раз, по какому тонкому льду мы, люди, ходим. Чуть меньше везения и мне пришлось бы принести этим детям дурную весть.
Она в порядке, я заставила себя беззаботно улыбнуться, кстати, у вас теперь есть еще один младший брат.
Девчушка аж засияла вся, вскочила, принялась торопливо наводить порядок в избе: ночью-то недосуг было одежку развешивать.
Мы сейчас, сейчас, приговаривала Веська, одевая сонных младших брата и сестру, соберемся и домой уйдем! Я все прибрала, вы не сумлевайтесь! Дядь, просыпайся! Мамка родила!
Яков, которого родная племянница наградила весьма ощутимым тычком в бок, зашевелился наконец и повернулся на другой бок, к нам лицом.
Я схватила Веську за руку и задвинула себе за спину. Борода ее дяди, рослого, крупного мужчины, была вся в крови.
Глава 5. Новая жертва?
Я скосила глаза на ухват для горшков, стоявший около печи. Дотянусь? Рванулась, схватила, выставила перед собой. Какое-никакое, но оружие!
Веська, хватай малышню и бегом из дома! Зови мужиков, они сейчас все около церкви собрались!
Ты чего это? удивился Яков.
Теть Марьяна, а я ему говорила твое варенье не есть! внезапно жалобно заголосила Веська. Но разве ж меня кто послушает! Ты не серчай, а? Я тебе от мамки новое принесу! Еще и лучше, на вишневом листу!
Я прищурилась с подозрением и сделала шаг к совершенно ошалевшему Якову. Ухват на всякий случай не опускала. Наклонилась пониже, принюхалась и опустила свое оружие.
Ткнула пальцем прямо в грудь наглеца:
Последняя банка брусничного!
Прости, ведьма, покаялся Яков, бочком сползая с лавки, жрать очень хотелось! Детей-то Агафья перед сном накормила, а я весь день с мужиками поручения старосты выполнял, не обедал, не вечерял.
Когда ночные гости покинули мой дом, я хлопнула себя ладонью по лбу: кровавая цифра на крыльце! Как я могла о ней забыть? Увидят же, как пить дать увидят! А я почему-то не хотела, чтобы об ужасающих посланиях знал кто-то, кроме Агнешки. Ну, и старосты, конечно.
Но уж чему быть, того не миновать придется теперь объяснять, что к чему. Я накинула шубу, умылась в сенях ледяной водой из кадки, заодно и хлебнув маленько хорошо, зубы ломит! и вышла за дверь. За порогом меня ждал сюрприз: кто-то нарочно густо засыпал крыльцо снегом, чтобы скрыть послание неведомого убийцы.
На вот, перекуси перед собранием, Агнешка отлепилась от стены дома и протянула мне завернутые в чистую тряпицу пирожки.
Спасибо. И за это, я постучала ногой по крыльцу, тоже.
Так я голоса детские услышала и сразу поняла, что нужно что-то делать, кивнула подруга. Старосте расскажешь? Я-то вчера, честно говоря, в последний момент передумала. Узнает Добромир узнают все. Вдруг опять ведьмой тебя начнут кликать?
Я неопределенно мотнула головой и укусила пирожок. С яблоками и брусникой, мои любимые!
Про волколака в деревне расскажу. Пусть знают, что даже здесь больше не безопасно.
На подходе к площади в центре деревни, на краю которой ютилась небольшая церквушка, я положила в рот последний кусочек пирожка.
Вкусные пирожки печет твоя бабка. Передавай ей привет!
Меланья, древняя старуха, пережившая всех своих сверстников и сверстниц, давным-давно не выходила из дома все болела, болела, а потом и вовсе память начала терять да всякую чушь нести. Хорошо, что Агнешка вернулась к родным корням, а то бабка так бы и померла в одиночестве, неприкаянная да никому не нужная. Нет, посильную помощь, мало-мальский уход и пропитание Меланья бы получала, у нас в Чаще стариков на произвол судьбы не бросали. Да вот только родная кровь это совсем другое.
Угу, только пирожки от нее прежней и остались, Агнешка вытянула шею, кого-то высматривая. Небось опять, пользуясь случаем, на парней заглядывается. И это в такой момент!
Я ткнула подругу локтем в бок.
Марьяна, зачем ты нас собрала? Добромир наконец заметил мое появление. Староста был недоволен, и скрывать этого не собирался.
Сегодня утром, когда я шла от Агафьи у нее случились роды толпа загудела тревожно, и я поспешила успокоить людей, с ребенком и матерью все в порядке. Так вот, когда я шла от нее ранним утром, я встретила волколака. Прямо здесь, в деревне. На главной улице.
Бабы заохали, запричитали, кто-то заплакал. Мужики загудели, забасили, откуда-то даже пара вил нашлась. Я собралась с духом и сказала главное:
Думаю, в лесу нас ждет еще одна жертва.
Почему ты так думаешь? Добромир, кажется, единственный из всех не потерял присутствия духа.
Отвечать мне не пришлось.
Огняна! тонкий женский голос сорвался на пронзительный визг. Огняна пропала!
К площади бежала, заламывая руки, тощая пряха вредная, противная баба. Ее дочь Огняна, не в пример матери, была тихой и скромной девушкой. Неужели?..
Мир вокруг на секунду застыл, а потом закрутился, завертелся. Мужики побежали за оружием, а бабы подхватили мать Огняны под руки, усадили на лавку около церкви и начали ее расспрашивать.
Я огляделась по сторонам, ища глазами куда-то задевавшуюся Агнешку. Нарочно искать ее мне не хотелось, да и зачем? Наверняка она сейчас в толпе причитающих женщин любопытная, как лисица! Надеюсь, ей это не аукнется.
Последние часы выдались крайне тяжелыми: в голове гудело от недосыпа, руки все еще немного дрожали из-за пережитого ужаса, и я решила не дожидаться возвращения из леса мужиков. Жертва есть, и жертва эта Огняна. Почему-то я была в этом твердо уверена. Тихая, скромная девушка и лучшая подруга Василисы.
До дома я шла под дружный лай собак. Тревожно молчавшие утром, во время моей злополучной встречи с волколаком, сейчас они заливались на все голоса, и это меня странным образом успокаивало. Если бы псы чуяли эту тварь, снова заползли бы в свои будки, поджав хвосты.
Тем не менее, я тщательно проверила, хорошо ли закрыты все окна и двери, и только после этого завалилась на постель. Печка уже остывала, но топить ее не было сил. Накинув на себя сверху шубу, я мысленно возрадовалась, что хотя бы не голодна.
Усталость навалилась на меня каменной плитой, заставляя окончательно сдаться и смежить веки. Клянусь, если сейчас ко мне в дверь постучится сам волколак, я просто пошлю его к черту!
Глава 6. Разговор со старостой
К счастью, у волколака в этот день было много других дел например, постараться избежать встречи с разъяренными мужиками, вооруженными факелами и вилами.
Проснулась я в сумерках, совершенно ошалевшая и не до конца понимающая, кто я и где нахожусь. Голова была тяжелой, во рту пересохло, а в животе громко урчало от голода. Чтобы окончательно прийти в себя, мне даже пришлось выйти в промороженные сени и там несколько раз умыться ледяной водой из кадки. Мне почему-то нравилось делать это шумно, со вкусом. Бабка Прасковья говорила: будто лошадь отфыркивается.
Закончив с умыванием, я вернулась в избу и с надеждой заглянула в чугунок, где еще вчера был наваристый куриный бульон. Пусто! Наверное, Яков брусничным вареньем мой супчик закусывал.
Тяжко живется без нормального хозяйства в деревне: каждый раз приходится покупать у соседей нехитрую снедь овощи, мясо, яйца, молоко, сыр, сметану. Благо, работа повитухи позволяла мне жить если не жирно, то сытно. Дети рождаются в любой год, даже в самый трудный! А когда не было родов, я помогала деревенскому люду всех возрастов справляться с их нехитрыми хворями.
Прожевав кусок чёрствого позавчерашнего хлеба вприкуску с подсохшим сыром, я в сотый раз пообещала себе, что заведу хотя бы несколько кур и козу. Потом. Когда все закончится.
Выходить из дому ужасно не хотелось: затопить бы сейчас печь да завалиться обратно спать! Но я понимала, что заснуть, не узнав правды, не смогу. Благо, дом старосты находился неподалеку, и до полной темноты еще можно было успеть его навестить. Приняв решение, я засуетилась, забегала. Пошарив на дальней полке, вытащила нож с удобной деревянной ручкой, что мне когда-то подарил один из смельчаков, вздумавших ухаживать за «ведьмой». Парас давно женился и уже подращивал пяток деток мал мала меньше, а вот нож остался со мной. Я редко его использовала уж больно он был острым. Но нынче может и пригодиться!
Перед тем, как отодвинуть тяжелый засов на двери, машинально перекрестилась. Именно в такие моменты понимаешь, зачем человеку нужен другой человек! Мне нравилось мое одинокое житье-бытье, но если бы я сейчас была в доме не одна, липкий ужас не поднимал бы волоски на моей шее.
Решившись, я грохнула засовом и тут же выставила вперед нож. Никого.
Над домами висел низкий месяц, снег отражал его серебристый свет, и дорога до дома старосты казалась не такой уж страшной. Окошки в его избе светились теплым светом значит, Добромир еще не спал. Надо идти.
Пожалуй, эти несколько минут стали самыми страшными в моей жизни: я неслась по сугробам, не чуя ног и вздрагивая от любого звука. На пороге дома старосты замерла на несколько секунд, давая себе отдышаться, а затем решительно забарабанила в дверь.
Явилась! староста открыл дверь почти мгновенно, будто только и ждал моего прихода. Тебя никак добудиться не могли!
У меня была бессонная ночь, буркнула я, нашли?
Добромир тяжело вздохнул и отступил в сторону, жестом приглашая меня войти в дом.
Изба старосты большая, добротная, теплая, была разделена на две половины. Одна из них предназначалась в том числе для приема посетителей, а вторая только для членов семьи. Печь, расположенная посередине избы, выходила на обе стороны, обогревая и ту, и другую половину. Я была в доме Добромира далеко не впервые, но каждый поражалась тому, в каком порядке содержится дом.
Евдокия и дети уже спать легли, зачем-то сообщил староста.
Толстые восковые свечи, успев оплавиться, горели неровно, и лицо мужчины в их неверном свете казалось резко постаревшим. Я внезапно увидела его будто в первый раз: высокий, еще вполне крепкий мужчина. На такого никто никогда не подумает. Твори, что хочешь Я тряхнула головой, мгновенно устыдившись своих мыслей.