Я уже встала, чтобы распрощаться с Пелагеей, но женщина отступать не собиралась:
Да это я так, по старой памяти! Марьяша, душа моя, месяц буду твой любимый хлеб печь, даже платы не возьму! Сынок мой старший еще и приносить сам его будет каждые три денька, чтобы ты ноженьки свои белые не трудила зазря!
А вот это уже было интересно.
Просто зайти и посмотреть на ребенка? уточнила я. И если с ним все в порядке, то уговор все равно в силе?
В силе! Но если ребенка подменили, то сначала требуется прогнать беса и вернуть нашего Петьку! упрямо свела брови Пелагея. Я тогда тебе к ржаному хлебу еще и булок сдобных добавлю.
Пораздумав пару мгновений, я кивнула:
По рукам. Прямо сейчас и схожу!
Как раз время обеда близится глядишь, Марфа меня еще и накормит в благодарность.
До дома дочери Пелагеи я шла в приподнятом настроении. Вот как здорово вышло! На целый месяц обеспечила себя бесплатным хлебом.
Снег падал на землю медленно-медленно, крупными белыми хлопьями, похожими на куриные перья. «Как в курятнике после нападения лисы» мелькнуло в голове. Нет, я ни на секунду не забывала о волколаке и его жертвах, но разве может человек постоянно жить в тревоге? Тем более, когда на улице визжат и смеются дети, во дворах под крепкое словцо колют дрова крепкие мужики, а бабки у церкви дружно заводят песню.
Ой, то не вечер, то не ве-е-ече-е-ер!
Марфа встретила меня на пороге, укачивая укутанного в одеяло орущего ребенка. Я даже не сразу узнала ту упитанную женщину, что еще месяц назад во время схваток вовсю трескала материны плюшки.
Сейчас на меня смотрела худая, измученная и смертельно уставшая женщина лишь тень прежней веселой Марфы. Она даже не спросила меня, зачем я пришла. Просто ушла в избу, оставив открытой дверь.
Я молча вошла в сени, аккуратно повесила шубку на крючок и наконец призналась самой себе: хлеб все-таки придется отрабатывать.
Глава 10. Подменыш
В доме было темно и мрачно из-за плотно задернутых занавесок. «Подменыши не любят света. Полумрак скрывает их истинный облик», всплыли в голове бабкины слова.
Можно открыть?
Не дожидаясь ответа, я направилась к окну, но Марфа остановила меня резким вскриком:
Не надо! Пуще прежнего заливаться начнет!
Я хмыкнула и все же дернула за полотна ткани, впуская в дом дневной свет.
Младенец, как и ожидалось, взревел раненым быком.
Показывай ребенка, велела я, а потом все же добавила, чтобы немного успокоить женщину, сначала просто посмотрю.
Марфа сделала пару неуверенных шагов в моем направлении, а затем внезапно крепко обняла запеленатого сына и зло выкрикнула:
Не покажу! Вдруг сглазишь, ведьма!
Да куда уж хуже! рассмеялась я, стараясь выглядеть спокойной, хотя внутри яростно звенели колокольчики тревоги. Но раз тебе нравится целыми днями слушать крики и плач, тогда, пожалуй, мне и правда здесь делать нечего. Помочь хотела, но раз ты и сама прекрасно справляешься
Я развернулась, делая вид, что ухожу. Измученная женщина рвано всхлипнула и сунула мне в руки активно извивающийся и басовито орущий сверток. Тут же в доме что-то стукнуло, грохнуло, будто ухватом по печи ударили. Но я не обратила на это никакого внимания. Вернее, сделала вид.
Так-то лучше. Ну-ка, посмотрим, кто здесь у нас
Откинув закрывающую личико пеленку, я остолбенела. Одно дело догадываться или знать, но совсем другое видеть своими глазами. Огромная голова подменыша болталась на обманчиво тонкой шейке, скрюченные пальчики с острыми как лезвия ноготками тут же больно вцепились в мою руку, а маленькие злые глазки смотрели отнюдь не детским взглядом.
Кто же у нас мамка? прошептала я, с затаенным страхом разглядывая страшилище. Скажи-ка, она ведь приглядывает за тобой?
Только понимание, что мамаша этого чудовища явно где-то рядом, наблюдает за нами, и, главное, обладает сейчас властью над настоящим ребенком, заставляло меня не показывать своих настоящих эмоций. Только от моих действий сейчас зависит, как закончится эта история. И если плохо
Я вздрогнула. С полок начали падать разложенные там вещи, стол заходил ходуном, а Марфа застыла, завороженно глядя на ребенка в моих руках.
Кто это? Где мой Петенька? вдруг заголосила она.
Наконец-то очухалась! Я положила подменыша в люльку и вытолкала хозяйку за порог.
Побудь здесь. Что бы ни случилось, в дом не заходи! велела я. А у самой аж поджилки трясутся!
Из рассказов бабки Прасковьи я примерно знала, как заставить мать подменыша кем бы она ни была поменять детей обратно, а вот как оно пойдет на деле На пороге пришлось торопливо перекреститься.
Вернувшись в избу, я первым делом встала посреди комнаты и уперла руки в бока. Подобную нечисть только нахрапом и наглостью можно взять! Слабость отродья дьявола не уважают.
Значит, так, мамаша, громко сказала в пустоту, я сейчас отсюда на несколько минут выйду, а когда вернусь, хочу увидеть в люльке не твое отродье поганое, а живого и здорового ребенка хозяев дома. Если этого не произойдет, твое дитятко сегодня же отправится в церковь на крещение. Родителей-то твой подменыш, может, и сумел обмануть, глаза им застил, а вот меня не получится.
В доказательство серьезности своих намерений я сорвала с шеи нательный крестик и накинула его на орущего уродца. Тот зашелся истошным визгом, будто металл жег ему кожу.
Даю ровно пять минут, вернув свой крестик обратно на положенное место, я покинула дом, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью.
Марфа сидела на завалинке с белым как снег лицом, и я мигом поняла: ей плохо, очень плохо. Как бы удар не хватил! Наверняка ведь голодала и не спала ночами, заботясь о капризном, вечно орущем подменыше.
Ушла всего на полчаса, к мамке сбегала, женщина подняла на меня совершенно больные глаза, после этой отлучки сынок и стал вести себя по-другому. Я ведь видела, что внешность меняется, но не верила, что это уже не мой Петенька
По бледному лицу градом покатились слезы, и я, поддавшись внезапному порыву, обняла плачущую женщину. Не знаю, кому из нас двоих это было нужнее: матери, потерявшей ребенка, или девушке, что никогда не знала материнской любви.
Выждав оговоренное время и оставив Марфу снаружи, я вошла в дом. И ахнула. Все вверх дном! Крынки с молоком и сметаной перевернуты, дрова рассыпаны по полу, постель разворочена, из подушки летит пух, свечи сломаны пополам, а занавески и вовсе сдернуты с окон и изорваны в бессильной злобе.
Но это все было неважно. Посреди жуткого бедлама в своей люльке лежал младенец. Грязный, худой одни глазищи на лице остались, но живой!
Я села на лавку и заплакала.
Глава 11. Полуночный крик
А дальше завертелось, закрутилось. Вся деревня сбежалась посмотреть на похищенного ребенка! Это ж какая невероятная история: подменыш у нас в Чаще! Где это видано, где это слыхано! Деревня бурлила и кипела, будто котел с забытой на печи похлебкой, и на время эта новость вытеснила из голов деревенского люда даже страшные события последних дней. Оно и понятно: история с хорошим концом, да еще и касающаяся ребенка, всегда сердцу ближе.
Забавно другое: каждый счел необходимым высказать счастливой матери свое важное мнение по поводу произошедшего. Каким-то чудесным образом выяснилось, что все-то всё знали, все-то догадывались! Бабы перебивали друг друга, отпихивая от люльки с младенцем: «А я заметила, что Марфутка сдала!», «Ейный ребенок так голосил, что мочи нет!», «Окрестить младенчика надо было раньше!». Так и хотелось крикнуть: если все знали, все видели, почему никто не помог?!
В общей толчее и суматохе я тихонько улизнула. Дальше без меня разберутся. Вымоют младенца, накормят, переоденут в чистое да спать уложат. Еще и колыбельную споют! Эх, мне бы кто спел
Я плелась домой в начинающихся сумерках уставшая, голодная, опустошенная. Вот тебе и пообедала! Скоро уже ужинать пора. А я только и мечтаю завалиться в постель и уснуть до самого утра. Что-то в последнее время у меня совсем день с ночью перепутались!
Дом, вопреки моим опасениям, еще не успел простыть. Я споро растопила печку, нарезала толстыми ломтями сыр, положила в миску творога с горкой, заварила медовые травы и уселась за стол то ли ужинать, то ли обедать, то ли все сразу.
Князь, о котором я во всей этой круговерти успела забыть, тут же прыгнул на лавку и принялся тереться о меня лбом, выпрашиваю еду. Хвост задрал, ластится, зараза!
Голодный, да? На-ка, поешь, я отложила из своей плошки в другую, поменьше, немного творога, и добавила назидательно. А вообще пора бы уже и мышей ловить!
Князь коротко мяукнул и принялся жадно есть. Я некоторое время наблюдала за тем, как ловко кот подбирает крупинки творога из миски, урча от удовольствия. Ох, горе мое луковое! Мало мне тягостей в жизни, еще и животину решила к своей непутевой жизни приобщить.
Сполоснув плошки после еды, я убрала снедь обратно в холодные сени, забралась на полати, где всегда спала и остолбенела!
Это что такое?!
Прямо на моей постели были разложены пять, а то и шесть дохлых мышей!
Князь прыгнул на одеяло, подвинул лапой одну из мышей поближе ко мне и взглянул вопросительно. Мол, будешь? Свежая, только поймана!
Ругать своего охотника я не стала, но «подарки» его собрала и выкинула за порог. Кот возмущенно мяукнул и, обиженно задрав хвост, удалился на лавку. Сидел там, отвернувшись, косил на меня желтым глазом.
А я, чертыхаясь, меняла постельное белье. Что-то, а спать на кровати после того, как на ней кое-кто устроил кладбище домашних мышей, мне не хотелось. Да и пора было, честно говоря. Наконец все было сделано, и я улеглась, ощущая ужасную усталость во всем теле. Уже засыпая, ощутила, как кот запрыгнул с лавки на полати и свернулся клубочком у меня под боком. Хорошо-о-о-о
Проснулась я еще раньше, чем обычно. Кряхтя и охая, будто столетняя старуха, сползла с полатей, вышла в сени, напилась там студеной водицы. Тихо-тихо, боясь разбудить пригревшегося Князя, раздвинула занавески и выглянула в окошко: темно, хоть глаз выколи! Серый зимний рассвет еще даже не начинал заниматься. Я с тоской глянула обратно на разобранную постель: сна ни в одном глазу, какой смысл ложиться?
А вот в доме не прибрано. Самое время это исправить, пока снова что-нибудь не случилось!
Я отчищала доски пола и размышляла: чего же все-таки добивается волколак, убивая девушек? Он их не ел, не насильничал, только разрывал горло и зачем-то раздевал. Куда, скажите на милость, волколак эту одежду девал? И зачем вообще ее забирал?
Столько вопросов и ни одного ответа.
Щетка двигалась туда-обратно: вжих-вжих, вжих-вжих. За окном прокукарекали первые петухи, пролаял сипло старый соседский пес, а затем закричала девушка.
Я застыла на мгновение, пытаясь понять: не послышалось ли? Хотелось сказать себе: да, примерещилось. Вот только далекий девичий крик раздался снова, и в этот раз был полон не только ужаса, но и боли.
Накинув шубку прямо на старое домашнее платье, в котором всегда прибиралась, я впрыгнула в валенки и выскочила на улицу. Потом опомнилась, вернулась в дом, схватила в одну руку припасенный нож, а в другую ухват. Так-то лучше!
На улице было тихо и безлюдно. Ни в одном доме не горели окна, никто не выбегал на улицу с вилами и факелами. Неужели никто, кроме меня, ничего не слышал? Черт побери, у нас по деревне спокойно разгуливает волколак, перед рассветом душераздирающе кричит девушка, а все продолжают мирно спать в своих постелях?!
Я вертела головой, безуспешно пытаясь понять, откуда же раздавался крик, когда мне на помощь внезапно пришел Князь. Черной стрелой он пролетел по затвердевшему за ночь насту и рванул в сторону ближайшей к нам околицы. Пара домов и конец деревни. Я бежала за котом, одновременно переживая, что не успею и что успею. Кто сказал, что мне не страшно? Да у меня поджилки трясутся! Один раз встретив волколака, вряд ли захочешь увидеться с ним снова. Но крик, этот полный ужаса и боли крик до сих пор стоял в моих ушах.
Мы выбежали за околицу, и там кот внезапно остановился. Вздыбил шерсть на загривке, зашипел. Огромная серая тень мелькнула около деревьев и скрылась в лесу.
А на снегу на снегу лежала девушка. Я рванулась к распластанному телу и упала на колени, ожидая увидеть перед собой бездыханное тело и устремленный в вечность мертвый взгляд.
Но то, что я увидело, заставило меня закричать.
Глава 12. Живой свидетель
Сюда! На помощь!
Я орала как оглашенная, хоть и понимала, что могу привлечь своим криком внимание не только деревенских, но и самого волколака. Не знаю, как далеко в лес он успел уйти и собирался ли вернуться к жертве, но присутствие мужиков с факелами должно его отпугнуть.
Девушка была жива. Ее грудь вздымалась, пальцы судорожно сжимались и разжимались. Наверняка бедняжка не помнит себя от боли! Глубокие раны, нанесенные острыми как лезвия когтями, пересекали обе щеки девушки, не доходя до глаз лишь самую малость. Кто это такая, я распознать не сумела все лицо жертвы заливала алая кровь.
Где еще болит?!
Я лихорадочно ощупывала весьма упитанное тело девушки, пытаясь понять, нет ли где еще ран. Хм-м-м, странно, а это что?..
Вот они! Скорее! зычный голос старосты я не перепутала бы ни с чем.
Облегчение накатило на меня горячей волной. Спасены! Теперь мы спасены!
Но, несмотря на радость, в душе заворочалась и глухая обида: где они были раньше, почему ничего не слышали? Жертва же тоже кричала! Я уж думала, что все жители Чащи разом оглохли.
Добромир подбежал к нам первым. Наклонился над искалеченной девушкой, осветив ее распластанную фигурку ярко горящим факелом, и внезапно остолбенел.
Весея?.. Весея!!!
Говорят, отцовское сердце всегда узнает свое дитя. Мужчина упал на колени возле старшей дочери, и я взглянула на раненую девушку новыми глазами. Ну, конечно! У кого еще могут быть такие яркие зеленые глаза?
Раны необходимо промыть и наложить повязки. Для этого нужно поскорее отнести ее домой, велела я враз растерявшимся мужикам, которые, скорее всего, впервые видели старосту в таком состоянии, и лучше, чтобы это сделал не ее отец, а кто-то из вас.
На Добромира у меня имелись другие планы. Волколака необходимо было остановить, пока люди не впали в панику. Третья жертва за неделю! Пусть и неудавшаяся.
Я понесу! тут же вызвался Тихомир. Крупный молчаливый парень, всегда казавшийся мне спокойным и рассудительным, сейчас был белым как мел.
Я окинула его полным сомнения взглядом:
Точно сможешь? Какой-то ты бледный.
Смогу! рявкнул тот уже более уверенно. Вот, совсем другое дело!
Удостоверившись, что Весею держат крепко и несут осторожно, я поймала за рукав старосту:
Добромир, погоди. Я займусь твоей дочкой. А вам нужно устроить облаву: я видела, как волколак ушел в лес. Есть надежда, что мы его спугнули, и он еще не успел вернуться в деревню в своем человеческом обличье.
Я видела, как сложно было мужчине собраться с мыслями и решиться оторваться душой от раненой дочери. Но прошло всего несколько мгновений и передо мной стоял уже не убитый горем отец, а человек, отвечающий за благополучие сотен своих людей.
Он повернулся к ошалевшим мужикам и начал давать четкие указания:
Делимся на три части, по числу главных улиц. В каждой компании выйдет по пять человек. Двое проверяют дома, остальные смотрят, кто куда заходит и откуда выходит. Все делаем быстро! Митька, Пашка, Мирон, вы бежите на другую сторону деревни и следите, не пробирается ли кто из леса с той стороны.