Привет, Тима, произнесла она, не поднимая на него взгляд. Поздравляю с обретением хозяйки.
что?
Меви подняла на него взгляд. Наверное, ей было под сорок, когда её превратили в ангела, но из-за выражения тёмных карих глаз она казалась на много тысячелетий старше. Мускулистая, крепкая, с заметными морщинками на лбу, в уголках губ и глаз. Она приблизилась, шумно втянула воздух рядом с Тиаматом и вновь по-доброму, мягко улыбнулась.
Хозяйка, Тима. Я чую на тебе её запах, её улыбка стала чуть светлее. Как хорошо, что ты теперь наш. Я боялась, что тебя пометят вампиры.
Тиамат скрежетнул зубами и потёр место укуса. Рану продолжало неприятно жечь, словно в неё вливали раскалённый свинец, пальцами парень чувствовал исходящий от двух маленьких точек жар.
Подробнее, Меви.
Тима-Тима, она вздохнула, ставя перед ним низкий бокал для виски, наполнила его, несмотря на отказ Тиамата. Разве старшие тебе этого не говорили?
Ближе к делу, Меви.
Как угодно, она пожала плечами. Ты теперь корм.
Тиамат подавился виски.
Ну-ну, улыбнулась Меви. Это не так плохо, как звучит.
Ага! Так же аппетитно, как и кошачья жратва.
У тебя особые привилегии. Ты, к примеру, имеешь право на хозяйку
Так-так?
А у неё полное право на тебя. Как в плане питания, так и ну, в более интимном. К тому же, мы тебя точно не укусим, Тима, и близко к тебе не подойдём, чтобы не искушаться, Меви наклонила голову и вновь принюхалась. Твоя хозяйка слишком сильна, чтобы отнимать у неё пищу.
Тиамат долго вглядывался в спокойное, задумчивое лицо Меви, звонко постукивая ногтем по бокалу. Значит, после того, как он едва не расстался с жизнью, его тело теперь принадлежало Гелиос? Корм. Тиамат фыркнул, подумав об этом, достал сигарету из пачки, прикурил. Меви услужливо поставила перед ним пепельницу. Он выдохнул дым сквозь зубы. Четыре года ни одна кровососущая тварь не могла даже поцарапать, но стоило восстать из мёртвых одной высокомерной суке
Тиамат чувствовал себя идиотом. Даже большим идиотом, чем был его отец, когда встретил мать.
Он зажал сигарету губами и крепче стиснул пустой бокал для виски.
Меви.
М-м-м?
Запиши на мой счёт.
Меви раскрыла было рот, чтобы задать вопрос, но не успела этого сделать. Тиамат поднял бокал, направив в руку жгучий поток гнева, и изо всех сил опустил его на стойку. Треск стекла. Осколок глубоко вонзился в кожу. Брызнула кровь. Тиамат зашипел от боли, но тут же его губы растянулись в улыбке. Ангелы зашевелились, привлечённые запахом его крови.
Ну? хмыкнул он, сжимая кулак. Пальцы не слушались, руку трясло. Кому я там принадлежу, Меви? Кто меня точно не укусит?
Его прошиб холодный пот, на губах застыла улыбка. Ангелы смотрели на капающую на пол кровь остекленевшими глазами, но подойти не решались. Тиамат хмыкнул, медленно потянувшись к кобуре.
Ах да Какой же он идиот.
Ангелы обступили его по дуге, медленно вдыхая, крепко, до хруста сжимая кулаки. Они дёргались, скалили клыки, дрожали, боролись с собой, не решаясь нападать. Раньше такого не происходило. Раньше Тиамат их провоцировал и убивал по приказу старших. Раньше.
Тима, выдохнула Меви. Пойдём. Я перевяжу руку.
Хрена с два, хмыкнул он, подняв в воздух раскрытую ладонь. Ну? Кто смелый? Свежий и вкусный демон, над которым ни одна стерва не имеет власти. И никакой он не корм, не так ли, зубастые?
Он прошёл вперёд, и ангелы расступились перед ним. Жар, идущий от их кожи был почти осязаемым, их желание было плотным и вязким, тягучим. И всё же, они ему не поддавались. Их страх и гнев Тиамат ощущал всем своим нутром, эти чувства точно электризовали кожу. Они боялись Гелиос, и бессилие перед ней приводило их в ярость. Последнее чувство Тиамат разделял. Он провёл языком по стекавшей с пальца крови, глядя на ангелов, провоцируя их, дразня. Кто-то шумно сглотнул, кто-то издал судорожный вздох, но ни один не сдвинулся с места.
М-м-м, продолжал он. Какая же тёплая кровь. Будь я ангелом, сам бы
Тима, Меви кусала костяшку пальца, с трудом контролируя инстинкты. Ты ранен. Пойдём.
Тиамат нахмурился и пустил в ангелов волну тяжёлого, опустошительного гнева. Чувство отозвалось в них, исказило лица гримасой ненависти, вызвало тяжесть в груди. Но больше ничего не произошло. Тиамат не имел власти там, где успела наследить своим влиянием Гелиос.
Меви, вздохнул он. Гелиос здесь?
Она д-должно быть, уже спит.
Тиамат скосил взгляд на окно. Солнце село, наступило время вампиров и ночной жатвы.
Раз я имею на неё право, веди меня к ней.
Н но
Веди. Меня. К ней.
Четвёртый день
Мир не менялся.
Менялась обстановка, общество, одежды и нравы, менялись способы выживания и условия для него, менялись законы и порядок. Но не менялась суть смертных существ. Существовало три вещи, которые всегда, сколько бы столетий ни минуло, довлели над их вниманием: смех, секс и смерть. И все три вещи в равной степени как вызывали любопытство, так и пугали, отталкивали. И Гелиос, что сейчас, что две тысячи лет назад, были близки эти чувства. Она насмехалась над всеми и с удовольствием раздавила бы любого, кто посмеет насмехаться над ней; она, как и прежде, чувствовала свою сексуальность и испытывала жгучее влечение; она убивала, чтобы выжить, и прекрасно знала, что однажды кто-то решит убить и её. Но, пока этого не произошло, Гелиос позволяла себе безрассудство. В конце концов, она слишком долго пробыла взаперти.
И слишком отчаянно в своём заточении молила о свете.
Поэтому все попытки схватить Гелиос, задержать её или ранить заканчивались убийствами, травмами, оживлёнными ею трупами. Вселять души некогда погибших ангелов в человеческие тела было оскорбительно, но её солдаты не имели привычки возражать. К тому же, с каждым глотком выпитой крови новые тела постепенно менялись, становились крепче, твёрже менее смертными. У некоторых воскрешённых раньше срока начали отрастать крылья. Это гадкий, больше похожий на длительную пытку процесс, но отменить его нельзя. В ангельском бессмертии есть свои недостатки. К примеру, каждые двести лет за спиной вырастает новая пара белоснежных крыльев, которые кто-то предпочитает срезать.
Крыльев у Гелиос было двенадцать. И их не срубить, сколько ни размахивай топором. Они были созданы из чистейшего света и появлялись по желанию хозяйки. Крылья не приходилось прятать под мешковатой одеждой и перевязывать ремнями, что было очевидным плюсом. Минус кто-то очень глазастый в древней Греции решил, что крылья Гелиос это карета.
Она поморщилась, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику. Молодые ангелы, вперившие в неё ожидающие взгляды, напряглись, заметив выражение её лица. Их раболепный ужас перед ней был закономерным, правильным, привычным. В конце концов, все они стали ангелами, вкусив кровь другого ангела. Гелиос же была такой с рождения. Так что ими она воспринималась, если не как божество, то как представитель высшей расы, что, впрочем, было чистейшей правдой.
Они не задавали вопросов, не возражали, не возмущались, лишь подчинялись Гелиос даже без её сверхъестественного влияния. Ангельское общество всегда было образцом совершенной субординации.
Перед креслом Гелиос, опустившись на одно колено и склонив голову, стоял восьмикрылый ангел, сильнейший в штате Флорида, уважаемый и любимый людьми. Лишь встретившись взглядом с Гелиос, он протянул ей своё оружие и смиренно поцеловал руку. Сейчас же именно он рассказывал ей, с какой политической обстановкой Гелиос придётся столкнуться.
Демоны строят подземные города по всему континенту, говорил восьмикрылый. Попасть в них можно через закрытые ветки метро. Их королеву зовут Дивена
Дивена далеко, ответила Гелиос. Кому принадлежат ближайшие подземные города?
Лорду Дагону и двум его сыновьям Абзу и Тиамату.
Гелиос прикусила нижнюю губу. Лордёныш оказался непозволительно, непростительно хорош. Настолько, что Гелиос потеряла голову, и простое запугивание и демонстрация силы едва не превратились в убийство. Она пила его кровь и не могла насытиться, пила, и с каждым глотком чувствовала усиливающийся голод. Ей хотелось ещё. Хотелось вновь прокусить эти вены, вдохнуть манящий запах, ощутить кожей жар его дыхания. И тот страх, которым он безуспешно пытался её заразить
До чего же это было потрясающе.
В какой-то момент Гелиос начала скучать, слушая монолог восьмикрылого ангела. Две тысячи лет назад никто не считался с мнением демонов, ведьм, магов всё было просто и понятно. Королём вампиров был Бетельгейзе, королевой Огма, и уничтожить их было идеей фикс Гелиос. Почему? Так велел Светлейший Отец, с этой целью он оставил её в живых и растил под своим опаляющим жаром крылом.
Гелиос вздохнула и поднялась с кресла. Щёлкнула пальцами. Ангел, до этого державший в руках её черный плащ, с превеликой осторожностью помог Гелиос надеть его и застегнуть. Восьмикрылый застыл, плотно сжав губы.
Вас не удовлетворил мой рассказ, претор?
В отличие от тебя, ответила Гелиос, я не привыкла считаться с каждой молью.
Но, он крепко стиснул зубы. Должно быть, его впервые за долгое время отчитывали. Это был ваш приказ, претор.
Я помню, что приказала, прогремела она. Выдать мне имена правителей континента. Ты распинался час. Где. Имя. Второго. Двенадцатикрылого?
Гелиос оскалила клыки, глядя на ангела сверху вниз. Он затрясся, пригибаясь ниже к полу, будто один её взгляд вбивал его в землю своей тяжестью. Гелиос сощурилась, бросила взгляд на других дневных кровососов, и они, боясь при ней лишний раз вздохнуть, вздрогнули и невольно попятились назад. Молодняк.
Мы считали, произнёс восьмикрылый. Следовало отдать ему должное, его голос не хрипел и не дрожал, когда он вновь заговорил. Вас единственной на континенте, претор. Мы склонили голову перед королём вампиров, чтобы он не смел вас тронуть и пальцем. Мы не знаем другого главы над нашим видом, претор.
Король вампиров. Гелиос хмыкнула. Прошли столетия, но она до сих пор прекрасно помнила тот прерывистый вздох, который издал Ангетенар, впервые увидев её. Вздох и стон, полный скорби и благоговения. Нет, Ангетенар бы не причинил ей вреда. Он был слишком одержим красотой, был слишком страстным, слишком пылким, несмотря на ледяную кожу и обманчивое спокойствие. Этот мужчина, скорее, стал бы её любовником, нежели убийцей. И Гелиос, несмотря на свою ненависть к вампирам, была не против видеть его рядом с собой.
Как жаль, что он уже мёртв. Как жаль, что убила его Гелиос.
Гелиос надвинула капюшон голову, запретив себе думать об Ангетенаре. Сейчас было важно другое. К примеру, почему ангелы не ощущают влияния второго двенадцатикрылого? Почему не признают его власти и всецело покоряются воле Гелиос? Он так слаб или так труслив? Гелиос же прекрасно чувствовала, что вторглась на чужую территорию, что здесь живёт некто могущественный и жестокий, способный противостоять ей. И это чувство, это давящее, инстинктивное ощущение не исчезнет, пока Гелиос не покинет Северную Америку или не лишит местного главу ангелов жизни. И, судя по тому, как к нему относятся его подданные, двенадцатикрылому здесь не место. Континент уже был под контролем Гелиос, осталось только закрепить свою власть пролитой кровью.
Гелиос вышла из здания, надвинув капюшон на глаза. Зимняя Луна сияла ярко, серебрила улицы своим мёртвым, бледным светом. Стоит этому сиянию попасть на кожу Гелиос, как она тут же покроется отвратительными, чёрными волдырями, которые люди называли холодовыми ожогами. И это было правильно. Ночью миром правили вампиры, и Гелиос было среди них не место.
Она села в автомобиль с затонированными стёклами. За рулём её дожидался молодой ангел, который всякий раз, как Гелиос обращалась к нему, задыхался от волнения. И Гелиос не могла утверждать точно, в чём была причина его реакции: в её титуле, в её силе или в её внешности. Должно быть, во всём сразу.
К ночному убежищу Гелиос приехала ближе к третьему часу ночи. Вообще, бессмертным не нужен был сон, и Гелиос вовсе планировала отказаться от него. Стоило ей сомкнуть глаза, и ничто, даже взрыв атомной бомбы, не могли разбудить её до восхода Солнца. В таком состоянии она была слишком уязвимой, слишком беспомощной и ей приходилось слишком сильно полагаться на других. Две тысячи лет назад её ночное убежище охраняли оборотни, фанатично верующие люди и прочие верные до зубовного скрежета твари. Сейчас же этим занимались падшие ангелы.
Гелиос смерила взглядом двух бледных, словно мел, ангелов. Холодная кожа, воспалённые из-за недавнего падения глаза, голодный взгляд, больной вид. И чёрные перьевые крылья, которые они не прятали под одеждой. К падшим ангелам всегда относились с пренебрежением, хотя они всего лишь старались обеспечить безопасность своего вида в ночное время суток. Как правило, они не жили долго. И, чтобы стать таким, нужно как следует напиться крови вампиров.
Увидев Гелиос, падшие подняли руки в воинском приветствии. Они были вооружены пистолетами, ножами и собственной злостью. Они открыли перед Гелиос тяжёлые деревянные двери и, стоило ей сделать шаг в свои покои, как её окликнули.
Госпожа претор!
Гелиос хотела не обращать внимания на окликнувшую её женщину, хотела хлопнуть дверьми и заставить незнакомку ждать до утра. Но Гелиос этого не сделала. Не сделала, потому что чуяла исходящий от женщины запах идеальной крови.
Что от меня нужно лордёнышу?
Впрочем, Гелиос не требовался ответ. Она чувствовала приятный запах роз, шоколада и крови Тиамата. Интересно, он специально капнул на лепестки цветов своей кровью или же где-то поранился? Какая досада. Будь он рядом, Гелиос бы даже его пожалела и ласково обняла.
Претор, женщина встала на одно колено. Гелиос так и не обернулась к ней. Тиамат Центаури, ваш корм, хотел с вами встретиться, но не дождался возвращения.
так хотел со мной встретиться, что вломился ко мне домой?
Ошибки быть не могло. Гелиос чувствовала запах демона в прихожей, в ванной, в спальне. Она скосила взгляд на женщину, и та застыла с изумлённым выражением лица. Ясно. Лордёныш не предупреждал её о своей любви проникать в чужие квартиры.
Претор, обратился к ней один из падших. Я пройду вперёд и проверю все комнаты.
Нет, Гелиос остановила его взмахом руки. Твоя работа охранять моё убежище снаружи. Один раз ты её уже провалил. Не оставляй меня разочарованной дважды.
Гелиос глубоко вздохнула. Что мог делать в квартире демон, пообещавший убить её? Конечно же, расставлять ловушки. Если же он этого не сделал, то его действительно следовало убить.
Претор, выдохнула женщина. Он просил передать вам
Выбрось.
Гелиос прошла дальше, и падшие неслышно закрыли двери. Наконец-то одна. Тишина. Покой. Никакой политики, никаких интриг, никакой борьбы за место под Солнцем. Лишь борьба с наглым малолетним засранцем, требовавшим внимания Гелиос и желавшим ей смерти.
Гелиос сняла плащ и небрежно бросила его на кресло, сняла туфли на высоком каблуке, медленно расстегнула пиджак и блузку. В какой-то момент ей захотелось, чтобы лордёныш оказался здесь, захотелось снова раздразнить его, заставить дрожать, увидеть, как неумело и неохотно он сопротивляется её напору. Впрочем, он бы попытался перехватить инициативу в свои руки. Такие мужчины, как он, крайне возбуждаются, стоит им сбить с головы корону, отшить их, пренебречь ими. Тиамату нужны азарт, борьба, вызов, без них он, всегда добивающийся желаемого, отупеет, разжиреет, превратится в вялое и хамоватое ничтожество.