Адам настойчиво подтолкнул меня к постели. Я сделала шаг вперед. И, не отрывая моего тела от своего, будто не желая и на секунду создавать между нами дистанцию, он положил меня на кровать. Длинные ворс пледа защекотал мою кожу. Я оказалась на животе, прикованная к постели весом его тела, ощущая, какой Адам на самом деле большой и тяжелый. И тогда единственный кусочек ткани, прикрывавший мою наготу, оказался на полу.
Всего на секунду Адам оторвался от меня, а когда прижался вновь, его горячая кожа, теперь нескрываемая свободной рубашкой и брюками, обожгла меня. Я чувствовала его мышцы, как они наливаются энергией, пытаясь удержать себя в рамках, и желала хоть раз ощутить их сполна. Рукой Адам провел по моей изгибающейся спине, добрался до шеи и сжал ее, сильнее, чем прежде, губами припал к виску, вдыхая аромат моих волос. И мягкий ворс пледа оказался между моими пальцами, когда мы с Адамом стали, наконец, одним целым.
21
С тех пор, как мы с Адамом съездили в супермаркет, прошла пара недель. Казалось бы, это так мало, но мое восприятие этого места сильно переменилось. Теперь лишь наш дом и небольшой, окружающий его район стали для меня оплотом безопасности и комфорта. И если раньше я думала, что буду для разнообразия выбираться в городок посидеть в кафе и сходить в книжный, то на деле стала редко выбираться лишь за продуктами, а если сделать это удавалось вместе с Адамом, то с облегчением выдыхала.
В повторяющихся изо дня в день ритуалах, в единственном неменяющемся виде из окна я старалась найти постоянство. А в этом постоянстве найти мир и покой. Но знание того, что где-то вдалеке кипит жизнь, без конца меняющаяся, неуловимо быстротечная, громкая и яркая, а я пропускаю ее, секунды утекают сквозь пальцы, и мне никогда не нагнать упущенного времени, сжимало стальной хваткой мое горло, пока я не начинала задыхаться. Я пыталась привыкнуть, осесть здесь, но не могла. Это было не в моей природе.
Я знала, что деревья за окном годами буду оставаться прежними несколько с раздваивающимися стволами, высокие сосны, низкие ели и никогда не изменятся, пройдет много лет, а они все еще будет заглядывать в этот дом, наблюдая за его обитателями. По вечерам, когда я выглядывала на улицу, там стояла зависшая в воздухе, давящая тишина. И меня не покидало ощущение, что на самом деле в соседних домах никто не живет и мы одни на отшибе цивилизации, а горящие окошки и силуэты в окнах лишь искусные декорации. Но Адам стоил этого. Адам стоил всего.
Все дни смешались в одну бесконечную кашу, прерываемую лишь объятиями Адама и долгожданными ужиными по вечерам за круглым столиком в нише темных окон.
Когда я выезжала в магазин без Адама, не переставала наряжаться. Сопротивлялась своему страху насколько могла, но не без уступок. Надевала более длинные, свободные платья, не такие милые туфли. Казалось, это не должно было быть важным, я бы могла отправиться в магазин хоть в домашней одежде. Но каждый раз, когда перед выходом я глядела в зеркало, мне хотелось плакать. И дело не в том, что мне не нравилось, как я выгляжу, каждый мой наряд оставался таким же прекрасным и очаровательным. Просто это было не то, что я хотела бы надеть, будто мир контролировал меня, наряжал, словно куклу, и прежде приятная ткань начинала до боли колоть изнутри мою кожу. Рукава становились слишком длинными, горловина душила, и я путалась в бесконечном подоле юбки.
Мне совсем не хотелось выходить из дома боже, как это было на меня не похоже! и в шкафу появилось множество новых нарядов. Домашних нарядов. Кружевное белье, шелковые халаты и костюмы, трикотажные костюмы, тонкие, нежные ткани, короткие шорты, сорочки, приоткрывающие ложбинку между грудей. Всегда укладка и легкий макияж. Ни за что я не хотела превратиться в девушку в растянутой футболке и с пучком на голове и каждый день перевоплощалась в привычную себя настолько, насколько могла сделать это дома. Так что каждый раз, приходя домой, Адам пожирал меня взглядом, и я ловила эти знаки внимания, будто они могли меня спасти.
Однажды Адам задержался на работе. Сильно. И неожиданно для самого себя. Ужин уже остыл. Я не стала есть без него. С поникшими плечами и стоящими в глазах слезами обиды не на Адама, мне просто было чертовски одиноко одной в этом большом кирпичном доме среди безмолвных деревьев я сидела за столом, на котором стояли тарелки, полные холодной пасты, и бездумно глядела в темноту леса. Адам зашел в дом тихо, как мышка, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. В руках у него была белоснежная охапка пионов. Растаяла ли я? В конечном итоге, он был не виноват. Он никогда не был виноват. И все же каждый раз приходил с цветами, если думал, что я расстроена.
Я поставила цветы в вазу, пасту в микроволновку, чтобы разогрелась. Адам стоял рядом, его взгляд скользнул по моему глубокому декольте. Он понял, что я заметила, виновато улыбнулся и заключил меня в медвежьи объятия.
Я так счастлив возвращаться домой, зная, что здесь меня ждет самая прекрасная девушка на свете, промурлыкал Адам мне на ухо, зарываясь лицом в мои волосы, уложенные и надушенные любимым парфюмом.
Адам был таким счастливым, но я стала в момент пустой. Я и правда стала девушкой, которая ждала его с работы.
22
Золотая осень была в самом разгаре, и редкие лиственные деревья превратились в яркие всполохи оранжево-алого пламени среди темной хвои, когда Адам предложил съездить на озеро неподалеку от нашего дома. По его словам, это было самое популярное место всех местных любителей свежего воздуха будто им не хватало леса за окном, и я сразу согласилась поехать. Так что, выспавшись утром, мы собрали корзину, полную еды, и переносной холодильник с газировкой и отправились к озеру. На мне был легкий атласный костюм с широкими брюками и рубашкой и топ с глубоким вырезом, мне нравилось, как Адам временами ныряет в мое декольте.
Я смотрела в окно машины и не могла наглядеться. Такой привычный темно-зеленый лес теперь пестрил золотыми, оранжевыми и алыми красками. Яркие пятна расплывались, когда мы летели по шоссе. Солнце, непривычно теплое для осени, заливало дорогу, и я жмурилась от слепящего света. У Адама был выходной, в прекрасном расположении духа он мурлыкал какую-то песню себе под нос, сжимая временами мою руку. Это был лучший день из всех, что я могла припомнить здесь за последнее время. На секунду даже показалось, что сегодня вечером я смогу написать новую страницу для своей книги.
В какой-то момент мы съехали с дороги, нырнули в сужающийся тоннель деревьев, сходившийся куполом над нашими головами, и покатили по ухабам и рытвинам из желтого песка. Впереди тоже ехала машина, эфемерная и нереальная за дребезжащей в воздухе поволокой.
Среди деревьев в свете скользящих сквозь ветви лучей солнечного света кружились пылинки, поднимаемые колесами машины. А на дороге она так поднималась, что казалось, будто в воздухе мерцает золотом густой туман. Мы ехали медленно и на несколько секунд словно оказались в другом, далеком месте, месте, где существует золотой туман.
Все вокруг сияло изнутри. Ветви склонившихся к нам деревьев, яркие листочки, заглядывающие в окна машины, улыбка Адама, сидящего рядом. Я сжала его руку, желая запомнить этот момент, запечатлеть в своей памяти, чтобы засыпая холодной зимой в нашей постели, видеть во снах его сияющую улыбку и золотой туман. Изо всех сил я ловила мимолетные детали, зная, что этот момент уже никогда в точности не повторится.
Машину оставим здесь. Голос Адама вдруг словно выдернул меня из сна. Мы остановились в паре сотен метров от озера. Сквозь деревья я видела проблески воды, отражающие яркий солнечный свет. Людей сегодня много. Лучше так, чем потом не знать, как развернуться.
Мы вышли из машины Адам один взял все, что мы собрали, доверил мне лишь легкий плед и побрели к озеру. Здесь пахло соснами. Не верилось, что воздух может быть еще чище и приятнее, чем в нашем, окруженном лесом районе, но здесь он был совсем иным. Мы действительно были будто в диком, нетронутом человеком уголке природы. Но доносящиеся с озера голоса и смех тут же разрушили эту упоительную иллюзию.
Нас встретило большое блестящее озеро, чуть подернувшееся рябью от слабого ветра, окруженное густым лесом, словно кольцом. Солнце отражалось в глади воды, бросая в глаза слепящие отсветы, и я прикрыла их рукой, но не могла перестать улыбаться. Хвойные и лиственные деревья обнимали озера своими раскинувшимися лапами, пестря красками. Лес дышал, сиял золотом в солнечном свете, отбрасывая блеклые тени. Здесь, по кромке воды, было меньше елей и сосен, и пышная, не сорванная осенними ветрами листва отражалась в озере яркими красками, словно художник переборщил на картине с желтым. Я вдохнула полной грудью, раскидывая на земле плед.
Я уселась, и Адам положил свою голову мне на бедра, зажмурил глаза и расплылся в счастливой улыбке. По небу лениво ползли причудливые облака, как огромный белый корабль. Я запустила пальцы в его густые кудри, еще чуть-чуть, и Адама замурлыкал бы, как кот. Я наслаждалась им, вглядывалась в каждую деталь его лица, в каждую морщинку, в каждую дрожащую ресничку, в линии волевого подбородка, в изгиб его нежно-розовых губ.
Все казалось таким эфемерным, сном наяву. Неужели это было реальностью? Моей реальностью? И вот снова это счастье, это упоение, граничащее со страхом все потерять. Каждый такой момент я старалась максимально вбирать в себя, запечатлять в памяти, чтобы никогда не утратить. Не важно, что могло случиться завтра или через год, или через десять лет, это воспоминание у меня никто не отнимет.
Ну ладно, выдохнул Адам и вдруг резко поднялся.
На секунду моя рука обездолено застыла в воздухе, перестав чувствовать пальцами его мягкие кудри. Сон разбился о реальность.
Давай есть, пока не остыло. Адам пододвинул к нам корзину со съестным, и мы принялись за еду. С самого утра я ничего не ела, чтобы развернуть трапезу на пикнике, и теперь накинулась на еду с непривычным аппетитом. Адам довольно глядел на меня, уминая цыпленка, вдруг остановился, поглядел на меня и весь измазанный соусом, с набитым ртом, воскликнул: Какая вкуснятина, Биби!
Я прожевала прежде чем ответить и продолжила есть уже спокойнее, смакуя каждый кусок.
Людей вокруг озера было множество. Сбоку от нас, всего в паре десятков метров расположилась семья может, когда-нибудь нам с Адамом тоже посчастливится стать такой семьей, с другой стороны рыбачил одинокий, тихий мужчина. И так по всей кромке воды взгляд натыкался на людей, радующихся последним теплым денькам. Впервые с тех пор, как приехала сюда, я видела столько людей одновременно. И общий шум, голоса и смех хотя бы на слух, когда я прикрывала глаза, возвращали меня в полный людей Чикаго. Как, оказывается, сильно можно скучать по месту! Я наслаждалась этим мгновением перед тем, как вернуться в наш тихий, практически безлюдный район.
День был приятный, такой, каким только можно представить хороший осенний день. Легкий ветерок щекотал лицо, пригревало теплое солнце, и лес вокруг озера дышал свежестью и хвоей. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и скоро гораздо быстрее, чем хотелось бы солнце начало клониться к закату. Яркое зарево отразилось в воде, рваные, будто сладкая вата, облака стали розовыми, а приближаясь к солнцу, сияли алым. В момент все стало таким ярким, что заслепило глаза, и как-то стихло. Я достала телефон, сделала пару снимков на память, и вдруг крохотная капля ударилась о мое лицо.
Мне кажется, или на меня капнуло? Я вытерла щеку.
На меня тоже. Адам разглядывал капли на своей руке. Обреченно улыбнувшись, он поднялся с пледа и начал собирать наши вещи. Пошли, пока не начался дождь.
На сегодня моя сказка окончательно была разрушена, лишь оставалось надеяться, что это не последние погожие дни. Но еще больше я желала, чтобы в следующем году мы также приехали вместе на это озера, а потом через год, и еще через год, и еще через город. Я бросила последний взгляд на озеро, подернувшееся рябью от поднявшегося ветра. Он вдруг неожиданно сильно устремился прямо на меня, и я увидела, как ярко-желтые листья начали облетать с деревьев. Если бы я могла сделать хоть что-то, чтобы продлить это время но я могла лишь провожать взглядом уходящие краски.
Пока мы шли до машины, дождь усилился. Мои ноги начали застревать в липкой грязи, но последние несколько метров мы бежали. Адам заливисто смеялся, прямо как мальчишка. Я знала, вспоминает один похожий случай, когда мы оба вымокли до нитки. Футболка на нем намокла, и сквозь светлую ткань просвечивал его торс. Адам побросал вещи в багажник, но, когда я добралась до машины и дернула ручку пассажирской двери, поняла, что двери он не открыл.
Адам, ты не начала я, закрываясь от дождя рукавом рубашки.
В секунду он пересек разделяющее нас расстояние и впился в мои губы жадным поцелуем. Сильные руки обхватили мою талию, приподняв над землей и сжав мое тело. Губы Адама спустились к моей шее, на коже я чувствовала его обжигающее дыхание и вся задрожала.
Вспомнил дождь тогда, промурлыкал Адам, улыбаясь, мне на ухо. В его объятиях было так тепло, что я могла бы стоять под дождем часами. В тот день мы тоже вымокли.
Я помню. Сердце у меня заходилось, и голос дрожал.
Глаза Адама сразу округлились от испуга, он тут же открыл для меня дверь автомобиля, так и не поняв, что трясло меня совсем не от холода. Почти сразу он оказался рядом, первым делом потрогал мои холодные руки, недовольно повел челюстью и резко развернулся к выезду. Адам не слушал, когда я сказала, что согрелась, и не выключил печку. А когда мы приехали домой, сам ринулся разбирать вещи. Мне было позволено лишь пойти в дом сварить кофе.
Я грела руки в горячей воде, глядя, как вода убегает в водосток, слушая шум кофемашины и изредко бьющегося о крышу, замирающего дождя. В зале вновь было темно, прямо как поздним вечером. Но мои глаза уже настолько хорошо видели в темноте, что я отлично ориентировалась на кухне. Я разлила горячий кофе по кружкам, украсила взбитыми сливками и поставила их на столик в нише. Надо мной не горела даже желтоватая лампа, и я отчетливо видела каждое темное деревце на заднем дворе, будто подглядывала за природной стихией.
Небо было еще светлым, голубым, и если бы не темные свинцовые, медленно плывущие тучи, зависшие над нами и бросающие на землю громадную тень, вечер казался бы весьма приятным. Высоко в небе, задернутая поволокой, повисла молочная, едва заметная луна. И ветви, в тени черные, будто вымазанные сажей, кровожадно тянулись к окнам.
Я распахнула широкие стеклянные двери террасы, поежилась от пробравшегося в дом холодного воздуха и выглянула на улицу. Меня все еще грела кружка горячего кофе в руках. Я стояла в дверном проеме, ни о чем не думая, глядя вдаль, сквозь высокие сосны, и даже не заметила, как Адам подошел и обнял меня сзади. Я прижалась к его твердой груди, вцепилась пальцами в обхватившую меня руку и закрыла глаза, слушая его дыхание. Слушая дыхание лесы и завывающего в верхушках сосен ветра. Они шептали мне что-то, но я слышала лишь как бьется у Адама сердце.
После только что прошедшего мелкого дождя пахло свежестью. Но давящая тишина предрекала это только затишье перед бурей.
Я оказалась права. В минуты небо потемнело, тучи будто спустились ниже к земле, и, как я и думала, вскоре прямо над нашим домом прогремел гром. Мы зашли в дом, плотно закрыли стеклянные двери, уселись за столик, но не стали включать свет. Адам уставился куда-то вверх, на потемневшее небо, я на него. Неужели на этой буре кончились здесь погожие дни? Я боялась, что горящие пламенем облака, будто высоко над ними пылало яркое зарево, осталось лишь моим воспоминанием.