Волчий отрок. Поцелованный тьмой - Лисай Анаис 4 стр.


 Так госпожа Эржебет и дала отпор султану,  заметил кто-то из толпы.

 До сих пор расплачиваемся,  буркнула под нос старуха Анна.

 Будь ты марежудом, всё было бы не так! Правда, мать?  Адриан засмеялся, громко и зло.  Мы бы все уже процветали.

Его смех подхватила толпа, и он превратился в нервный хохот, за которым селяне пытались скрыть страх от бед, навалившихся на них. В этом году снова подняли размер дани, и многие уже переживали, боясь, что не все перезимуют. Хоть Залесье и было на особом счету у девлетского султана, с каждым годом он всё увеличивал размер податей, затягивая сильнее петлю на их шеях. Как любил рассуждать Василе за рюмкой цуйки, скоро от жертвы госпожи Эржебет ничего не останется. Только вера в Босору. Стоило ли ей вообще продавать душу, чтобы двадцать лет хранить Залесье в покое?

Смех резко прекратился, Михей озирался, чтобы понять, что произошло. В этот момент его взгляд встретился с синими глазами незнакомки, которая до сих пор хранила молчание. Они напоминали глубокие горные холодные озёра, к которым Михей с братьями бегал в жаркое лето, чтобы охладиться и утолить жажду. Ему показалось, что в её глазах он видит неизвестный и загадочный, а потому и желанный мир. Он понял, что мог бы смотреть в них вечно. Михей сглотнул, так как незнакомка заметила его жадный взгляд. Она была не старше его, но в её глазах затаилась мудрость и печаль, будто она уже давно живёт эту жизнь. Михей увидел, что её шея была замотана серой тканью такой отмечали служительниц Босоры, босоркани. Такая же метка была на второй девушке. Но как это возможно? Если все босоркани это мудрые старухи, обезображенные временем, помогающие людям и восхвалявшие Босору. Михей бросил быстрый взгляд на другую, чтобы убедиться, что она тоже молода. Это было очень странно. Он нахмурился.

 Довольно,  сказала незнакомка, её голос был холоден, резок и властен, и сделала шаг вперёд. Михей смог разглядеть открытый вырез платья кожа была испещрена россыпью розоватых рубцов, которые сползали на грудь. Это явно были безобразные ожоги, но почему она их не прятала?  Это приказ марежуда Эржебет. Нечего обсуждать. Расходитесь. Приводите девчонок на рассвете. Их должно быть тринадцать.

 А если мы не подчинимся?  спросила старуха Анна.

 То вас постигнет та же участь, что и ваших соседей в Клушараде три года назад.  На лице незнакомки не дрогнул ни один мускул, как будто она произнесла какую-то банальность, а не предрекла гибель в огне их деревни.  Кира может рассказать про это. Она единственная выжила там.

Толпа уставилась на Киру и начала перешёптываться. Михей посмотрел на неё она усмехалась, на лице не было и тени грусти или боли. Как можно быть настолько бессердечной?

 Марчел, Кира, мы уходим.

Незнакомка подхватила подол чёрного платья и пошла сквозь толпу, которая сразу же расступилась перед ней, не желая и боясь преграждать ей путь. Мужчина, как верный пёс, поплёлся за ней. Он был явно старше, но подчинялся ей? Кира хмыкнула и пошла следом за ними. Солдаты стали разгонять толпу.

Все уже разошлись, а Михей как заворожённый смотрел туда, где скрылись посыльные госпожи Эржебет, не в силах оторвать взгляда. Прекрасные голубые глаза всё не шли из головы. Иния потянула его за рукав, вытаскивая из сладкого наваждения. Он мотнул головой и уставился на сестру и Тиранду обе побледнели и понуро глядели на него. Михей сглотнул обе девчонки были единственными дочерьми в их семьях. На сердце потяжелело.

 Отец заждался нас,  сказала Иния и строго посмотрела на него.  Наших вроде не было на площади. Нам придётся сообщить им новость.

 Придётся Вы как?

 Не задавай глупых вопросов,  сказала Тиранда.  Мне пора. Увидимся завтра,  её голос дрогнул, готовясь сорваться на плач. Она развернулась и быстро побежала в сторону дома.

Иния тяжело вздохнула и поплелась вперёд.

 Люпус, за мной,  подозвал Михей пса, который послушно ждал их.

Чутьё его не обмануло.


***

Дом встретил их необычной суматохой. Василе кричал на обе комнаты, то ли ругая, то ли подгоняя Думитру, а мать носилась от сундука к сундуку, собирая вещи. Михей и Иния зашли в большую комнату на скамье сидел Василе, изрядно покрасневший, а перед ним на столе стояли кувшин с цуйкой и рюмка. Его глаза блуждали, не находя предмета, чтобы зацепиться и остановиться. Стеклянный взгляд заставлял ждать подвоха. Ровно до того момента, пока он не увидел Михея. Губы расползлись в тошнотворной улыбке, обнажая желтоватые зубы.

 Явился не запылился. Где окаянная тебя носила?  спросил Василе и икнул; мать уже перестала делать попытки оторвать его от бутылки.

 Я был на выпасе,  сказал Михей, выходя вперёд и загораживая сестру.  Вы знаете, что на площади случилось?

 Вопросы тебе никто не разрешал задавать.  Василе ударил по столу, слишком сильно, капли цуйки расплескались на скатерть.  Садись и выпей с отцом.

 Так для этого вы звали меня? Выпить цуйки?  Михей сжал кулаки, подавляя гнев.  Там на площади

 Заткнись! Слова тебе, ублюдок, не давали. Ружа!

 Василе, да как можно сына родного ублюдком называть?  позади раздался голос матери.

Михей обернулся на него. Его мать была в сером изрядно заштопанном платье. Волосы она прятала под таким же серым, выцветшим от времени платком. Михей не раз слышал, что мать в молодости слыла первой красавицей Драгоста, но, глядя на эту замученную жизнью с иссохшей кожей и потускневшими волосами женщину, в это верилось с трудом. Ещё меньше верилось, что на неё мог засматриваться залесский жуд.

Михей бросил взгляд на внушительный узелок, который в руках держала его мать. Такой же она собирала в тот день, когда они провожали Лучиана в его новый дом. Неужели пришёл и его черёд перебраться из отчего дома? Ему было девятнадцать лет, это было бы неудивительно.

 Да действительно!  Василе усмехнулся и осушил рюмку с цуйкой.  Ублю он запнулся, заметив строгий взгляд жены.  Эй, садись уже.

 У нас есть новости,  выпалил Михей, обращаясь к матери.

 Да кому они нужны?  продолжил Василе.  У меня тоже есть новость: ты больше с нами не живёшь. Пора как Георге жить своим домом

 Госпожа Эржебет прислала людей, чтобы забрать по одной дочери из каждой семьи,  не обращая внимания на Василе, сказал он.

 Что?  Мать замерла, а узелок выпал из рук.  Но Иния

 Да что ты так испугалась? Что он сказал?  Василе наполнил ещё одну рюмку и залпом осушил её.

 Ты не услышал? Да как же Иния.  Мать притянула к себе дочь и крепко обняла.

 Да объясните уже!  Он икнул.

 Инию госпожа заберёт,  повторил Михей.

 Как заберёт? Нашу Инию? Но как? Зачем? Ведьма Василе выпил ещё одну рюмку.  Давно её надо было на костре сжечь.

 Побойся Босоры!  запричитала мать под нос.

Все замолчали. Мать крепче сжала Инию, непрерывно гладя её по спине, Василе хлебнул из горла бутылки, наплевав на остатки достоинства. Воображение Михея рисовало, как Иния отправляется в замок Верчице, вырубленный в горе. Там её отведут в самый тёмный подвал, привяжут к дыбе и денно и нощно будут пускать кровь, чтобы госпожа Эржебет омывалась в ней. Или она бы впивалась в горло Инии, чтобы испить её? Михей поёжился картина предстала перед ним пугающей, но было в ней и что-то притягательное. Он покачал головой всё это просто враки. Госпожа не для этого собирает детей. Наверное

 Нельзя, чтобы баба во главе была,  бубнил под нос Василе.  Вот нельзя

 Может, что-то можно сделать?  сквозь слёзы спросила мать.

 Ты в своём уме? Забыла, что в Клушараде случилось?

Михей горько усмехнулся. Резню в Клушараде, которая закончилась пожаром, уничтожившим всю деревню, нельзя было забыть. Каждый раз, когда Михей вместе с Василе ехал в город, они проезжали безжизненное пепелище. В этом месте умерла природа: всё было серым и безмолвным, звери и птицы обходили его стороной. Клушарад был проклят. Такой участи не пожелаешь родной деревне. Но разве нельзя ничего сделать? Михей тяжело вздохнул и сжал кулаки. Иния уткнулась в грудь матери и рыдала. Он ненавидел, когда его сестрёнка плакала. Он не даст её в обиду. Он попытается её спасти. Это его долг.

 Я пойду вместо Инии,  твёрдо сказал Михей.

Родители бросили на него вопросительные взгляды: мать побледнела, а Василе разразился заливистым смехом.

 Ты-то?  заговорил Василе.  На кой ты нужен госпоже?

 Волчья участь

 Не смей! Ты хоть представляешь, чем это может мне грозить?  Он поднялся и облокотился на стол.

 Но так мы спасём Инию! Лучше, что ли, просто отдать её, ничего не делая?

 Да кто сказал, что тебе вообще поверят?

 Меня госпожа при рождении отметила.  Михей показал ленту.  Не зря же она подарила мне ленту,  упрямо продолжил он, желая заполнить звенящую тишину.  Я пойду в трактир и скажу, что я волчий отрок. Пусть меня заберут вместо Инии.

 А если они не захотят тебя слушать? Что будешь делать, умник?  Василе не скрывал презрения к сыну.  Что тогда?

 Тогда отдадим Инию,  Михей усмехнулся,  но я хотя бы пытался что-то сделать

 Хочешь сказать,  Василе попытался выйти из-за стола, но качнулся, потерял равновесие и бухнулся на лавку,  что я ничего не делаю для семьи? Ах, ты выродок поганый. Растил тебя на свою голову, и эта вся благодарность? Вот так ты с отцом разговариваешь Выпороть бы тебя, ублюдок

 Василе!  вмешалась мать.  Не смей так с Михеем

 А то что? В амбар отправишь спать?  Василе поднялся, медленно, держась за стол.  Я лучше сам пойду, Ружа. Не ожидала?  Он усмехнулся.  И пусть весь честной народ знает, что женился на ведьме похуже госпожи.  Он вылез из-за стола.  Хотя все и так это знают.

 Побойся Босоры!

 Босоры! Побойся Босоры,  повторил ей в тон Василе.  Конечно, тебя только и интересует твоя ненаглядная богиня. Только и знаешь, что ей молиться, да на мужа жаловаться. А сама что? Не похожа на верную хранительницу очага. Не думала, что с тобой Босора сотворит на смертном одре?  Василе сплюнул смачно на пол.  Делайте что хотите, а я в амбар. Раз вы мне смерти желаете.

Он схватил бутылку с цуйкой и направился к выходу. В проходе врезался в Михея плечом, со всей силы. Не удостоив его взглядом, Василе вышел, шатаясь, но с гордо поднятой головой.

Мать тяжело вздохнула и стала растирать виски.

 Попробуй, Михей,  сказала она.  А мы подождём тебя.

 Я могу рассказать про волчью участь и предсказание?

 Если это поможет.  Мать спрятала лицо в ладони, Иния обняла её.

Михей кивнул. Это должно помочь. Он резко развернулся, стараясь сохранить остатки решимости, которые таяли на глазах, как снег на тёплом весеннем солнце. Ни матери, ни Инии не нужно видеть, что он боится. Но если подумать, то это то, о чём он всегда мечтал. Разве не так? Он же ждал случая, когда сможет вновь встретиться с госпожой, как было обещано. Михей поплёлся в сторону трактира, веря, что делает всё правильно.

***

Когда Михей зашёл в трактир, то ему в нос ударил запах жареной телятины и баранины, приправленных чесноком, тимьяном и душистым перцем. Видимо, Богдан жарил мититеи. Михей сразу представил себе нежный вкус тающих во рту колбасок, смачно сдобренных приправами за такое можно и душу продать.

Он сглотнул слюни, которыми наполнился рот от запаха, и огляделся. Трактир «Затмение», как и всё в Драгосте, был поглощён полумраком. Богдан нещадно жался, поэтому расставлял свечи очень редко, больше для вида, а не освещения. Длинные столы в трактире располагались в три ряда. Лучшие места были по углам, где завсегдатаи проводили вечера, играя в румми игру, появившуюся благодаря запрету на карточные игры от девлетского султана. Игра была простой набери фишки, да выкладывай ряды и комбинации из чисел четырёх мастей: чаш, пентаклей, мечей и жезлов и не забудь использовать двух шутов. Числа и масти были выбиты на деревяшках, что обходило запрет на использование карт. Побеждал тот, кто первым избавлялся от фишек. Михей всегда проигрывал, поэтому не любил эту игру и не понимал, почему люди так с ней носятся. В дальнем углу собралась толпа игроков, которая наперебой спорила и горланила, поглощая пиво и жирные свиные колбаски. В животе предательски заурчало.

 Какими судьбами, Михей?  спросил Богдан, появившийся из ниоткуда. В обеих руках было по кружке с пивом.

Богдану было тридцать лет, пятнадцать из которых он владел трактиром «Затмение». Его отец скончался от болезни, унёсшей несколько десятков селян, потому он возглавил семейное дело рано. У него были тёмные каштановые волосы, немного вьющиеся, которые придавали ему вид барда или трубадура, и яркие голубые глаза. Поговаривали, что Богдан в бытность молодым разбил не одно девичье сердце. Сейчас же он был предан своей жене Магде, неприметной простушке-пухляшке. Михей до сих пор не понимал, как такой, как Богдан, мог жениться на Магде, но задать этот вопрос он не решался. Поговаривали, что Магда обратилась к босоркани, чтобы приворожить его.

 Я ищу Михей замялся, подбирая слова.  Где босоркани, что собирают девочек для госпожи Эржебет?

 Босоркани?  Богдан нахмурился, дунул на волнистую прядь, упавшую на лоб, стараясь убрать её с глаз.

 Я хочу поговорить с босоркани

 Вот как.  Богдан усмехнулся.  Значит, хочешь. Ну, поговоришь с ними и что?

 Я Инию спасти хочу

 Да кто не хочет спасти своих родных, но есть порядки, которые нельзя нарушать. Госпожа Эржебет заботится о нас

 Отнимая детей?  Михей не в силах был сдерживаться.

 Таков порядок Ты же не хочешь, чтобы с нами случилось то же, что в Клушараде?  Богдан зло ухмыльнулся.  Иди к босоркани, они на втором этаже, первая дверь. Но не дай Босора, что ты беду на нас накличешь. Я сам тебя придушу. Уяснил?

Богдан поднял руки вверх, и из кружек полилось пиво на пол. Выругавшись, он пошёл к стойке, чтобы заново наполнить их. Проклятия, летевшие в сторону Михея, не прекращались. Богдан был не похож на себя, всегда приветливый, сейчас в его глазах искрились молнии. Михей проследил за ним и увидел Магду, держащуюся за выступающий живот. Ни дать, ни взять скоро разродится. Михей прикусил губу и пошёл на второй этаж, обещая себе и Богдану, что не напортачит.

Каждый его шаг отдавался характерным скрипом, рассекающим гомон голосов. Мрак лестницы резко нарушился ярким ослепляющим светом, льющимся из комнаты, в которую он шёл. Михей прикрыл лицо руками и несколько раз моргнул, прежде чем привык к освещению. Он подошёл к открытой двери и постучал по ней.

Босоркани, чьё имя он так и не узнал, сидела на полу и что-то читала, Марчел ходил из стороны в сторону, меряя шагами комнату, а Кира сидела на подоконнике, весело мотая ногами и напевая под нос. Для единственной выжившей из Клушарада она была слишком беспечной. Марчел, увидев его в дверном проёме, остановился.

 Что тебе нужно?  спросил он, внимательно глядя на Михея.

 Я хотел поговорить с босоркани. С госпожой,  запинаясь и смотря в пол, сказал он.

 С босоркани? А ты уверен, что она хочет говорить с тобой?  Он впился в него зелёными глазами; казалось, от его взгляда можно умереть.

 Я Михей начал пятиться, Марчел наступал на него, протягивая к нему руки. Михей бы не удивился, если бы он решил отвесить ему пощёчину или схватить за грудки.

Босоркани подняла голову и заговорила:

 Марчел!  Мужчина остановился.  Пусть говорит, я послушаю. Здесь всё равно дикая скука.

 Но, хозяйка

 Марчел,  с нажимом сказала она, глядя на него.

Он подчинился и ушёл вглубь комнаты, позволяя Михею войти. Кира хмыкнула и соскочила с подоконника, подойдя к босоркани.

 Ну, и о чём ты хотел поговорить?  спросила она, внимательно смотря на него.

Она опустила голову набок, что придало её лицу толику беззаботности, что очень ей шла. Так она переставала походить на ледяную статую. Михей сглотнул и заговорил:

 Милосердная госпожа, заберите меня вместо сестры.

 На девчонку ты ничуть не похож,  сказала Кира, усмехаясь; её зелёные глаза прожигали его.

 Нет,  сглотнув, сказал Михей.  Но

 Ну, тогда зачем ты госпоже Эржебет?  босоркани скрестила руки в замок.  Что ты ей можешь предложить?

Назад Дальше